Ангел с железными крыльями - Виктор Тюрин

— Я… Ради бога, извините меня! Не подумала! Просто этот страшный дом меня пугает до дрожи.

— Без нужды мы не задержимся здесь ни одной лишней минуты. Обещаю вам.

Пройдя на кухню, оббежал глазами все вокруг и уже собрался выйти, как вдруг резко обернулся. На лавке, стоявшей вдоль стены, лежал пиджак.

"Блин! Точно, старый бандюган был только в одной жилетке! Как я сразу не сообразил!".

Резко развернувшись, я подошел и взял пиджак. Обшарил его карманы, выкладывая их содержимое на лавку. Бумажник и… ключ. Некоторое время я изучал содержимое бумажника. Там были только деньги, около четырехсот рублей. Рассовав все это по карманам, подошел к окну. За стеклом было настолько темно, что можно было только увидеть расплывчатую черноту забора, окружавшего дом.

— Вы не знаете, куда нас привезли?

Девушка только покачала головой. Я достал из кармана часы. Щелкнул крышкой. Было половина десятого вечера. Спрятав часы, подошел к входной двери, осторожно открыл ее и стал вглядываться в темень.

"Кто-то должен быть еще. Или он на извозчике приехал?".

Порыв сырого ветра заставил меня запахнуть пиджак. Спустившись с крыльца, я уже подходил к полуоткрытым воротам, как увидел стоящую бричку. Кучер, в свою очередь, услышав шаги, повернул голову в мою сторону. Стоило нам встретиться глазами, как он замер, а затем стал быстро — быстро креститься, повторяя одни и те же слова: — Сгинь нечистая сила, сгинь нечистая сила…

Только сейчас до меня дошло, что это тот самый экипаж, на котором нас сюда привезли. Я кинулся к нему, но кучер, выйдя из ступора, хлестнул кнутом лошадь и экипаж растворился в темноте. Еще с минуту был слышен цокот копыт, после чего наступила тишина. Кто-то вздохнул. Я резко повернулся. За моей спиной стояла девушка.

— Придется пройтись пешком. Вы как?

— Со мной все хорошо, но только, ради бога, давайте уйдем отсюда.

Не успели пройти и ста метров, как ее начала бить крупная дрожь.

— Накиньте мой пиджак.

Она резко затрясла головой и сделала шаг в сторону.

"Что это с ней?".

Только теперь стало заметно, как она старается держаться от меня, как можно дальше. Судя по всему, это была реакция на "гладиаторские бои" в подвале.

— Сейчас мы поедем в гостиницу, в которой сейчас проживаю. Она, конечно, не хоромы вашего дядюшки, но вполне сносная. Поживете там пару дней.

— Зачем это?! Я могу снять номер в приличной гостинице!

— Как хотите, но если вас продолжат искать, то будут искать именно в таких местах. Впрочем, это ваше дело. Вы девушка самостоятельная…

— Еще раз извините меня, Сергей Александрович. Сказала, не подумав. Вы правы.

— Закрыли вопрос. Так вы, оказывается, были замужем?

— Вы этого не знали?

— Нет. Да и зачем мне подобными вещами интересоваться? Мне вполне хватало знать, что на свете существует красивая девушка по имени Маша.

— Странно. Так вы не знали о том, что я очень богата?

— Нет.

— Значит, там, на балу…

Она замолчала. Какое-то время я ждал продолжения, но когда понял, что его не будет, продолжил разговор сам.

— Я вообще странный человек, поэтому не сильно обращайте внимание на мои… выкрутасы.

Какое-то время мы шли и молчали, как вдруг она сказала:

— Вы били их так, чтобы убить. Без страха и сожаления.

Нет, она не ждала ответа, так как даже не посмотрела на меня, чтобы понять, как я отреагирую на ее слова. Просто сказала, глядя перед собой и ее слова, прозвучали словно приговор.

"Благородного рыцаря из меня не получилось. Придется переучиваться на маньяка — убийцу".

Так мы и шли, молча и не глядя друг на друга, пока прямо на нас из-за угла не выехал свободный экипаж.

— Куда прикажете ехать, барин?!

— Мария Владимировна, скажите адрес вашего дядюшки, — наткнувшись на ее недоуменный взгляд, пояснил. — Успокоим профессора, а вы заодно возьмете необходимые вам вещи.

Мне подумалось, что знакомая обстановка ослабит ее напряжение, но этого так и не случилось. Во время короткого разговора с дядюшкой она говорила невпопад, затем судорожно металась по комнатам, собирая вещи. Антон Павлович, когда увидел мою разбитую голову, позвонил своему приятелю врачу, и тот согласился принять необычного пациента в неурочное время, поэтому из-за всех задержек мы приехали в гостиницу только около часа ночи. Я заказал чай. В номере у меня были сушки и вишневое варенье, баночкой которого меня одарила жена отца Елизария. Сели за стол. По неподвижному и бледному лицу Марии Владимировны чувствовалось, что та до сих пор находиться в шоке.

