Я тебе объявляю войну, девочка! - Яна Лари

— К утру, чтоб собрала вещи. Я пришлю водителя, переезжаешь ко мне, — пропускаю мимо ушей ее лепет.

Достаю из кармана второй телефон, тот, что принадлежит мне, а не Славе. Проверяю почту.

Из-под кровати раздается глухой стук. Хоть бы шишку себе не набила, припадочная.

— Зачем к тебе?

— Мне сюда ехать далеко, а свободного времени не то чтобы мало. Его вообще нет, — отстраненно разжевываю очевидное, вполглаза просматривая ворох писем и приглашений.

— Но… То есть… Я же не одна живу… — бормочет Света невнятно, потирая лоб.

— Не вижу проблемы.

— На мне несовершеннолетний ребенок… Два! — вспоминает, видимо, про впавшего в детство папашу.

— Опять отмазки? — усмехаюсь, отмечая важные, а в моем случае выгодные, мероприятия. Сосредоточиться сейчас не получится, но хоть немного отвлекает от ноющей тяжести в паху.

Света резко поднимается с кровати и останавливается в шаге от меня, дыша сердито, как кошка, которой наступили на хвост.

— Да нет, Вадим… Просто это… ни в какие ворота. Я думала, мы друг друга поняли! — переходит она на гневное шипение. — Даже если отец в пьяном угаре не спалит квартиру, а Соня вдруг станет ответственной и взрослой, я не променяю родных мне людей на сомнительное удовольствие видеть каждый день твою надменную рожу. Я не собираюсь с тобой связываться. И тем более рожать тебе ораву таких же придурочных детей.

— Твою родню можно временно поселить у меня. У меня достаточно квадратных метров, чтобы пересекаться с ними лишь по семейным праздникам. Придется, конечно, поработать над общим поведением. Не люблю в доме пьяниц и бабские истерики.

— Да послушай же. Я не об этом!

Света переводит дыхание, потерявшись в собственных доводах и провальных аргументах.

На то и расчет: она на мое предложение не согласится, но поймет, что путей к отступлению нет. Все равно будет делать как велено. И не морочить мне голову.

На черта эта мышиная возня с каким-то спасанием меня, попытками завоевать расположение? Я от нее без ума. Ей от меня сносит крышу. Зачем себя истязать, если все и так очевидно?

— Я все решил, — не даю ей рта раскрыть. — Ты пока можешь повыкаблучиваться. Но тоже сильно не затягивай. Страшнее первого секса с тобой ничего не случится.

— Это дико, Вадим! То, как ты себя ведешь. А как же любовь?

— В воскресенье мэрия устраивает благотворительный бал, — Застегиваю верхние пуговицы на рубашке, игнорируя давно закрытый для меня вопрос. — К чему я веду… Поедешь со мной. Мне нужна спутница.

— Я не могу.

— Почему?

— Да хотя бы потому, что ты опозоришься. И снова будешь винить меня.

— О твоей интрижке с моим братом в широких кругах ничего не известно. Я лично позаботился. Внешность, фигура у тебя в полном ажуре. Так в чем проблема? — Стреляю по ней сердитым взглядом. При виде болтающейся на хрупком теле футболки, ситуация несколько проясняется. — Ясно. Тебе не о чем волноваться. Новую одежду в качестве компенсации за вонючие тряпки пришлю в обед курьером.

Света ошеломленно ловит ртом воздух.

Чего еще ей, бляха, надо? Мозги мне обуглить?!

— О новой блузке я думаю в последнюю очередь. Для меня, в принципе, дико — припереться на какой-то пафосный бал. Тем более в качестве твоей пары.

— Привыкай. Послезавтра я буду немного занят. В восемь тридцать пришлю за тобой машину. Будь готова, — отрезаю категорично.

Лет десять не выяснял отношений с женщинами. Череп хоть сейчас готов взорваться.

— Я могу отказаться?

— Нет, — осекаю жестко попытку взбунтоваться. С девчонками торговаться нельзя, иначе задолбают придирками. — Если вопросов больше нет, я пойду.

— Телефон забери…

Кивает на единственный источник света, забытый на подушке.

— Отдашь ему сама, — начинаю злиться. — И в твоих интересах, Светлячок, чтобы Слава раз и навсегда думать про тебя забыл. Выполни это условие и получишь к ногам весь мир.

Последняя часть фразы заставляет ее скривиться.

Что ж. Перебесится. Привыкнет.

Глава 26

Иду за Светой по тесному коридорчику к кухне, ориентируясь на полосу света из-за двери. Свеча за столом почти догорела.

Лицом в тарелке сладко спит мой будущий тесть — эксперт в электропроводке и бог коротких замыканий. В отличие от своих вредных дочерей, у мужика лишь один недостаток. Чтобы быть счастливым, ему надо выпивать не реже одного раза в день по двести грамм. А лучше два раза.

Нарколог назовет это «алкоголизм». Василий — стимуляцией трудовой деятельности. Мне, честно говоря, похрен. Каждый сам решает, как себя убивать, но к его несчастью, страсть к бутылке стала мне поперек дороги. Придется бедолаге жертвовать производительностью.

В прихожей долго ищу свою обувь, то и дело спотыкаясь о снующий под ногами бестолковый клубок шерсти.

— Сашка, фу! — пытается отогнать щенка Света.

Еще какое «фу»! Запах стоит как из выгребной ямы.

Подсвечиваю пол телефоном. Обуви здесь немного, и только моя раскидана как попало по разным углам. Я не аккуратист, но люблю порядок. Не мог я так неряшливо разуться…

Туфля на вес тяжелее обычного. С подозрением направляю свет внутрь. И поднять бы брови еще выше, да лоб закончился.

В моей пожеванной туфле зловонной кучей навален собачий внутренний мир.

Занавес.

— А ну-ка, иди ко мне, блоха мелкая, — рычу, впиваясь взглядом в тявкающего засранца.

Где в нем столько уместилось-то? Как будто специально неделю копил.

Проучить бы тебя с-с-с… Саня!

Лохматый диверсант доволен. В глазах Светы он находит злорадное понимание. В моих — обещание отправиться в далекий космос. А нельзя…

Ладно, пусть живет пока, отношения у нас с его хозяйкой и без того не ладятся. Откладываю план небесной экспедиции на позже.

Поверх носков от Гуччи обуваю дешевые резиновые сланцы.

До чего ты докатился, Злобин?

— Увидимся, — бросаю мрачно, давящейся смехом Светке.

Она не теряется и раскрывает передо мной пустой пакет.

— А подарки ты кому оставил? Это все твое, забирай.

Спускаюсь на первый этаж на одном дыхании. Во мне кипит столько гнева, что энергии хватит домчать пешком. Хорошо, что время позднее, по дороге к машине меньше встречу любопытных глаз.

Хотя нет. С лавочки во дворе со мной здороваются две особы неопределенного возраста и местожительства.

Один мужик крупный, размером с медведя. Второй худой, как весенний грач. От обоих разит не хуже, чем из моего пакета.

— Мужик, дай огонька, — хрипло обращается ко мне синемордый, потерявший человеческий облик тяжеловес. У самого за пазухой торчит завернутая в газету бутылка.

— И сигаретку, — гаркает грач, щуря на меня живописный фингал под левым глазом.

Моя брезгливость не располагает к