Ты мне не сестра (СИ) - Попова Любовь

Только вот вылить некуда. Только вот высказать некому. Кроме Майи, которая регулярно намекает, что я все еще красивая, что найти мужчину мне будет несложно.

Только вот кого не найди, все проигрывать будут. Всегда буду вспоминать, как меня накрывало от одного взгляда, как терзало чувства похоти и жажды. К другому человеку. К плохому человеку.

Даже когда думала, что родственники, даже когда думала, что ненавижу.

— Ты должна выбраться из своей берлоги, — твердит Майя, уводя ревущую Милашку. Демьян тоже уже хнычет у ноги. Приезды его любимой подружки редкие, что сказывается на настроении детей.

— Меня все устраивает, — в который раз говорю я, и невольно смотрю на перегоревшую лампочку в прихожей. Надо купить новую. А еще новый смеситель в ванную и поменять окно в детской, потому что уже время к осени, а оттуда нещадно дует.

— Но, наверняка, Демьян снова захочет увидеть Милану, — улыбается Майя лисой и у меня стойкое ощущение, что она что-то задумала. – Еще там будут… батуты.

Дети хором закричали, так что заложило уши и мне ничего не оставалось, что пообещать. Приедем. Другой город, в который я не хочу возвращаться, потому что там живет успешный и богатый Максим Одинцов.

— Майя… — предупреждающе хватаю подругу за руку.

— Он в Индонезии. Открывает что-то. Сегодня специально спросила Давида.

— Хорошо. Он не должен узнать… — киваю на Демьяна, активно дергающего меня за домашний халат. Спать уже пора.

— Можешь на меня положиться. Я бы не тащила тебя в Москву. Но… Я все-таки считаю, что ты должна подать на алименты. У нас ты денег брать отказываешься.

— Меня устраивает моя зарплата.

— А меня не устраивает это место.

— Нормальное место. Я там хорошо себя чувствую, а Демьяну есть с кем играть.

Майя, конечно, еще побурчала, а я с улыбкой закрыла двери и опустилась на колени перед маленьким. Не хочу ехать в Москву. Но тут он даже батутов не видел, а ребенку требуются развлечения. Ладно, я просто проглочу боль воспоминаний. Все уже в прошлом. Макс и сам, наверняка, все забыл. Нашел себе другую. Зачем ему «шлюха» отца? Значит мне нечего бояться?

Только вот бесполезно убеждать себя в этом, когда поджилки при приближении к особняку Грановски трясутся, а вопросы Демьяна начинают раздражать. Хочется вывернуть руль и рвануть обратно. В свой мирок, в городок, почти такой же, где я выросла. Туда, где никакие страсти меня не смущали, и ни один человек, кроме сына, особо не волновал.

* * *

— Мама... – слышу снизу писк Демьяна и перестаю в страхе озираться.

— Да, милый? – вижу, что говорить ему неудобно, но он очень явно показывает на штаны. Все понимаю без слов. В этом сборище богатых и знаменитых, от которых я давно отвыкла, не удобно и мне. Что уж говорить про трехлетнего малыша.

Веду его в туалет и хочу зайти с ним, но его острый взгляд меня останавливает. Точно такой же как у отца.

— Хорошо, ты уже взрослый, иди сам. Только…

— Руки мыть, — кивает он и скрывается за дверью, а я снова озираюсь. Высокие потолки с лепниной. Люстра, стоимость которой под несколько тысяч баксов. Вышколенные официанты. Раньше это был мой мир, но я ни на мгновение ни пожалела, что оставила его. Теперь у меня есть сын от любимого человека, как бы я его до сих пор ни ненавидела.

Слышу, как смывает вода, как шумит напор в раковине, и с улыбкой отворачиваюсь. Маленький и взрослый одновременно, он уже считает себя моим защитником.

Затылок нещадно зажгло и улыбка сползла с лица сама собой.

Нет. Нет…

Смотрю вверх на балкон и замираю. Застываю как каменное изваяние, чувствуя, как сердце совершило последний удар и остановилось.

Сколько бы лет не прошло, сколько бы дорогих костюмов и причесок он не сменил, я всегда его узнаю. По прищуренному хищному взгляду, по линии скул, по орлиному носу, по плечам, что казались всегда непропорционально широкими.

