Измени мне, любимый! - Иоанна День

— Пояснишь?

— Это муж мой. Куда бы не поехала, везде в номере меня ждут цветы — и, заметь, самые лучшие, которые только здесь можно купить.

Объяснение простое, никакого волшебства. Но — как романтично! До слез!

— Ну, а раз ты со мной — тебя тоже ждут. Согласись, это было бы обидно — у меня номер с цветами, а у тебя без.

Вспоминаю ее мужа — он тоже был там, в кафе, когда я угощала их пеламидой. Состояние тогда мое было истерическое, но помню, что — высокий, выправка, как у военного. И помню, что глаза его всегда были на Марго. Тот самый фокус внимания.

А теперь выясняется, что еще этот фокус поддерживают конкретные действия, например — в каждом отеле ждут цветы.

Думала об этом всю поездку, да и повод был, ведь в отеле в Самарканде нас ждали чувственные розы, а в Ташкенте — нежные гиацинты.

Марго каждый раз хохотала, рассматривала цветы, звонила мужу, чтобы поделиться своим новым впечатлением. А я смотрела, как она шептала и бормотала в трубку, потом затихала и слушала, после чего краснела, потом закатывала глаза и сново начинала нашептывать своему мужчине.

Это все было похоже на обстоятельную и очень горячую дистанционную прелюдию. И мне тоже хотелось звонить и нашептывать.

Но — кому?..

А Бухара оставила свой след в моем сердце. Хоть у нас и был всего один день. И выбора особенного не было — только хардкор! Самые утоптанные туристические тропы.

Успели: купить каждой по винтажному халатику в торговых куполах старого города, сфотографироваться возле минарета Калян во весь его рост, пообедать у пруда на Ляби Хауз, отдохнуть под чинарой во внутреннем дворике Мечети Калон.

Когда же ближе к вечеру все-таки дошли до Цитадели Арк, я поняла, что не зря оказалась здесь именно в этот момент моей жизни.

Глава 33

— И — никогда! Ни-ког-да за всю свою жизнь в гареме они не выходили за ворота этой крепости.

— Их не выпускали?

— Сами не шли. Такой закон — никто не имел права видеть наложницу бухарского эмира.

— Это типа статуса “Инкогнито”? Все знают, что они есть, но никто их не видит…

Стою на внутренней площадке Цитадели-Арк, сочувствую наложницам и разглядываю обычную для туристического места мелочевку: украшения в национальном стиле, чудесатые аксессуары — вот эти маникюрные ножницы в виде аистов или солонка в виде плода граната — да много здесь чего.

Хозяин лавки оказался бывшим экскурсоводом. И контент у него — хоть снимай на телефон и на ютюб заливай. Особенно — про наложниц: быт, нравы, мода, предпочтения в сексе.

Просмотры взлетят — куда там моему скандальному видео. Вот и Тёма пишет, что большую часть он почистил, а то, что осталось уже почти никому не интересно.

От уличного прилавка, иду вовнутрь магазинчика. Надеюсь найти ту самую нужную именно мне штучку, которая потом будет напоминать и о поездке, и о крепости.

В конце комнаты еще дверь

— А туда можно? — в моих глазах азарт искателя и хозяин кивает — Иди, можно.

Любителям набегов на “блошки” знакома эту иллюзия, когда кажется — вот-вот, еще чуть-чуть и там, за следующей кучкой артефактов я найду что-то удивительное и тогда обзавидуются все ценители винтажных редкостей.

— А что там? — заглядываю в дверной проем.

Полутемное длинное узкое помещение. Справа — глухая стена. Слева ряд окон.

Вместо стекол — глиняная решетка с отверстиями, как соты. Это как в очках-тренажерах: кажется, что стекла не проницаемые, а приблизишь их к глазам, сфокусируешься на мелкие отверстия — и сразу весь мир в фокусе.

— А это любимая комната наложниц бухарского эмира — только здесь они могли снять хиджаб и выглянуть в окно — долетает отпущенный мне в спину комментарий.

Припадаю к отверстиям-сотам одним глазом. Обзор увеличивается и я вижу, что окна аккурат над центральными воротами Цитадели. Но видна совсем маленькая часть площади и только в одном ракурсе.

Делаю шаг назад, расслабляю мышцы глаз и расфокусирую взгляд. Пробую поймать тот момент, когда три-дэ картинка начнет проявляться.

Сначала замечаю, что меняются окружающие меня звуки: перестаю совсем слышать то, что рядом — вопросы туристов, ответы продавца — но зато все отчетливее слышу звуки по ту сторону окна — с площади.

Вот телега скрипит, а колеса охают, когда перекатываются с камня на камень. Там кричат дети, догоняют друг за друга. Справа ругаются женщины, что-то не поделили и так завелись, как сороки трещат. А еще дальше журчит вода и далее слышны голоса певчих птиц.

Держусь рукой за древнюю кирпичную кладку, пальцы перебирают неровности, а потом чувствую в руке кусок шелка — тонкий, легкий, струящийся.

Наконец картинка складывается и уже вижу в проеме передо мной площадь. Много людей, идет торговля. Долетают запахи — свежего хлеба и жареного мяса. Так было и вчера. Так было и тысячу лет назад.

И мне кажется, как-будто я — та наложница: любимый господин был доволен мной и подарил вот этот перстень с изумрудом. Тяжелые шелка окутывают мой гибкий стан, золото браслетов на запястьях отражает луч солнца.

А я улучила момент — и прибежала сюда, чтобы издали, незаметно для других, полюбоваться — хоть недолго — вечной Бухарой. Гляжу и слушаю. И чувствую. И я счастлива.

— Вот ты где — Марго заглянула в проход, она ждет, когда я выйду.

— Я слышала, как бьется сердце Бухары, древнее и мудрое — только и успеваю сказать подруге и слезы — чистые и сладкие — омывают мои щеки.

А Марго обнимает меня за плечи, шепчет что-то успокаивающее и мы с ней идем гулять по ночному городу. Возвращаемся в гостиницу поздно, уставшие, но счастливые.

Зачем мне было это видение? Не знаю. Но это то, ради чего точно стоило сюда ехать.

Утром следующего дня мы были уже в Самарканде, где прямо на вокзале нас встретил, рекомендованный коллегой из Бишкека экскурсовод Рудольф.

Он устроил эксклюзивную экскурсию на винзавод Филатова, где нас ждали экспонаты не только в музее, но и в дегустационном зале. После посещения которого, боюсь, Самарканд предстал пред нами в ином, отличном от реального, виде.

Рудольф раскрыл нам все секреты царствования великого хромого правителя — Тимура — показал, за какой дверью находится его настоящая могила и рассказал как на Регистане выпить чашечку настоящего кофе по-турецки.

А в гостинице нас ждали — каждую,