Москва криминальная - Борис Борисович Солдатенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я еще не успеваю переварить всю свалившуюся на меня информацию, как наш «жигуленок» тормозит возле старенькой пятиэтажной «хрущобы». Несмотря на мелкий моросящий дождик, на лавочке возле подъезда сидят два алкаша лет пятидесяти. Оторвавшись от своего «ужина», они провожают нас долгим взглядом. Когда я последним вхожу в подъезд, слышу их разговор.
— К Нинке поперлись, трахаться, — объясняет своему очень пьяному другу старший из них. — Каждый день мужики к ней шляются. Бабки классные зарабатывает.
— Да дочерью она торгует, — уверяет его второй. — Сам видел, как она заставляла Машку минет делать какому-то мужику прямо на лестничной площадке…
Что там еще творится в квартире, уже понять несложно. За сотрудниками милиции поднимаюсь на третий этаж. Слева вторая дверь. Замок выбит уже давно, это видно по тому, что дверь ныне закрывается только на щеколду. Сейчас дверь открыта, и на лестничной клетке стоят два каких-то пьяных мужика неопределенного возраста — ни двадцать, ни сорок. Они пьют «Карелию» прямо из горлышка, делясь впечатлениями о проведенных часах с матерью и дочерью.
Наш опрятный внешний вид вызывает у них возмущение.
— Это наши бабы, — один из них с бутылкой в руке подходит к капитану, — если б… сейчас не уберетесь, то попишу как щенков. Мне таких, как вы, козлов на пику сажать не впервой. Пшли отсюда на х…
Он еще не успевает договорить, как капитан четким ударом сразу же отправляет алкаша в нокдаун и уже лежащего, вместе с обалдевшим собутыльником, приковывает наручниками к железным перилам лестницы.
В кармане лейтенанта оживает рация. Через десять минут здесь будет подкрепление. В автобус пойдут все: и хозяева притона, и их гости. В ближайшем отделении разберемся, кто есть кто.
В небольшой двухкомнатной квартире накурено. Дым стелется по коридору. Одна из комнат, видимо спальня, закрыта. Здесь, в коридоре, слышен лишь сдавленный стон и скрип кровати. Ясно, что именно там ведется прием всех желающих. В небольшом коридорчике возле ванной комнаты, прямо на полу, спит один из желающих получить «клубничку».
Несильный удар плечом, и мы в комнате. Она небольшая. Не более десяти метров. Из мебели — небольшой телевизор «Рекорд», видимо еще советских времен, весь потрескавшийся ранее полированный трехстворчатый шкаф, с вырванными с корнем дверцами да диван с посеревшим от грязи бельем.
Грузный мужчина, около сорока лет, тяжело сопит на молоденькой девочке на этом лежаке. Услышав шум открывающейся двери, он поворачивает голову и смотрит сейчас на нас с явным безразличием в пьяных стеклянных глазах. Осознание происходящего приходит, когда оперативники поднимают его с кровати и бросают на пол. Он грязно ругается и пытается встать.
— Тебе что, кобелю, взрослых баб мало? — Лейтенант бросает ему в лицо штаны и рубашку. — Придется тебе, мудаку, объяснить, что тебе лучше было бы родиться импотентом.
В дальнем углу кровати, натянув до подбородка одеяло, сидит девушка. Пухленькое лицо, короткие русые волосы, зеленые глаза. В этих глазах стоит страх. Не исчезает он и тогда, когда мои друзья показывают служебные удостоверения.
— А что теперь нам с мамой будет? — От девушки сильно несет спиртным, и, вполне возможно, только наш приход помог ей протрезветь. — Мы не виноваты. Просто хочется кушать и платить за квартиру…
На кухне более оживленно. Седая, неопрятная, толстая женщина, которую все зовут Нинкой, пьет за столом с какими-то мужчинами. На вид хозяйке не меньше шестидесяти. Но я уже знаю, что ей всего 39. И шестнадцатилетняя дочь Маша, та самая, из комнаты, не единственная, да и не старшая.
Как уже нам рассказали, вторая дочь — двадцатичетырехлетняя Марина — с матерью не общается уже давно. Да и о каких семейных взаимоотношениях может идти речь, если Нина Ивановна пыталась заставить Марину, тоже несовершеннолетнюю, спать с ее сожителями. Говорила, что только так заработают на кусок хлеба. После второй такой ночи девочка сбежала из дома. Скиталась по подвалам, попала в приемник-распределитель, но, узнав, что ее собираются возвратить домой, вновь сбежала. Жила в Подмосковье, работала на ферме. А как только исполнилось восемнадцать, сразу же выскочила замуж и мать из памяти вычеркнула. Раз и навсегда.
В пятиметровой кухне практически нет никакой мебели. Ржавая жестяная мойка, кишащая тараканами, газовая плита да небольшой деревянный стол. Из алкоголя — две бутылки «Столичной», четыре «Монастырской избы», бутылок пять пива. С закуской напряженнее — банка болгарского овощного салата, засохший кусок колбасного сыра да граммов сто вареной колбасы.
Наше появление вовсе не смущает теплую компанию. Естественно, что у покупающего услугу нет при себе никаких документов.
— Да не трахаться я сюда зашел, — объясняет офицерам один из гостей, — трубы горят со вчерашнего дня. Вот и захотелось немного этот пожар загасить. А Нинка баба что надо. Всегда и водка и закуска.
— В отделении все эти сказки расскажешь, — прерывает его речь лейтенант. — А сейчас руки за спину и на лестничную клетку. Там тебе наши «экскурсоводы» из ОМОНа предложат автобусную поездку по ночной столице. Если перед законом чист, то поедешь после вытрезвителя дальше. Понял?
Наше дальнейшее знакомство с любителями «клубнички» продолжилось чуть позже в камере временного задержания. Пока здесь на каждого составлялся рапорт, я получил возможность выяснить чуть больше про этих мужчин. Как и предполагали сотрудники милиции, практически все они, казалось бы, из нормальных семей.
К примеру, тот самый, из спальни, Николай Н. Он имеет высшее образование, окончил физмат, работает в фирме, жена и двое детей.
Как объяснил, за «любовью» пришел сюда после пьянки на работе. Уже возле метро кто-то из мужиков в небольшой кафешке на улице за рюмкой водки посоветовал испытать двойное удовольствие: за бутылку водки, немного закуски и сто «деревянных» попробовать в постели и мать и дочь. А чтобы не ограбили, он взял с собой своего друга Сергея, своего заместителя, но тот от обильной дозы спиртного как-то сразу сник и уснул в коридоре. Так что Николаю пришлось «отрабатывать», как говорится, за себя и за друга. А что девочке всего шестнадцать, он и не разглядел в темноте. А уж в постели было не до этого.
Еще двое
