Прогулка среди могил - Блок Лоуренс

В середине дня мне позвонил Джим Фейбер, чтобы отменить наш обычный воскресный обед. У его жены умерла двоюродная сестра, и им надо было ехать туда.

— Мы можем встретиться где-нибудь сейчас за чашкой кофе, — сказал он. — Правда, погода очень уж скверная.

Вместо этого мы минут десять разговаривали по телефону. Я сказал, что меня немного беспокоит Питер Кхари, — похоже, он может снова сорваться либо на выпивке, либо на наркотиках.

— Он так говорил о героине, — сказал я, — что мне даже самому захотелось.

— Знаю, это у них бывает, — подтвердил Джим. — Говорят с таким задумчивым видом, словно старик вспоминает ушедшую молодость. Но ты ведь знаешь, что удержать его не сможешь.

— Знаю.

— Ты не стал его наставником?

— Нет, но у него вообще нет наставника. А вчера вечером он говорил со мной так, как будто я его наставник.

— Хорошо, что он не попросил тебя официально стать его наставником. Ты уже связан делами с его братом, а стало быть, и с ним.

— Я об этом думал.

— Но даже если бы он и попросил, это не значит, что ты за него отвечаешь. Знаешь, что главное для хорошего наставника? Не пить самому.

— По-моему, я уже где-то это слышал.

— От меня, должно быть. Но удержать от выпивки никого нельзя. Вот, например, я твой наставник. Я тебя удерживаю от выпивки?

— Нет, — ответил я. — Я не пью несмотря на это.

— Несмотря или назло мне?

— Может быть, и то и другое.

— А что там вообще происходит с Питером? Он что, жалеет самого себя, потому что не может напиться или уколоться?

— Нанюхаться.

— Что?

— Он ни разу не кололся. Ну, в основном дело в этом. И еще он злится на Господа Бога.

— Подумаешь, кто на него не злится?

— Он не понимает, как Господь Бог мог допустить, чтобы все это случилось с таким прекрасным человеком, как его невестка.

— Господь Бог вечно устраивает какое-нибудь паскудство вроде этого.

— Знаю.

— И, возможно, у него есть на то свои резоны. Может, она понадобилась Иисусу, чтобы стать солнечным лучиком. Помнишь эту песенку?

— По-моему, никогда не слыхал.

— Ну, надеюсь, что от меня ты ее не услышишь, потому что я ее могу петь, только когда напьюсь. Как ты думаешь, он ее трахал?

— Кто кого трахал?

— Питер свою невестку.

— Господи! — сказал я. — Мне такое и в голову не приходило. У тебя какие-то грязные мысли, ты это знаешь?

— Просто с такими людьми приходится иметь дело.

— Наверное. Нет, вряд ли. Я думаю, ему просто грустно, и он хочет напиться и понюхать зелья, и я надеюсь, что он этого не сделает. Вот и все.

Я позвонил Элейн и сказал ей, что свободен и могу с ней пообедать, но она уже договорилась со своей подругой Моникой — та зайдет к ней в гости. Они решили заказать обед в китайском ресторане с доставкой на дом, и я тоже могу прийти, тогда они закажут еще больше разных блюд. Но я сказал «пас».

— Боишься, что целый вечер придется слушать девичью болтовню, — сказала она. — И ты, наверное, прав.

Когда я смотрел «60 минут», позвонил Мик Баллу, и мы проговорили минут десять или двенадцать из этих 60. Я рассказал ему, что уже взял было билет в Ирландию, но пришлось все отменить. Он пожалел, что я не прилечу, но был рад, что для меня нашлось какое-то дело.

Я рассказал ему кое-что о том, чем занимаюсь, но не говорил, на кого работаю. Он не любит торговцев наркотиками и несколько раз пополнял свою кассу, вламываясь к ним в дома и отбирая наличные.

Он спросил меня про погоду, и я сказал, что весь день идет дождь. Он сообщил мне, что в Ирландии всегда идет дождь и он уже с трудом вспоминает, как выглядит солнце. Да, и вот что еще. Слышал ли я — доказано, что Господь Бог был ирландцем?

— Разве?

— Конечно, — сказал он. — Ты только посмотри. До двадцати девяти лет жил с родителями. В последнюю ночь своей жизни отправился пьянствовать с приятелями. Думал, что его мать девушка, а сама она, невинная душа, думала, что он — Бог.

