Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке» - Маргарита Свидерская

– Вы сами меня провоцировали и желали тех отношений! Вы меня соблазняли и подвергали опасности! – выпалил Салтыков.

– Что?.. Вы мне омерзительны, граф, – взяла себя в руки Екатерина, встала с дивана и вышла. Внутри у нее бушевала буря негодования и обиды. Она металась по спальне, хватала безделушки на столиках и сундуке, но в бессилии ставила их назад, пожалев и не разбив.

«Как он мог?! Он же клялся мне в любви, восхищался мною… Требовал, желал встреч! Как же он может так поступать со мною? Я ведь сделала все, чтобы не было препятствий нашим встречам! Он так хотел. Он не давал мне пройти! А как он меня ласкал, целовал… Так не может делать человек, если не любит! Наверное, я его обидела… да-да, так и есть! Я требую от него внимания, когда он занят, я вынуждаю его рисковать честью – ведь если его схватят, он не сможет признаться, куда шел. Я так легкомысленно рискую его жизнью. Я сама виновата во всем!»

Совершенно неожиданно для Екатерины, которая ждала с нетерпением случая, чтобы помириться с Салтыковым, к ней пожаловал великий князь. Как и в последний раз, наследник был слегка смущен, но вел себя уверенно: смело прошел к кровати, бодро скинул туфли и натянул ночной колпак, крякнул и, подпрыгнув, взгромоздился на кровать поверх одеяла. Екатерину в это время расчесывали фрейлины, они тут же тихо удалились, едва Петр Федорович взмахнул рукою.

– Это мои женщины, – тихо заметила Екатерина.

– Я – ваш муж, – прекратил пререкания Петр, поправляя подушку. – Я пришел выполнить свой долг.

– Я не готова, – вскинула подбородок Екатерина, скрестив взгляд с супругом.

– Вы не находите ситуацию смешной? – спросил Петр неожиданно и улыбнулся.

– Вы сами себя в нее загнали, Ваше Высочество. Как зайца на охоте.

– Признаю, – склонил Петр голову. – Но вы сами меня спровоцировали!

– Вы шутите? С каких это пор я пыталась отнять у вас внимание и любовь Чоглокова? Заберите его со всеми потрохами! И жену его с семью детьми в придачу, – для меня невелика потеря – дышать свободнее станет.

– А вам взамен оставить графа Салтыкова – для услады и любови? – усмехнулся Петр, внимательно наблюдая за супругой. Екатерина выдержала взгляд мужа, пожала плечами, выигрывая время и подбирая слова.

– Отчего же? Он ваш слуга, а не мой, мне он без нужды.

– Днем-то понятно, что без нужды, а ночью?.. Сказывают, ваша постель теперь не пуста.

– Ваша тоже, – парировала Екатерина.

– Катрин, предлагаю мир! Мы супруги, волею тетушки, давайте прекратим ссору?

– Лучше знать, кто твой враг, чем внезапно ошибиться в друге.

– Но ведь вы точно не знаете, о чем я говорил с Чоглоковым, – улыбнулся Петр. – Никто не слышал нашего разговора, так ведь? Вам, судя по всему, что-то о чем-то рассказал граф Салтыков, он перед этим разговаривал с Марфой Шафировой. Почему вы верите ему больше, чем мне? Не считаете ли странным такой подход? Мы с вами в одной лодке, были времена, когда мы поддерживали друг друга, и даже не сомневались в верности, и вдруг – святая вера в слова графа? А вдруг он – пройдоха и обманщик? Почто ему такая честь, вера? Чем он вас покорил, что вы к нему благоволите?

Екатерина не знала, что ответить. Большая обида на любовника, потом обвинения себя для оправдания его. Чоглоковы – тупые орудия чьей-то интриги – она запуталась, но не хотела признаваться, как и мириться, и просто так прощать наследника. Но суть сказанного Петром она уловила, решив подумать на досуге. А сейчас ей было интересно. О чем же так долго шептался муж с надсмотрщиком.

– Я могу допустить, что ваш разговор с Чоглоковым был не обо мне…

– Не совсем, мы говорили и о вас.

– О чем тогда?

– Вы не могли не обратить внимания, что графиня Чоглокова стала меньше появляться при дворе? Каждый раз у нее то дети, то опять дети. Наш граф заподозрил, но не слишком уж, пока не встретил своего… приятеля по фамилии Камынин, тот и открыл глаза Николаю Наумовичу – графиня, этот образец добродетели, тайно встречается и изменяет мужу с князем Репниным!

Едва прозвучала фамилия любовника, Екатерине пришлось ахнуть, всплеснуть руками и сделать удивленный взгляд, чтобы скрыть – новость для нее не нова.

– Вот как? Не может такого быть!

– Может. Именно об этом мы и говорили. Вот видите, вы тоже иногда ошибаетесь, я не мог не утешить графа Чоглокова, а ваш человек все вывернул наизнанку. – Петр сделал паузу, а потом добавил: – Мир?

– Что? – переспросила Екатерина, она задумалась в этот момент – для чего ее обманул Салтыков, если он действительно ее обманул, и не расслышала последней фразы наследника.

– Я предлагаю мир.

– Зачем вам?

– Как-то неудобно спать с врагом в одной постели.

– У вас есть своя, – Екатерина занялась любимым делом – флиртовать она умела. И сейчас ее синие глаза подернулись туманом, губы тронула улыбка, совершенно не детская, как когда-то, а лукавая, теплая, интригующая.

Перед Петром лежала совсем иная женщина, именно женщина, а не проказница-девица, к которой он так привык. Это было ново – неужто шельмец-Салтыков разбудил ее?! Лежит на кровати, как и он, поверх покрывала, все изгибы тела видны – ночная рубашка обтянула, худовата правда, но грация и гибкость ощущаются. Нет былого смущения – вон в кружевном разрезе обнаженная грудь почти вся видна, так и просится в руку, а Екатерина не смущается, не шевельнется, чтобы наготу прикрыть.

Дразнит?

Соблазняет?

Прельщает?

«Кокетка!»

«Юнец!»

– Хорошо. Мне известны ваши… отношения с Салтыковым, допустим, я хочу предоставить вам возможность его наказать…

– С чего такая щедрость или, может быть, немилость? – Екатерина усмехнулась, губы сложились соблазнительным бантиком.

– Ничуть! Вы – моя жена, пусть у нас сложные отношения, но я действительно преследую свои цели, я хочу выполнить свой долг мужа, и вы не можете мне отказать. Но мы цивилизованные люди, не могу же я вас заставлять быть со мною силой?

– Кто вас знает, – скромно опустила глаза Екатерина и устроилась удобнее на подушках, подперев кулачком голову, отчего обнаженная грудь спряталась от жадного взгляда супруга.

На его лице мелькнула мимолетная тень разочарования, которая порадовала и одновременно позабавила Екатерину. В душе она призналась себе, что утомилась впустую препираться с супругом. Любовника она уже имела, кое-чему он ее научил. Что было важно для семейных отношений с таким непросвещенным мужем, каким она его считала. Сначала ее раздражала его медлительность, теперь же она вошла во вкус и решила подразнить – вновь умело шевельнулась, меняя положение, вновь «случайно» обнажила грудь, приковав внимание супруга, только вздох получился томным, выжидающим, и взгляд синих глаз требовал решительных действий, поощрял Петра.