Афганская война глазами военного хирурга - Александр Карелин

— Сам посмотри. Под операционным столом лежит…

Немного помедлив, Александр все же рывком распахнул дверь, заглянул, потом осторожно, точно ступал на минное поле, зашел в комнату. За ним точно так же, «ступая на заминированное поле», зашли трое остальных хирургов. В операционной никого не было. Обошли все помещение, заглянули во все уголки. Никого.

— Никого! — Подвел итог Голущенко. — А тебе не могло померещиться? — обратился он уже к заглядывающей через дверь Татьяне.

— Я же не слепая! И потом она так страшно шипела и шуршала. Я так и вылетела пулей, Люда прибежала на мой крик, она дверь еще закрыла, тоже эту тварь видела.

— Не нашли мы ее. Даже, если была, вы ее, девчонки, своими истошными криками напугали. Вот она и уползла обратно. Наверное, в вентиляционное отверстие заползла. После ремонта его еще не закрыли мелкой сеткой. — Капитан уже успокоился, как и все его коллеги-офицеры, распрямился всей своей огромной фигурой. Он снисходительно улыбался, глядя на девушку. Мол, что с нее взять — девчонка! Потом посмотрел на начальника отделения Зыкова: «Говорил тебе, что надо срочно отверстие это закрыть. Вот и протянул. Ладно, все расслабьтесь. Хорошо, что хорошо кончается».

Голущенко пошел к выходу, бросив Татьяне:

— Операция не отменяется. Хорошо, что ты стерильность рук сохранила. Молодец! Мы сейчас с Санькой Невским подойдем руки для операции мыть. Доделывай здесь все, что не успела.

Офицеры гурьбой пошли на выход. Даже неприятная история с найденным пакетом наркотиков вылетела, было, из головы. Но в ординаторской все вспомнилось — объемный пакет лежал на видном месте, на столе.

— Коля, ты у нас старожил, значит, самый «продвинутый». Что это такое ты нашел в кондиционере? Просвети меня, а-то я пока не в теме, — Невский обратился к Сергееву, внимательно рассматривая сушеную траву в пакете.

Старший ординатор хмыкнул, немного подумал.

— Ладно, прочитаю вам краткий курс. Эта трава — есть сушеная конопля, в которой находится психоактивное вещество марихуана. Вообще-то это вещество давно применяют в медицине со времен Древней Индии и Ближнего Востока в качестве обезболивающих, противосудорожных и противорвотных средств. Первые упоминания об использовании марихуаны в европейской медицине относятся к периоду колонизации Индии Англией, в середине ХIХ века, когда армейские хирурги стали применять препараты марихуаны для обезболивания, лечения мышечных спазмов, припадков эпилепсии и ревматизма. Благодаря практике военных врачей английского колониального корпуса, препараты марихуаны и получили широкое распространение в Европе и США.

Что касается Афганистана, то здесь сорта конопли не отличаются прочным волокном, но вырабатывают много смолки, необходимой для изготовления психотропных продуктов. Традиция их изготовления и употребления насчитывает много сотен лет; на рынке страны преобладает гашиш, который местные жители обычно курят. Афганский гашиш считался и считается одним из лучших в мире. Жители страны разработали множество оригинальных приемом его изготовления. В одной из технологий два-три слоя сухих растений конопли укладывается на ковер, который затем сворачивают в рулон и катают по полу. Потом растения выбрасывают, а цветы и пыльцу собирают с ворсинок. Каждый район Афганистана имеет свои «конопляные» традиции и даже свои формы прессовки гашиша. В Мазари-Шарифе гашиш формировали в «макароны», в Герате — в круглые «коржики», в Джелалабаде — в «палочки», а у нас, в Кандагаре, — в плоские «кораблики». Цвет гашиша варьирует от серебряно-серого до темно-коричневого. Вот вкратце и все.

— Ты так хорошо осведомлен, что диву даешься. Сам не пробовал часом? — Зыков тоже внимательно слушал товарища.

— Нет, конечно, я не пробовал и вам не советую. Но я много повидал за эти месяцы службы в Афгане, скоро будет два года. Видел и что становилось с людьми, злоупотреблявшими этой «дурью». Жалкое зрелище!

— Что с наркоманом будем делать? — Зыков вновь начал «закипать».

— Выгоним сразу, чего тут раздумывать. Но его еще найти надо. Что-то долго эти «субчики» разбираются в палате. Пойти и напомнить, что ли? — Голущенко собрался подняться из-за стола.

Словно только ждали этой фразы — в дверь тихонько постучали. На мощный рык Голущенко: «Открыто!» дверь отворилась.

Осторожно, боком, протиснулась фигура в больничной одежде. Юрий Кочерга. Собственной персоной, но с разбитой губой и быстро набирающим цвет синяком под глазом.

Едва бросив на него взгляд, Голущенко прорычал:

— Я же сказал, что прооперируем. Уже скоро начнем. Тебе уже поставили укол? А что с твоим лицом?

Кочерга шумно вздохнул, начал отвечать на поставленные вопросы:

— Да, укол поставили. Но я не по поводу операции. А лицо — это ерунда, упал сам. Я это… Хочу сознаться… Сам решил прийти…

— В чем сознаться? Что ты мелешь? И почему ты ходишь, если поставили уже укол перед операцией. Снова упадешь. Это ведь наркотическое сильное средство. — Все так же громко бросал фразы капитан Голущенко.

Остальные офицеры уже догадались, с усмешкой наблюдали за этим разговором. Наконец, сообразил и Голущенко:

— Ах ты, сукин сын! Так это ты притащил в отделение наркотики и спрятал в кондиционере?! Правильно тебе, видать, ребята из палаты морду начистили. Не хотел сознаваться. Так?

Кочерга кивнул головой и опустил голову. Плечи его затряслись.

— Что со мной теперь будет? Вы не станете меня оперировать? Это же опасно для меня на будущее?

— Точно, баб не сможешь любить. А каждый день промедления для тебя опасен, — Голущенко намеренно «нагнетал обстановку».

— По-жа-луй-ста!! — Завопил солдат, готовый рухнуть на колени. — Я больше не буду курить эту траву. Клянусь мамой своей! Спасите меня!

— Скотина! Про маму вспомнил. Небось, забывал о ней, когда «косяк» выкуривал. Ты мне еще напишешь реферат о вреде наркотиков, я тебя, засранец, точно отучу это употреблять. Говорю в присутствии моих товарищей! Ну, что, мужики, поверим ему? Твое счастье, что нужен нам художник. Берем грех на душу, оставляем в отделении. Но помни — теперь каждый твой шаг мне будут докладывать. Иди в палату, скоро за тобой каталка приедет, надо уже операцию делать. Столько времени потеряли!

Солдат, не переставая потешно и неуклюже кланяться, задом вышел в коридор, осторожно прикрыл дверь. По коридору послышался убегающий топот.

— И ты ему веришь? — Зыков в сомнении покачал головой.

— А что делать, Саша, мы и так долго искали художника. И потом к операции зря что ли все приготовили. Ничего, я его теперь лично возьму на свою заметку. Никуда не денется.