Неделя понемногу началась. Я не покладая рук занимался делом Кхари, если его можно так назвать. Мне удалось узнать, как звали одного из полицейских, которые расследовали убийство Лейлы Альварес. Это была та студентка Бруклинского колледжа, которую нашли на Гринвудском кладбище, и дело находилось в ведении не 72-го участка, а бруклинской бригады по расследованию убийств. Вел его некий детектив Джон Келли, но застать его я никак не мог, а оставлять свою фамилию и телефон не хотел.

С Элейн я виделся в понедельник. К ее большому разочарованию, телефон у нее вовсе не разрывался от звонков жертв изнасилования. Я сказал ей, что, возможно, никто и не позвонит, что так бывает, что надо закидывать множество удочек, и иногда приходится долго дожидаться, пока клюнет. К тому же еще рано, сказал я. Вряд ли те люди, с кем она говорила, станут звонить кому-нибудь в выходные.

— Выходные уже кончились, — возразила она. Я сказал, что, если они и начали звонить, какое-то время уйдет на то, чтобы разыскать этих жертв, а тем может понадобиться день-два, чтобы решиться ей позвонить.

— Или не позвонить, — сказала она.

Еще больше она расстроилась, когда прошел вторник, а ни одного звонка так и не было. Но позвонив ей в среду вечером, я застал ее в большом волнении. Одна новость была хорошая: ей звонили три женщины. Другая была плохая: все эти звонки, видимо, не имели никакого отношения к тем людям, кто убил Франсину Кхари.

Одну женщину человек, напавший на нее, подстерег в подъезде многоквартирного дома, где она жила. Он изнасиловал ее и отнял сумочку. Другая позволила подвезти себя домой из школы какому-то парню, кого она приняла за ученика той же школы; он пригрозил ей ножом и велел пересесть на заднее сиденье, но ей удалось удрать.

— Он был сопливый мальчишка, и он был один, — сказала Элейн. — Мало вероятно, что это тот, кого мы ищем. А третий звонок был про изнасилование во время свидания. Или катанья на машине, не знаю, как это у вас называется. По ее словам, они с подругой подцепили этих двух парней в баре на Саннисайд и поехали кататься с ними на машине. Ее подругу укачало, и им пришлось остановить машину, чтобы та могла выйти и поблевать. А потом они уехали, а подругу бросили там. Можешь себе представить?

— Ну, это было не слишком учтиво, — сказал я. — Но я бы не стал называть это изнасилованием.

— Все шутишь. В общем, они еще какое-то время покатались, а потом приехали к ней домой и захотели заняться с ней сексом. Она сказала, что ничего не выйдет, за кого они ее принимают и так далее, а потом согласилась дать одному из них — тому, кто ей больше нравился, а другой чтобы ждал в гостиной. Только он ждать не стал, а вошел, когда они этим занимались, и смотрел, что отнюдь не охладило его пыла, как ты мог бы подумать.

— Ну и что?

— Ну и потом он начал говорить — пожалуйста, ну пожалуйста, а она сказала — нет, нет, но в конце концов отсосала ему, потому что иначе отделаться от него не могла.

— И все это она тебе рассказала?

— В более пристойных выражениях, но так оно и было. А потом почистила зубы и вызвала полицию.

— И подала заявление об изнасиловании?

— Ну, пожалуй, так это и надо называть. Началось-то с «пожалуйста, ну пожалуйста», а кончилось — «возьми в рот, не то я тебе все зубы выбью», поэтому я бы сказала, что это самое настоящее изнасилование.

— Ну разумеется, если до такого дошло.

— Но непохоже, чтобы это были наши люди.

— Нет, ничуть.

— Я записала их телефоны на случай, если ты захочешь с ними поговорить, и сказала, что мы позвоним, если продюсер решит делать фильм, потому что пока весь этот проект некоторым образом под вопросом. Правильно я сделала?

— Безусловно.

— В общем, ничего полезного я не узнала, но хорошо, что было целых три звонка, правда? И завтра, может, позвонят еще.

В четверг был еще один звонок, и поначалу он казался довольно многообещающим. Женщину лет тридцати с небольшим, аспирантку университета святого Иоанна, похитили под угрозой ножа трое мужчин, когда она отпирала свою машину, стоявшую на автостоянке около университета. Они сели к ней в машину и поехали в Каннингем-парк, а там имели с ней сношение в рот и во влагалище и при этом угрожали ей одним или несколькими ножами и обещали изувечить по-всякому, и в самом деле порезали ей руку, хотя, возможно, и нечаянно. Потом бросили ее там и удрали на ее же машине, которую до сих пор не нашли, хотя прошло уже почти семь месяцев.