Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р. - Ольга Евгеньевна Романова

В общем, пока мы работали на ТВ-Центре, в кепку мы и правда не срали — просто игнорировали существование Лужкова как такового и московских проблем в частности, благо хватало и других проблем, а у Лужкова было столько жополизных на канале, что без нас он вполне мог обойтись. Нас он терпел, хотя скорее тоже игнорировал. Программа у нас получилась рейтинговая — собственно, самая рейтинговая, и хотя к нам всё время лезли с советами, пожеланиями и ором, Мишка коллектив прикрывал и особо орать на нас не давал, принимал всё на себя.

Конечно, Мишка принимал ещё и горячительные напитки в неумеренном количестве, о чём всем было известно, и, конечно, рано или поздно это должно было случиться. Случилось рано, то есть практически сразу же, как программа была запущена в эфир. Мишка закрутился, запил или ещё что-то, позвонил мне и сказал что-то вроде того, что «я сегодня не могу, проведи эфир ты».

Я?

Да я не умею. У меня дикция плохая. Я выражаюсь сложносочинённо. Я в жизни не была в кадре, я боюсь камеры. А тут ещё и прямой эфир. Я никогда не красилась. У меня нет бровей, что вполне меня устраивало всю жизнь. А из причёски у меня только конский хвост на аптечной резинке.

Но Мишка сказал — надо, и больше на связь не выходил. То есть вот так — прямо сейчас, сегодня, через несколько часов, мне надо написать программу, потом меня кто-то как-то накрасит и я должна сесть в прямой эфир.

Это сейчас всё просто с Youtube — а тогда это был телевизор, большой и настоящий, с вещанием на всю страну (да, тогда мы вещали на всю страну), не знаю, как это устроено сейчас и кому интересно.

Мамочки.

Конечно, я не помню своей первой программы. Я была в шоке. Да, я сделала это. Написала текст, завела в суфлёр, оттарабанила, не приходя в сознание, глядя в чёрную дыру камеры и понимая, что это не я смотрю в бездну, а это бездна смотрит на меня.

Я не помню своей первой недели — а Мишка исчез надолго. Более высокое начальство приняло безобидную на вид девочку благосклонно, а к концу той недели и я так умумукалась, что мне стало всё равно, лишь бы выжить. То есть прошёл страх. И вслед за этим я начала оттаивать и шевелиться в кадре. Начала в нём жить. Хотя так никогда и не полюбила это ремесло, всё ж я олдскульный газетчик. Так им и осталась.

И мы с Мишкой стали работать в эфире в паре. Моими программами он особо не интересовался, а начальство меня всерьёз не воспринимало — закрыт эфир какой-то там и кем-то там, и ладно. На планёрках столичное телевизионное начальство (выглядевшее примерно как водители сибирских нефтяников) обсуждало при мне, кто кого из телевизионных девочек куда повёл и сколько это стоило. Ко мне, правда, никто не клеился: к тому времени они заметили некоторые черты характера и вполне публично — мне и при мне — поставили диагноз: «недоёб».

«Недоёб» заставлял меня проводить на работе примерно всю жизнь.

Периодически Мишка приводил мне «на помощь» каких-то очередных девочек, типа, моих сменщиц, что дико меня раздражало. Мишка не очень понимал, почему, собственно, что за детские обиды и ревность. И я никак не могла ему втолковать, что он, Мишка, пишет тексты программ для себя и за себя да ещё и мне их надиктовывает, потому что сам печатать не может, а я печатаю для него, плюс пишу для себя, плюс для девочки, которая не в состоянии мои тексты прочитать. И понять, что читает, тоже не в состоянии. Помню, одна такая коза решила дописать за меня мой текст, потому что писать в конце «до свидания» я не удосуживалась. Попрощаться и поздороваться и без суфлёра уж как-нибудь можно. И она села писать «до свидания». То есть буквально именно эти два слова. Написала что-то типа «Да сведанья», Мишка это увидел и понял, в конце концов, что́ я имела в виду. Впрочем, она ещё сто лет числилась редактором, таков уж Мишка, он не может увольнять людей.

Но потом субботники преследовали меня всю мою телевизионную жизнь. Вот тебе, дорогая наша рабочая лошадка, сменщица или сменщик, а то ты упахиваешься. Только ты уж с текстами-то помоги человеку. Ну а как я помогу? Я только написать за него / за неё смогу, переписать их белиберду не получается, только delete.

Наоборот, впрочем, тоже случалось. Рано или поздно появлялся человек, который убеждал начальство, что это он пишет за меня тексты. Не, в газеты она сама пишет, а вот здесь не справляется, так это я за неё очень похожий написал.

И да! Как это всё у нас закончилось с лужковским ТВ. Мишка умел не только влюбляться. Он точно так же, как легко и искренне влюблялся, так же заводил себе врагов. От которых не оставлял камня на камне, а потом вроде его отпускало. В тот наш лужковский период Мишка завёл себе врага по имени Березовский Борис Абрамович. Вот он и был во всём виноват.

БАБ, конечно, не был ангелом во плоти и действительно во многом был виноват. Но Мишка приложил свои усилия к демонизации его образа: не было такого преступления, не было такой интриги, в которой он не был бы замешан. Мишка разоблачал его каждый день. Березовский тогда много чего действительно контролировал, и в том числе Первый канал. И это было время, когда Березовский сильно влиял на принятие Борисом Ельциным решения о преемнике.

Лужков вместе с Примаковым и татарским президентом (да, тогда такое было) Шаймиевым создавали партию «Отечество» и партию «Вся Россия», а потом партию «Отечество — Вся Россия». А Березовский работал над партийным проектом партии «Единство», позже известным под брендом «Единая Россия». И ещё ему явно нравилось, когда его демонизировали. Он умел делать на этом бизнес. Тогда же Березовский заприметил Путина, но мы об этом ещё не знали. Потом Березовский сто раз скажет, что это была его ошибка. Жизнь человеческих ошибок удивительна, и я надеюсь, что кто-то уже написал об этом большой трактат, причём