Завещание Колумба - Аркадий Вайнер

– А почему к отцу не пойдет!

– Да чего с него спрашивать! Серый дурень городской колхозан, село неумытое.

– Простите, Настя какого мнения о своем отце?

– Не знаю, не спрашивала я ее. Так ведь не без глаз она, видит это сокровище. Я и так скрипя сердцем соглашаюсь на их свидания.

– А чем же вам так не нравятся их встречи?

– А тем, что незачем это! Не хочу чтобы девчонка выросла небесной козой. Скрипя сердцем дозволяю.

Она так и говорила – «скрипя сердцем». Она правильно говорила – я слышал пронзительный душе раздирающий скрип этого ожесточенного сердца. Оно не было смазано ни одним добрым чувством.

– А где сейчас Настя?

– На танцы убежала. У них это быстро с понтом под зонтом и помчались на танцульки, а зачем она вам?

– Хотел познакомиться поговорить спросить.

– О чем?

– О многом. Например, жалко ей Коростылева?

– А я вам за нее отвечу – ей жалко. Так себе и пометьте где это нужно. Очень жалко. Вообще всех жалко, а себя – особенно.

Перегородив дорогу между домами Кольяныча и учительницы Нади Воронцовой стоял «Запорожец». На крышу маленькой трескучей машинки облокотился высокий красивый парень в спортивном костюме с яркими эмблемами «Адидас». Уперев руки в боки с ним разговаривала Надина мать. Пока я ставил на обочину автомобиль и вылезал из кабины, не было слышно из-за шума мотора их голосов, но я видел, что говорит она с парнем сердито, а потом весело смеется. Я направился к ним, но парень в это время махнул рукой, распахнул дверцу лихо нырнул в тесное гнездо за рулем, «Запорожец» пулеметно резко затрещал и помчался вниз по скату дороги.

– Чего сердитесь Евдокия Романовна? – спросил я Дусю. Она утерла лицо кончиком платка сказала с досадой и злостью.

– Ну и люди стали – ни стыда, ни совести! Сраму не знают. Ведь сказано было сто раз: «Не ходи ты к нам не хочет тебя Надя видеть», а все прется ничем его не проймешь! Слов людских не понимает ржет как жеребец и все тут.

– А кто это Евдокия Романовна?

– Да ну его! Говорить о нем неохота Петька Есаков дармоед и пустопляс! Второй год ходит за Надей. Она его на порог пускать не хочет, а он все надоедничает: «Будешь все равно моей женой».

Я заметил осторожно:

– Парень-то он красивый, видный.

– А, что толку! Пустобрех, бездельник. Срамота, а не мужик – и от досады она сплюнула. – Это ведь надо молодой парень к Клавке Салтыковой на ночную смену работать ходит! Нахлебник!

– А днем-то он, что делает?

– Что делает! – от негодования Дуся всплеснула руками. – Физкультурник он. Здоровый мужик руками – ногами дрыгает. Да правда за работу и зарплату такую получает – сорок рублей. Это же ведь надо взрослый молодой парень сорок рублей получает!

– А где он сорок рублей получает? – спросил я.

– Тренирует при школе футбольную команду. Ему предлагали разные места, но он не хочет. Сейчас говорит ценность основная – свобода, а не рублишки. Ну ясно рублишки не ценность если ему Клавка дает сколько хочет. Вон купила своему обормоту автомобиль. Не бог весть какой маленький таратаистый, а все ж таки ездит.

Я присел на лавочку у забора закурил сигарету и спросил с интересом:

– А, что – Наде он совсем не нравится?

Дуся от возмущения подалась вся ко мне:

– Да, что же вы такое говорите? Как же Наде он может нравиться? Надя девушка серьезная, а этот – тунеядец, оболтус, бездельник. Я ему говорю давеча: «Как же ты можешь жить-то на сорок рублей?», а он регочет: я, говорит, бережливо живу…

Дуся печально покачала головой.

– Сбился с панталыку парень. Его несколько лет назад Николай Иванович, царствие ему небесное, выгнал из школы. Он ведь раньше учителем физкультуры там был.

– А за, что выгнал?

– Парнишку он какого-то поколотил. Ну, а для Николая Ивановича такие вещи были как нож вострый. Выгнал его из школы, сказал: «Тебя к детям на версту подпускать нельзя». Ну, и подобрала его Клавка Салтыкова. Тоже баба срамная. Дочка – невеста скоро, муж – приличный человек, здесь же, в городе, живет, а она валандается с парнем на десять лет ее моложе. Ничего не стыдится, никого не боится, для нее людская молва – тьфу…

Дуся прервала на миг свое гневное повествование, посмотрела на меня и неожиданно спросила:

– А вы сегодня ели чего-нибудь?

– Сегодня? – стал вспоминать я. – Честно говоря, не помню, да и не хочу.

– Нельзя так, – уверенно заявила Дуся. – Идемте, я вас угощу диковинкой. Вы, наверное, в Москве и забыли, что это такое.

