Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры - Владимир Владимирович Пименов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большая группа памятников по Ояти очерчивается более точными признаками. Правда, в составе погребального инвентаря удается выявить только один вид украшений, вполне специфичный для этого района, — литые плоские привески, изображающие животных (оленей? собак?) с растопыренными ногами (Равд., X, 9), уже упоминавшиеся нами ранее. Но в обряде погребения своеобразные черты выступают более рельефно. Наиболее характерной особенностью является обычай устройства подкурганных ям в большинстве могильников, в которых и обнаруживаются костяки трупоположений и часть инвентаря. На Паше и в восточном Приладожье таких ям нет. Другая особенность оятского района та, что значительное число курганов здесь имеет кольцевую обкладку из довольно крупных камней-валунов как по краю насыпи, так и отчасти внутри нее, а иногда и по вершине. Далее, только на Ояти встречено два любопытных женских захоронения, в которых обращает на себя внимание положение костяков: в одном случае костяк лежал в полускорченном положении на боку, в другом — ноги захороненной были раздвинуты примерно на 70 см. Наконец, также только по Ояти отмечена (правда, не всюду) такая деталь, как подсыпка по линии горизонта белого кварцевого песку, резко отличного от уложенного в остальную часть курганной насыпи.
Основанием для выделения равнинно-олонецкий группы могильников, помимо ее географической изолированности от остальных, служит одна яркая особенность погребального обряда, состоящая в наличии почти в каждом кургане срубов-гробовищ, сработанных в один венец, внутри которых и помещены костяки. Хотя следы дерева (от срубов, колод и проч.) встречены и в других районах распространения древневесской курганной культуры, хорошую сохранность срубов-гробовищ в курганах Олонецкой равнины едва ли верно объяснять лишь более благоприятными условиями залегания (большей влажностью, меньшим доступом воздуха). Это, скорее всего, следствие широкого бытования в ту пору определенного обряда погребения, одной из деталей которого была указанная особенность.
Оценивая значение установленных таким образом локальных различий, не следует, разумеется, думать, будто они на данном этапе играли важную роль в жизни древневесской народности. Напротив, в культуре Веси обнаруживается гораздо больше черт, которые объединяют ее воедино, чем тех, что разъединяют; между отдельными локальными вариантами имеется множество переходов от одного района к другим: например, срубы встречены (хотя и значительно реже, чем на Олонецкой равнине) также в могильниках на Паше и на Ояти; обкладка курганов валунами и устройство подкурганных ям отмечены не только на Ояти, но и на Сяси и т. д. Из всего этого, надо полагать, может следовать только один вывод: если допустить, что локальные различия в курганной культуре Межозерья генетически восходят к отдельным древневесским племенам (в подлинном значении этого слова), то необходимо признать, что к XI столетию различия между ними уже в сильной мере стерлись; те же, что сохранились, представляли собой лишь пережитки, а племенное деление уступило место территориальному.
Гораздо существеннее другая сторона дела: как сложились дальнейшие исторические судьбы этих групп? Уже теперь ясно, что роль каждой из них была в этнической истории Севера различна, хотя определить ее не всегда легко. Наиболее, пожалуй, выяснен вопрос о судьбе северной (равнинно-олонецкой) группы памятников, относительно которых в науке укрепилось вполне обоснованное мнение, что они представляют собою следы продвижения Веси на север, где она пришла в соприкосновение с одной из ранних волн Корелы, двигавшейся навстречу из северо-западного и северного Приладожья. Длительное взаимодействие этих двух этнических компонентов имело позднее, приблизительно к XVII в., своим результатом сложение карел-ливвиков. Этот взгляд, впервые обоснованный Д. В. Бубрихом на языковом материале, находит, таким образом, подтверждение и в археологических данных.
Касательно пашских и сясских могильников трудно сказать что-либо определенное. У нас пока нет точных фактов, указывающих на то, что западное Прионежье уже в X-XI вв. было заселено Весью. Однако позднее, в конце XV в., мы его там застаем (к этому вопросу мы еще вернемся в четвертой главе). Основываясь на этих косвенных соображениях, можно предположить, что пашские и сясские группы Веси тоже не остались на месте, а позднее, быть может в XII в., также пришли в движение и направили свой путь по восточной части Олонецкого перешейка в западное Прионежье и послужили основой для формирования другого подразделения карел — носителей людиковского диалекта. Hfe исключено, разумеется, что часть этого ответвления Веси подверглась ассимиляции в процессе интенсивной славянской колонизации края, другая же часть могла продвинуться на восток — то ли на Оять, то ли еще дальше, о чем нам еще придется говорить в другой связи.
Наконец, все прочие группы Веси, испытав разнообразные влияния, существенных передвижений в целом, по-видимому, не совершали, а оставались на месте и продолжаются до сих пор в современном вепсском народе.
7
С только что рассмотренными вопросами тесно соприкасается другая группа проблем, касающихся взаимоотношений и связей древневесской культуры с культурами соседних народов. Материалы приладожских курганов с этой точки зрения уже давно не рассматривались, в то время как накопленные за последние десятилетия новые сведения дают возможность в значительной мере иначе, чем это делалось прежде, осветить эти вопросы и попытаться их разрешить.
В. И. Равдоникас, рассматривавший их с позиции своей теории происхождения карельского народа, ограничился в общем формальным указанием того, на какие «элементы» распадается курганная культура, и тем самым крайне сузил как самую проблему, так и собственные возможности ее исследования, невольно сведя всю задачу лишь к констатации влияний и заимствований, пришедших в курганную культуру со стороны. Он не ставит перед собой в качестве цели исследования выявление главных и второстепенных направлений культурных связей, рассматривая их фактически как равнозначные, не выясняет их характера, не видит того, что особенности культурных взаимодействий меняются в зависимости от их направления. Исключение составляет лишь вопрос о роли и значении варяжского влияния на культуру местного населения, который разработан В. И. Равдоникасом весьма тщательно и с присущим ему размахом, а полученные в результате выводы составляют важное достижение советской археологии.
Обращаясь,