Кремль 2222. Коломна - Андрей Посняков

Жаль… Жаль, что так вышло – даже не попрощались, и Рат перед смертью не посмотрел возлюбленной в глаза, не признался в любви, не сказал ласкового слова. Лишь одна памятная вещь была при нем – оставшийся от Ясны «блокнот», переплетенная корой черной березы книжка… стихи… Выполняя последнюю просьбу узника, жрецы вернули ее без всяких вопросов. Так, полистали, хмыкнули – подумаешь, «книжка». Для кого-то и впрямь – безделица, а для кого-то – память.

Осталось позади «блюдечко», бревно под кустами сирени, на котором частенько сидели влюбленные. По левую руку угрюмо маячили буровато-красные башни, соединенные пряслом стены – Маринкина и Грановитая, узилище волхвов и их обиталище…

Неужели и вправду в болоте утопят? Или оставят связанным, на съедение болотным червям и всякой прочей твари?

Дойдя до начала гати, процессия ненадолго замерла, затем кто-то из волхвов – не Владислав – вышел вперед, медленно пошел в трясину… За ним отправились и все остальные, двигаясь к большому холму в виду Маринкиной башни, тому самому, где как-то ночью Ратибор видел какой-то свет… где обитало красное Поле Смерти.

Поле Смерти! Юноша невольно содрогнулся, догадываясь, как именно его решили казнить. Сжечь!!! Но не на костре, а куда более изысканно – так, чтоб святотатец забыл себя, медленно корчась от невыносимой боли, заживо перевариваемый, «прожигаемый» красным Полем.

Нехило придумано. Ай, да жрецы!

Толпа притихла, лишь жрецы с глухим бормотаньем разбрасывали кругом какие-то лепестки – то ли исполняли какой-то священный ритуал, то ли подзывали Поле. Как бы то ни было, оно не замедлило появиться, вынырнув откуда-то из разросшихся у подножья холма кустов. Вылезло, растеклось студнем, ягодным красным киселем, зыбкой хищной лепешкой, размерами чуть больше старинного сквера «блюдечко» и в добрую дюжину локтей толщиной.

Все застыли. Волхв Владислав, низко поклонившись Полю, обернулся и махнул посохом. Повинуясь его немому приказу, воины опасливо опустили носилки со связанной жертвой шагах в десяти от мерцающего, смертельно опасного студня.

Опустили и немедленно отошли. Старый жрец тоже отступил – последним, встав на самом краю гати.

Поле сместилось неожиданно быстро, просто протекло к носилкам, дотронулось ложноножкой до богопротивного святотатца. Тронуло скорее с любопытством, нежели с хищной жадностью. Быть может, Поле не слишком-то оголодало или тут была какая-то иная причина, а только Ратибор не почувствовал никакой боли, так, легкое покалывание. Парень даже улыбнулся – щекотно!

И тут Поле накрыло его целиком! Никуда не втаскивало, не всасывало, не пожирало – да и было ли, чем пожирать? Никакой усеянной острыми зубами пасти молодой человек что-то не заметил. Просто накрыло… И все кругом исчезло в один миг: и волхвы, и бояре, и весь прочий не в меру любопытный народ.

На звоннице гулко ударил колокол, с Пятницкой и Горелой башен тоже послышался тревожный звон. Набат – так это называлось!

Все переглянулись, прислушиваясь, замотали головами, спрашивая друг у друга – что это, что?

Загадка разъяснилась быстро. Откуда ни возьмись, рядом с гатью выпрыгнули из кустов, словно из самой трясины, полуголые покрытые ряской дикари, лесные нео, явно прошедшие через болота! Но… кто показал им тайные тропы, гать?!

Такого просто не могло быть!

Вел дикарей необычно здоровенный вожак в наброшенной на красные, с облезлой кожей, плечи рысиной шкуре. Такая же облезлая физиономия его светилась запредельной ненавистью, злобой… и наглой уверенностью в победе!

– Хэк!!! – издав громкий душераздирающий вопль, облезлый с силой швырнул копье, насквозь пронзив грудь старого волхва Владислава.

Завязалась схватка, бояре и воины башен встали стеной, не давая напавшим подойти к гати. Окружившие болото дикари с хохотом метали в пробиравшихся по болотной тропинке людей увесистые камни. И не лень же было такие тащить!

Бояре и князь пришли в себя быстро – все же не кисейные барышни: организовали оборону и собрали вокруг воинов, да и вообще всех тех, кто мог держать меч. Другое дело, что мечей-то на всех не хватало, да еще женщины и дети создавали панику, спешно пытаясь укрыться в Кремле, а тропинка-то между трясинами была узкая. Многие оступались, тонули, а нео становилось все больше и больше, и, хоть и лихо сверкали мечи, исход неравной схватки был уже предрешен.