Я взглянул на часы – половина десятого. Солнце заходило в конце улицы, как запрещающий автодорожный знак – желтый диск с раскаленными алыми краями.

– А Надя дома? – спросил я. – Мне надо с ней посоветоваться.

– Дома! Она на задней терраске читает, – обрадовалась Дуся – Идемте, мы еще не ужинали.

– Спасибо, Евдокия Романовна, мне вообще-то рассиживаться некогда. У меня еще дел много.

– А мы и не станем рассиживаться, мы на бегу чего-нибудь перекусим…

Я открыл калитку, по кирпичной дорожке обошел дом и увидел Надю, сидящую с книжкой в шезлонге. На столике перед ней лежала стопка тетрадей. Она приветливо замахала мне рукой и встала навстречу.

– Устраивайтесь, вам здесь будет удобно, – показала она мне на шезлонг. – Новостей у вас нет?

– Да кое-какие соображения появились, хочу с вами обсудить…

Из боковой пристройки вышла Дуся и на протянутых ко мне ладонях показала два огромных овально-круглых, белоснежных, тяжелых даже на вид яйца – каждое размером с хороший кулак.

– Вы такое давно пробовали? – спросила Дуся.

– Я такого никогда даже не видел, что это? Она засмеялась:

– И неудивительно! Это гусиные яйца. Сейчас гусей-то почти не стало, а уж яиц их никто и не видит в городах. У нас-то здесь редкость…

– Я действительно не видел таких, – честно признался я.

Дуся с сожалением покачала головой:

– Я, наверное, последняя, кто гусей держит. Помру – забудут, как гусыня выглядела. Птица, ей – богу, замечательная, а благодарной памяти ей нет. Людям, конечно, сказка нужна. Правда, она ведь так не тешит. Гусь-то ведь любит свою гусыню и заботливей и вернее, чем лебедь, а все песни про любовь только о лебедях сложены…

Надя засмеялась:

– Гусю для легенды длины шеи не хватило… Справедливости ради я заметил:

– Гусь все – таки почаще встречается, чем лебедь. А в легенду попадает то, что реже видим…

– Ну да, – согласилась Надя. – Поэтому легенды о лебедях написаны гусиными перьями…

Помолчала и усмехнулась грустно:

– Боюсь, что скоро гуси тоже станут редкими, как лебеди. Когда-то Россия занимала первое место по вывозу гусей. Из наших мест гуси на экспорт пешком отправлялись. Знаете, как это делали?

– Нет, никогда не слышал…

Надя засмеялась.

– Гуся осеннего, откормленного брали под крылья и опускали ногами в бочку с расплавленным варом. Окунут и пустят по песку, по пыли бегать. На вар пыль налипнет, засохнет, тут ему снова ноги окунают в бочку. И так несколько раз, пока не нарастут у него толстые черные сапоги. После этого собирают тысячное стадо и пешим ходом – в Германию. Пока дойдут до Пруссии, обколотят смоляные сапоги, их фермеры по мешкам на откорм рассадят и к рождеству на всю Европу продают неслыханного вкуса и жирности гусей. Так и хвастались ими – мол, «прусские гуси».

– А вы это откуда знаете? – удивился я.

– А мне Николай Иванович рассказывал. Ему ведь до всего было дело, он написал статью в «Известия» о том, что гусями надо заниматься – скоро попадут в Красную книгу. Собрал массу литературы, выступал с лекциями, местным жителям объяснял, какое это дело выгодное, всем полезное и приятное.

Да, удивительно жил Кольяныч. Странный, непонятный человек. Ну, что может быть общего у преподавания литературы с разведением гусей в Рузаеве? Какое ему дело до гусей? Как просто и незаметно он перемешал в своей жизни обыденность и мечту, а может быть, он целую жизнь писал лебедиными перьями легенду о красоте гусей? Да нет – это и звучит как-то смешно.

Надя задумчиво смотрела на меня, будто хотела угадать, о чем я думаю, потом спросила:

– Вы мечтать умеете?

Я засмеялся:

– Да вообще-то говоря, времени для этого не остается, но иногда пытаюсь…

– А о чем вы мечтаете? – спросила она.

Мне не хотелось говорить об этом, и я усмехнулся.

– У меня всегда одна мечта – ложиться спать не позднее десяти…

– Боюсь, что сегодня вашей мечте не суждено осуществиться, – сказала Надя.

– Я в этом просто уверен, – подтвердил я. – Я хочу с вами поделиться своими соображениями, а вы, как сторонний слушатель, будете оценивать, в чем я прав, а, что от лукавого.

Надя охотно включилась в игру.

– Я запросил через Москву Мамоново, откуда пришла телеграмма Коростылеву Никто из опрошенных местных отправителя телеграммы не знает Он наверняка чужак. У меня есть два предположения, или он проезжал мимо, направляясь на юг, или он где-то живет не очень далеко, а в Мамоново приехал, чтобы отправить телеграмму. Где он может жить?