— Пейте чай, а то остынет.

— А… Да. Спасибо. Пью.

— Может, вы ляжете, Мария Владимировна? И время уже позднее.

— Нет. Нет! Не хочу оставаться одна. Бедный дядюшка! У него даже голос дрожал, когда он со мной разговаривал. Вы сказали ему, чтобы он сообщил в полицию про тот страшный дом?

— Да. Думаю, завтра утром полиция разберется, кому он принадлежит.

— Знаете, мне давно хотелось съездить за границу, но все никак не могла решиться. Да вот несчастье помогло. Теперь поеду… — при этом она попыталась улыбнуться, но лучше бы она это не делала. Уголки рта дрогнули, и она зарыдала навзрыд. Я просто смотрел на ее вздрагивающие плечи, на сбившиеся волосы, на лицо, спрятанное в ладонях, но делать ничего не стал. Какой смысл утешать человека, которому ты неприятен.

— Мария Владимировна, успокойтесь. Все закончилось. Поедете за границу, получите много новых и ярких впечатлений, после чего сегодняшний кошмар забудется как дурной сон.

Спустя какое-то время рыдания прекратились и перешли во всхлипывания, потом она убрала ладони и, глядя куда-то в сторону, стала вытирать влажные глаза платком. Встала, подошла к зеркалу, горестно вздохнула, поправила волосы, потом воротник платья. Потом вернулась. Села за стол.

— Вы сказали: забудется. Нет. Это на всю жизнь, Сергей Александрович. Как шрам, только не на лице, а в душе. Я даже подумать не могла, что нечто подобное со мной может произойти! — хотя ее голос подрагивал, но следов истерики в нем не было. Она подняла на меня глаза. — Я ведь вас толком даже не поблагодарила. Большое вам спасибо!

— Не за что, Мария Владимировна!

— Знаете, вот вы сейчас сидите и с аппетитом чай пьете, а ведь недавно вы… Скажите мне правду: вы же не собирались их щадить?!

— Или я их, или они — меня.

— Да! Я понимаю, вы не такой, как они! Вы убивали во имя спасения. Вы спасли мне жизнь! Я это ценю и очень вам благодарна! Знаете, тогда в парке вы встали на защиту моей чести, а сейчас рисковали, чтобы спасти меня… А я…

— Можете не продолжать, Мария Владимировна. Мне все понятно. Я вам нравился, вы мне нравитесь, но между нами ничего не может быть. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Я все правильно изложил?

— Да… Но вы как-то это резко… сказали. Наверно, обижаетесь на меня? Извините, ради бога! Вы спасли меня, а я… Извините! Я просто не знаю, что говорю!

— Все будет хорошо. Вы, главное, успокойтесь.

Какое-то время мы сидели, молча, затем чтобы разрядить напряженную, давящую на нас обоих атмосферу, я спросил: — Не знаете, о какой карте тот тип говорил?

— Не знаю. Да и завещания никакого не было. Когда его домой принесли, он два дня пролежал, а потом умер. Как сейчас его вижу на кровати. Лицо бледное, губы синие, не дышит, а хрипит. И библию свою в руках держит.

— Богомольный был?

— Какое там! Да и библия была из дешевых. Затертая такая книжка, с желтыми страницами.

Какое-то время я прокручивал в голове полученную информацию, пока не выстроил в голове цепочку происшедших событий, связавших наши судьбы с Крупининой.

"Артиста готовили в мужья Крупининой для того, чтобы тот без помех занялся поисками карты. Но зачем такая сложная комбинация? Заслать воров в дом, чтобы те все перерыли. Или устроить налет на квартиру профессора. Гм. Карта. Клад, что ли? Зарытые сокровища? Все одно непонятно".

Больше у нас разговоров на эту тему не было, а если и общались, то чисто по деловым вопросам. Только перебросились несколькими фразами перед самым ее отъездом. Сначала она долго наедине о чем-то говорила с Антоном Павловичем, потом подошла ко мне и долго смотрела мне в лицо, после чего, наконец, сказала: — Странно сошлись наши пути — дорожки и так же разошлись. Даст бог, увидимся, Сергей Александрович.

— Не грустите. Все образуется.

— Я всячески надеюсь, что мир сойдет в мою душу, — она помолчала. — Знаете,… после тех событий… в доме… Тогда в моем сознании вы словно слились с моим покойным мужем. В свое время его холодная жестокость сводила меня с ума. И мне показалось, что вы чем-то схожи. Но это не так! Вы не такой! Тогда я проявила черную неблагодарность по отношению к вам! И я хочу извиниться за свое…

— Не надо лишних слов. Я все понял.

Какое-то время она смотрела на меня, а глаза были грустные — грустные.