Последний патрон Чехова - Руслан де Хан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё это время ты сдерживал Смерть, а я даже не подозревал… но теперь я готов.
Полымя алой маны гневно срывало даже сизую браню, обжигая кожу пунцовым лизуном протуберанца, но, словно ожидая этих слов, брат перевёл взгляд на Хэ и впервые улыбнувшись, с облегчением унял безумство кутерьмы.
— Надеюсь, ты меня простишь…
Под стоны связанной Хэ, мои зрачки полыхнули в тот же миг, как брат незримо кивнул и закрыл глаза, а в мою душу ворвалась вся неистовая сила черной маны, заполняя душу бесконечным мраком искалеченных жизней тысячи миров…
Всего того, что убивало брата… и что, за трусость, заслуживал я.
И всё же, стоны за спиной перешли на задыхающийся плачь. Пламя алых завихров медленно растворялось в дыме прогоревшего паркета, а душа моего единственного родного человека наконец упокоилась в крошечном фрагменте под сердцем Хэ.
— Теперь…
Я не смог сказать, что отныне они всегда будут вместе. Слова просто застряли в горле, а взгляд так и не нашёл сил, чтобы посмотреть Хэ в глаза. И всё же… как бы не застилали их отчаяние и дым, я вновь почувствовал былой жар, а с ним и жгучую боль осквернённой кутерьмы, но за щелчком очутился там, где не было ненависти в каждом вдохе тлевшего паркета и взвеси испарённых слёз.
Поднабравшись от Чеки и чувствуя опасность волосками на затылке, Совесть не краснея отоврался перед маленькой девочкой в красной шапочке и завёл «папиного друга» за ближайший угол.
— Не ожидал так скоро. Всё в порядке?
Самый верный… единственный оставшийся брат стянул с головы семиклинку и растерянно забегал глазами по округе, словно высматривая скрытую камеру.
— А где Руслан Палыч?
От его слов по щеке пробежала непроизвольная судорога, а в глазах зрачки вскружились в пугающе жгучий сизый ураган, заставив глубоко вдохнуть и прикрыть глаза.
— Эта его дочь?
Я кивнул осевшему Евгеничу за спину, где весело резвилась наша, родная каждому, дочурка с подаренными «папой» шариком и сладкой ватой, а рядом шла милашка в скромной юбке до земли, но с улыбкой до ушей.
— И всё равно, ты и правда настоящая совесть…
От мысли о сто первом с его сундуком, пропахшим хлоркой и аммиаком, по траве под ногами заскакали огоньки, но мой единственный друг примял всё сапогом и прижался к стене, стоило протянуть к нему руку, из последних сил сдерживающуюся от сизого пламени.
— Даже если «первый» в стае…
За воротником отглаженной рубашки показалась цифра, которую я до последнего надеялся не увидеть. И всё же, зная себя, после Молодого, я уже не сомневался, кто стоял у всех нас за душой.
— Пойдём домой, Евгенич… чтобы не было с Чекой, тут он был бы рад.
Я со скрипом улыбнулся помрачневшему брату и аккуратно закрыл цифру накрахмаленной тканью, просто забыв, что было под ней за ослепляющими улыбками девчат.
— И это всё?
Совесть помахал дочурке и с плохо скрываемой тревогой, отстранился.
— Не думаю, что ты восстановил силы и отпустишь меня вот так просто. В конце концов, ты всегда был на крючке, и я хорошо справлялся. Сам знаешь… трон притягивает куда сильнее, чем весит сам. Или ты хочешь покончить со мной где-то ещё? Коли так, то дай хоть попрощаться…
Я не стал отвечать. Проводив девчонок взглядом до ларька с бесконечной очередью за эскимо, мне хотелось лишь молча раскурить последнюю беломорку и просто постоять. Молча проститься с излюбленным миром и сладким дымом ладанных свечей.
— Брат останется братом…
Наконец, я протянул Евгеничу сигарету и медленно положил руку ему на грудь, где тотчас засветилась сизая частичка моей собственной души, уже возвращённая захваченным Чекой.
— Даже если он продажная контра.
Примирительно стукнув брата в грудь, я кивнул на осчастливленных им девчонок, оставив частичку сердца там, где ей всегда и было место.
— Возвращайся домой, Совесть… и прощай.
Мир 17
Старая пыль взмыла в воздух, клубясь, словно раскуренная блажь. Кожаный переплёт истрескался почти до корешка, а бумага позеленела от сырости подвальной библиотеки. И всё же, спустя очередные сутки, треск изношенной книги, наконец, отдался мне не только горьковатой пылью на зубах и узором удивительно древних пиктограмм.
— Нашёл…
В темноте, видения преследовали всё чаще, но не смотря на мигрень и подвальную сырость, я впервые за всю сознательную жизнь был трезв умом, как никогда. Уже не думая о капитане, руки не считали времени и кропотливо перелистывали сотни страниц, наконец, найдя желаемое.
То, что позволит всё изменить и перевернуть осточертелый стол с устоявшейся игрой…
То же, что нашёл и Смерть.
— Прости, Чека…
Руки медленно налились свинцовой тяжестью маны, отдав сокровище магического мира тому, кто в дымке ладанных свечей, наконец, превратит всё это в сказки мира без безумства кутерьмы.
— Прости, что из-за меня стал «сожжённым крылом», но…
Тело вспыхнуло сизыми завихрами, раскидывая всё могущество магии в замирающий мир моей маленькой дочурки и милашки с улыбкой до ушей.
— Как ты и просил…
Я всем естеством ощущал, что время заспанного мира разгонялось, крутясь вокруг меня как на оси, набиравшего скорость, колеса, а с тела улетучивались просто адские протуберанцы плазмы из жизни тысячи миров, окончательно ломая устоявшийся порядок поматрошенной вселенной.
— Я дойду до конца!
С пошлым стоном, отыметое время уже дошло до грани в ласке сизой кутерьмы, поравнявшись с моим на стрелочках часов, а я закинул капсюль за щеку и щёлкнул пальцами, как в последний раз.
Стоило прогореть сизому топливу, как всё стихло. Даже не задумываясь, я снова щёлкнул, но уже не насилуя время, а по привычке изменяя ему с куда более отзывчивым пространством.
— В общем, не оплошай, янки, но будь осторожен. Следующий удар я уже не предотвращу…
Не успев обрадоваться успеху заклинания, вернувшему меня в собственное тело не на пятнадцать минут, как обычно, а на добрых трое бессонных суток в прошлое в обмен на всю мощь тысячи миров, как Руслана Палыча у меня на глазах вновь втянуло в чёрную волну маслянистого прибоя.
— Хрена с два!
Я что было силы сжал кулак и впервые в жизни позволил мане течь по телу и глазам, словно продолжению бурой кутерьмы.
— Ты хотел встречи, сволочь… ты её получишь.
Хоть заклинание с руной и обескровило магический запас, но я резко разжал