Максим Одинцов все такой же. Любимый. Ненавистный. Желанный. Под руку с кем-то под стать ему, не знающий, что я от него забеременела и родила сына.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Убью Давида, — шиплю себе под нос и отворачиваюсь от прожигающего платье взгляда и хочу захлопнуть дверь, в которую выходит Демьян, понимая, что сейчас вскроется ящик пандоры.

— Мама, я все…

Наверное, он мог не понять, что это его сын. Но разве хоть когда-нибудь Максим отличался несообразительностью?

— Лана! – слышу я пронизывающий до костей крик и осознаю, что вот сейчас я не готова ничего рассказывать, объяснять. Кажется, я просто хочу исчезнуть и не смотреть в его выпивыющие душу глаза.э

Подхватываю ничего не понимающего Демьяна на руки и бросаюсь бежать. Я всегда от него бегу. От любви. От порочного желания. От жестокости. Бегу сквозь разодетую толпу, не обращая внимания на яростные окрики и вижу спасительный блеск своей старенькой хонды.

Открываю дверь щелчком брелка, почти закидываю свою кровиночку в салон.

— Мама!

— Тихо, тихо, милый. Это игра такая. Догонялки.

Только закрываю дверь, завожу с первой попытки двигатель, как стекло машины сотрясает удар. Раз. Второй. И я пытаюсь вдавить педаль в пол, но он, словно зверь, держит ручку, не дает мне тронуться.

И я поворачиваю голову, смотрю в бесовские глаза и тону в них, вспоминая ослепляющую сладость объятий, горечь расставания, стыд за вранье. Все в одно мгновение как перед смертью. Не могу. Не сейчас. Я только наладила жизнь, я не готова пустить в нее сына дьявола. Не готова, Макс! Отпусти! – кричу мысленно. Но разве его проймешь жалостливым тоном? Он слишком много пережил.

— Открой эту долбаную дверь! Лана, сука! Открой! – орет он сквозь стекло, уже готов вырвать дверь, но его отбрасывает подоспевший Макар Черкашин, и я рву когти. От него. От себя. От прошлого, в котором я была так счастлива. И несчастна.

Глава 2.

*** Макс ***

Вся жизнь перед глазами, как череда киноленты. Особенно та часть, что связана с Ланой. Особенно то, что произошло после ее побега.

Ненависть к ней сжигала изнутри и все, что я мог сделать, чтобы не придушить суку за вранье, за омерзительный поступок, это нажираться в ближайшем к своему дому баре.

Я пил и дрался, выбивая дурь из охуевших баранов, клеил телок, но даже не доводил до постели.

Каждая напоминала мне Лану. Каждую хотелось зарезать. Вырвать кусок мяса, что люди называют сердцем, что во мне, кажется, больше не бьется.

После трехнедельного запоя я понял, что могу держать себя в руках, чего не скажешь о ногах, и пошел ее искать.

Сначала общежитие, где брюнетка Даша сказала мне, что Ланы нет уже три недели. Потом ее парню— адвокату. Стоя перед дверью его зачуханной хаты, я сжимал руки в кулаки, чтобы не выбить зубы тому, кто осмелился даже надеяться на секс с моей Ланой.

Но я сдержался, тем более, судя по оскорбленному виду, этот придурок тоже не знал, где она. Знал на самом деле, но даже от него она умудрилась в итоге сбежать. Подчищала следы.

За три недели она как канула в воду. И это вывернуло мне душу наизнанку. Я потратил несколько миллионов, подняв на уши не только все детективные конторы, но даже милицию. Сказал, что она преступница. А какой у меня был выбор?

Я не спал, почти не ел.

Все вспоминал, вспоминал, прокручивал. Дрочил несколько раз на дню, повторяя ее имя, как мантру. Потом кокс.

Бля, с каждой дозой она казалась все реальнее. Вот-вот руку протяни и коснешься нежной кожи. Когда образы начали бледнеть, в ход пошли более тяжелые вещества.

Я пробовал разное, словно гнался на машине за убегающим закатом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но он ускользал все дальше и дальше, месяц за месяцом, пока не наступила тьма.

Гнетущая, удушающая, она влекла меня все сильнее. В ней не было боли, дьявольской страсти, ревности и жажды смерти. Только тишина и пустота. Но и ее меня лишили. Вытянули с того света. Буквально как котенка за шкирку.

Очнувшись, я с удивлением обнаружил Сергея. Сутенера, что по непроверенным данным работал на отца и склонял Лану к работе проституткой.