Мэри Джейн - Джессика Аня Блау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мир! – крикнул он.
Секунд на пять в машине воцарилась тишина, а потом мы все расхохотались, как ненормальные. Я так смеялась, что по моему лицу потекли слезы. Шеба верещала и улюлюкала от смеха, и даже Джимми утирал с глаз самые настоящие слезы.
– Мини? Так ее звали? Миссис Мини?! – еще немного посмеялся он.
– Мини Джонс, – поправила я. – Мини – имя, а не фамилия.
– Господи, как можно было назвать ребенка Мини? – хохотнула Шеба.
«Как можно было назвать ребенка Шебой?» – подумала я.
Мы въехали в мой квартал.
– Вон тот дом, – сказала я. – С черными ставнями и оконными ящиками.
Шеба остановила машину у дома Райли, чуть-чуть не доезжая до моего. Это показалось мне разумным, поскольку моя мама, как и Мини, наверняка вышла бы посмотреть, в чем дело, если бы заметила припаркованную перед домом машину. Райли большую часть лета проводили в загородном доме на берегу Чесапикского залива, так что точно не должны были застать нас врасплох.
– Твою налево, Мэри Джейн. Чертовски красивый дом. – Джимми вытянул шею и высунул голову из окна.
– Как с картинки, – согласилась Шеба.
– Так ты у нас из богатой семьи?
Я никогда не задумывалась о том, богаты мы или нет. Все, с кем я общалась, жили примерно на одном уровне, хотя, конечно, я знала о том, что есть люди, которым меньше повезло в жизни. Но прямо «богаты»? Богатыми хотелось называть людей, которые носили вечерние платья с блестками, курили сигареты из алебастровых мундштуков и разъезжали в лимузинах, которыми управляли шоферы в черных фуражках. Я считала, что Шеба и Джимми богаты. Разве не все киноактрисы и рок-звезды были богаты?
– Я не знаю. Мой папа – юрист. Мы не ездим в шикарные отпуска. Я никогда не была на Гавайях.
– Ты работаешь на Коунов из интереса или ради денег? – спросила Шеба.
– Мне нравится у них работать. Но изначально я согласилась, потому что мои лучшие подруги уехали в летний лагерь, а я не хотела ехать с ними, и не хотела торчать целыми днями дома, помогая маме по хозяйству. И в загородный клуб я тоже не люблю ходить.
– Почему ты не хотела ехать в лагерь? – спросил Джимми. – Я бы много отдал, чтобы провести целое лето в лагере.
– Я ездила однажды, и мне не понравилось. Там было слишком много людей, и все постоянно галдели, я даже книгу не могла спокойно почитать. Единственное, что мне понравилось, это песни вокруг костра.
– Милая, милая Мэри Джейн, – пробормотала Шеба.
– А почему вы не ездили в лагерь? – спросила я Джимми.
– Мы были очень бедны. Жили в нищете. – Джимми покачал головой и улыбнулся. – Я никогда даже не пересекался с ребятами, которые ездили в летний лагерь. Каждое лето я проводил, катаясь на шинной камере по водопропускной трубе – даже не по реке, блин, а по гребаной дождевой трубе, которая шла через весь город. После сильного дождя вода становилась черной, и мусор плавал в ней, как кубики льда в стакане с колой. Но было чертовски весело. Мы воровали сигареты у родителей. Катались по этой трубе. Искали девчонок, которые разрешили бы нам потискать себя за грудь. Обычная жизнь.
Мой сексуально зависимый мозг трижды повторил слова «потискать за грудь» в быстрой последовательности.
– Я не могла ездить в лагерь, потому что была знаменита, – сказала Шеба. – Но думаю, мне бы понравилось.
– Почему ты не захотела остаться дома и помогать матери? – спросил Джимми.
– Ну… – Я пожала плечами. Я в жизни не говорила дурного слова о своей матери.
– Вряд ли твоя мама курит травку, – пошутил Джимми.
– У меня очень патриотичная семья, – сказала я, как будто это автоматически исключало курение марихуаны. – Мы любим нашего президента.
Джимми и Шеба посмотрели на меня с ласковыми улыбками на лицах.
– Скоро мы тебя от этого отучим. – Шеба наклонилась ко мне и чмокнула в щеку. – Спокойной ночи, куколка.
– Вам тоже. – Я коснулась ладонью щеки, чувствуя тепло в месте ее поцелуя, когда Джимми наклонился и поцеловал меня в другую щеку.
– Спокойной ночи, милая Мэри Джейн, – сказал он.
– Спокойной, – еле дыша, ответила я.
Я вышла из машины, захлопнула дверцу и направилась к дому. Шеба и Джимми провожали меня взглядами через лобовое стекло. Я оборачивалась, махала им рукой и шла дальше. Оборачивалась, махала и снова шла дальше, пока, наконец, не зашла домой.
Мама была именно там, где я и ожидала ее увидеть.
– Тебя привез доктор Коун? Я не слышала шума машины.
Как раз в этот момент универсал доктора Коуна промчался мимо наших окон. В темноте разглядеть лица Шебы и Джимми было невозможно.
– Вот он проехал, – сказала я.
– Как твой мясной рулет?
– Думаю, все было идеально.
Мама положила вышивку к себе на колени и посмотрела на меня с улыбкой.
– Мне очень радостно это слышать.
– Тогда, может, я и дальше буду готовить ужины по твоему меню? – Мама так кропотливо планировала наши семейные ужины, что ей наверняка было бы приятно, если бы ее старания оценил и кто-то за пределом нашего тесного семейного круга.
– Отличная идея. Ты не знаешь, есть ли у миссис Коун какие-то особые требования к диете? Из-за болезни?
– Э-э… Нет, не знаю.
– Я все-таки думаю, что это рак. Особенно учитывая, что никто ничего не знает. Я пыталась выведать подробности у нескольких женщин сегодня в клубе. Люди очень скрытны, когда дело касается рака. Никто не хочет, чтобы соседи знали об их личных тяготах.
– Да. Я понимаю. – Я задумалась, с какими тяготами, о которых я раньше и не подозревала, сталкивались наши соседи.
– Они молились перед ужином?
– Да, – соврала я. Третья ложь. Я собьюсь со счета, если и дальше будет так продолжаться.
– На иврите?
– Нет. На английском.
– Хм. – Моя мать одобрительно кивнула. – Молодцы.
6
Мини Джонс стояла на крыльце, держа в руках «ангельский бисквит» на стеклянном блюде. Она не постучала. Мы с Иззи открыли дверь, выходя на нашу ежедневную прогулку до «Эддис», и увидели ее застывшей на пороге с неестественно широкой улыбкой, растянутой по лицу, как на рисунке карикатуриста.
– Привет, Мини! – поздоровалась Иззи.
– Привет! – сказала Мини.
– Здравствуйте. – Я покраснела. – Извините, что побеспокоили вас тогда и припарковались перед вашим домом.
Был четверг, и я не видела Мини с вечера понедельника, когда Шеба