На Пятницкой башне снова ударили в колокол, потом вдруг раздался взрыв, такой силы, что у бегущих с болота людей заложило уши. Повалил густой черный дым, и оранжевые языки пламени поднялись к самому небу.

Впрочем, Ратибор этого уже не увидел… и не услышал. Легкий красноватый туман обволок его в кокон, полностью отделив от того, что происходило снаружи. Да там, снаружи, верно, ничего больше и не было, все происходило здесь, внутри. Юноша лежал на носилках, чувствуя, как красное Поле Смерти тащит его куда-то внутри себя, и ничего больше не ощущая. В голове приятно шумело, как после кружки хорошей забористой браги, и что-то вдруг сильно кольнуло в груди, что-то жаркое, горячее, такое, что невыносимо было терпеть. Ну, вот оно, начинается…

Закусив губу, молодой человек попытался выпростать из пут руку. Странное дело, ему это удалось очень легко, почти безо всяких усилий. Опутывающие ноги и руки пеньковые веревки, стянутые замысловатым узлом, вдруг разорвались, словно сами собой, от минимального усилия.

Поспешно сунув руку за пазуху, Рат вытащил до невозможности разогревшийся предмет – самодельный блокнот со стихами, единственную память о Ясне. Вырезанная из коры черной березы обложка его порозовела и была столь горяча, что юноша невольно выронил блокнот наземь. Розоватое свечение тут же погасло, и Рат вытянул руку, пытаясь вернуть книжку обратно. На этот раз он не ощутил никого жара, просто взял блокнот в руки, полистал. Казалось, листки на вид стали еще новее, чем были, хотя, в общем-то, никогда и не выглядели старыми. Никакой желтизны, потертости – будто только что отпечатаны в… в… в типографии, кажется, так это называла мать.

Кстати, Ясна отыскала их где-то здесь, в обиталищах красного Поля Смерти. И очень даже возможно, что листочки эти, стихи, уже побывали в Поле, приобрели иммунитет. И передали его Ратибору, став амулетом. Да, несомненно, именно так и следовало понимать то, что он, Рат, еще жив, что еще не переварен, не сожран без остатка, не втянут живьем каждой клеточкой колыхающегося аморфного студня, так похожего на вкусный брусничный кисель.

Юноша прикрыл глаза: ах, Ясна, знала бы ты, что твоя вещица спасла мне жизнь! Ясна… любимая. Где искать тебя, где? Впрочем, это второй вопрос, первый – как поскорее выбраться из Поля? Ведь раз он, Рат, еще жив, значит, можно выйти…

Вскочив на ноги, молодой человек попытался сделать шаг в сторону от того направления, в котором ненавязчиво, но неумолимо тащил его гигантский смертельно опасный студень. Ничего не вышло! Никуда его не пустили, ударили электрическим током с такой силой, что Ратибор едва устоял на ногах. Странно, но юноша хорошо знал теперь, что такое электрический ток, откуда он брался, для чего и как использовался… даже шевельнулся, возник в мозгу какой-то «закон Ома для участка цепи», возник и пропал. Да-а-а… а матушка-то в таких подробностях об этом не рассказывала.

Поле тянуло его к своему логову, к подножью холма. Только это теперь был не холм, а здание незнакомой архитектуры, огромное, светлое, полное людей! Вернее, как сразу же понял Рат, не людей, а их объемных изображений, генерируемых Полем бестелесных мороков. Вот через парня прямо насквозь прошли две долговязые девицы в бесстыдно узких штанах, а вот он сам пронзил группу спешивших куда-то мальчишек. Яркий свет заливал внутренности холма – огромного и невообразимо прекрасного зала, где, верно, могли бы поместиться сразу несколько башен и еще оставалось бы место для стен. Посередине расстилалась столь же огромная, покрытая чем-то сверкающе-белым поляна, а вокруг нее, на расположенных ярусами ярких креслицах, сидели столь же ярко одетые люди – смеющиеся мужчины, женщины, дети. Сотни, а то и целая тысяча людей! Все словно чего-то ждали, и вскоре Рат понял, чего. Заиграла ритмичная музыка, и внизу, на сверкающей поляне, появилась девушка на… да, эти блестящие металлические штуки на башмаках назывались коньки, такие имелись и в башнях, только попроще – деревянные, с приделанным стальным полозом. Они привязывались к обуви шнурками, а здесь… здесь все было по-другому. Короткая юбочка, разрез на спине – видно буквально все, но при этом девушка вовсе не выглядела бесстыдно. А как она каталась! Какие пируэты выделывала! Прыгала, вертелась волчком, плыла по льду, летела… И как она только не боялась удариться о невысокий забор с непонятными надписями?