Коловрат: Знамение. Вторжение. Судьба - Алексей Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре лес сменился желтыми скалистыми горами, по которым Кондрат прыгал в полном боекомплекте вместе со своими солдатами, отстреливаясь от наседавших со всех сторон душманов. Он садил по ним из автомата и с какой-то бесконечной радостью видел, как пули вспарывают их легкие одежки. Обливаясь кровью, «духи» падали и катились вниз по каменистому склону, пропадая в пыли. А Кондрат все стрелял и стрелял по ним, пока вдруг не кончились патроны, и он не остался совсем один. Всех бойцов его отряда уже убили. Он это знал. А кольцо душманов сжималось все плотнее. Тогда он выхватил гранату и бросился в свою последнюю атаку.
Затем Кондрат увидел высокое синее небо и тысячи коршунов, медленно паривших там, распластав крылья. Хищных птиц становилось все больше и больше. Скоро они уже закрывали свет солнца своими огромными крыльями. А затем начали пикировать вниз, неся стремительную смерть с неба туда, где лежало посреди луга его беззащитное тело. Набросившись на это тело всей сворой, коршуны стали рвать его на части. А Кондрат все лежал недвижимо, не защищаясь, и смотрел на свою смерть словно со стороны. Лишь когда самый большой и сильный коршун вознамерился выклевать его глаза, Кондратий вскрикнул от ужаса и очнулся.
Попытавшись открыть глаза, он чуть пошевелился и застонал. На этот раз глаза уже не залепляла липкая пленка, они были кем-то старательно промыты. Но то, что увидели эти глаза, лишь слегка приоткрывшись, заставило Кондрата усомниться в том, что он выжил. Глаза говорили ему, что лежит он у стены в каком-то бревенчатом доме, похожем на терем из сказки, которых отродясь не водилось в Афганистане. В приоткрытое окошко падает солнечный свет. Рядом с окном виднелся проход наружу, а напротив него сидят, словно истуканы, два здоровых мужика в странных кафтанах, совсем не похожие на «душманов». Смотрят на него во все глаза, но рта не раскрывают.
Тогда он снова застонал и закрыл глаза, откинувшись назад. «Неужели я попал в плен, – подумал Кондрат, пытаясь осознать происходящее, – лучше бы я умер. Ведь я же умер. Я не мог выжить после такого взрыва…»
Но едва он провел рукой по груди, как тело отозвавшись дикой болью, заставило его думать иначе. Под рукой Кондрат ощутил холщовую рубаху грубого сукна, которая едва ли не прилипла к повязке, обмотанной вокруг груди и прихватившей левое плечо. Боль под повязкой была адская, Кондрату показалось, что вся его грудь иссечена длинными шрамами, которые саднили так, что впору было лезть на стену. Да только сил у него не было. Хватило только на то, чтобы едва пошевелить рукой и с новым стоном откинуться на мягкой подстилке.
– Где я? – пробормотал Кондрат, с силой разомкнув спекшиеся губы.
– Очнулся, – пробормотал радостным шепотом один из бородатых мужиков, – может, за знахаркой сбегать?
– Беги, а я пока отвара ему дам, – согласился второй, тоже говоривший вполголоса, – а то слаб еще.
Кондрат услышал, как скрипнула дверь, а затем сильная рука осторожно приподняла его голову и придвинула ко рту чашу, из которой в нос шибанул горький и терпкий запах.
– Выпей, хозяин, – посоветовал бородатый мужик, так и не ответивший на вопрос, – этот отвар тебя укрепит. А скоро и знахарка будет, она тебя посмотрит.
Кондрат, подчиняясь, глотнул странного зелья. Оно горечью заполнило весь его рот и с трудом просочилось дальше, но вместе с тем принесло успокоение. Боль в груди унялась. Кондратий откинулся на мягкой подушке и вновь прикрыл глаза, задремав. Спал или не спал, он уже и сам не мог разобрать. В полудреме он услышал, как скрипнула дверь и в комнату этого странного жилища кто-то вошел. Сначала раздались тяжелые, а потом мягкие, едва слышные шаги.
– Как он? – послышался тихий женский голос, по которому Кондрат предположил, что обладательницей его была женщина в летах.
– В забытьи лежал до сей поры, Феврония, бредил, да недавно вдруг очнулся. Я за тобой сразу Макара и послал, – ответил уже знакомый мужской голос. – Видать, болит у него грудь сильно. Жжет боль лютая. Я ему отвара дал, что ты в прошлый раз оставила, он и затих пока.
– Дверь прикрой, – приказала женщина, обернувшись назад ко второму мужику, который ее сюда и привел, – негоже будет, если кто войдет сейчас.
Мужик бросился исполнять приказание, а Кондратий осторожно приоткрыл глаза и попытался исподтишка рассмотреть гостью. Напротив стояла невысокая женщина в сером холщовом платье до самого пола, подпоясанная широким поясом, испещренным странными рисунками. Голова ее до самых глаз была укрыта темной косынкой, из-под которой, обрамляя морщинистое, но доброе лицо, ниспадали длинные русые волосы почти до пояса. На груди виднелось ожерелье, не то из камней, не то из костей. В руке гостья, которой на вид было лет пятьдесят, держала небольшой туесок. Через плечо у нее висела котомка. Едва женщина убедилась, что дверь закрыта плотно, вновь обернулась к лежавшему у стены Кондратию, который уже закрыл глаза, притворившись спящим.
«Кого это ко мне привели, – промелькнуло в затуманенном мозгу Кондрата, который до сих пор не мог найти объяснения происходящему, – колдунью какую-то. Кто это вокруг меня, да и где я вообще?»
Но до выяснения всех обстоятельств Кондрат решил, что ему лучше прикидываться спящим и больным. Так он мог получить хоть какую-то информацию об окружающем мире, не выдавая себя. Тем более что особого труда это ему не составляло, как раз таким он сейчас и был. Его знобило, грудь опять заболела нещадно. Похоже, действие горького отвара закончилось.
Странная женщина приблизилась к лежащему Кондратию и поставила туесок рядом с кроватью на табурет, а рядом положила котомку. Затем осторожно, но быстро и уверенно приподняла рубаху, осмотрев повязку. Запустила под нее свою руку и чуть сдвинула в сторону, оголив рану. Как ни пытался Кондрат прикинуться спящим, но тут взвыл от боли и открыл глаза, уставившись на знахарку. Он хотел громко выругаться, но встретившись с ней глазами, замолчал и даже невольно вздрогнул. Женщина была хоть и немолода, но еще сохранила остатки какой-то спокойной благородной красоты, хотя и выглядела, как простая селянка. Но вот ее зеленые глаза горели холодным огнем и смотрели словно в самую душу Кондрата, читая все его мысли. Кондрат хотел что-то сказать, но
