Мы вышли покурить на 17 лет… - Михаил Елизаров

Вадюха попытался взять у Назарова сумку.

— Сам донесу! — воспротивился. — Ничего ж не весит.

Они спустились в подземный переход, вышли на привокзальную площадь. Для конца апреля было прохладно. С неба чуть накрапывало — реденькие стылые брызги.

— Узнаешь? — Вадюха, шутливо красуясь, поиграл рыжими бортами куртки. — Светка неделю назад вещи перебирала на выброс и нашла. Я померил — как раз. Вполне можно носить.

— Шик, — улыбнулся Назаров. — Турецкий винтаж образца девяносто второго года.

— Турецкий что? — переспросил, оглядываясь, Вадюха.

— Винтаж, ретромода… Да хуй с ним, — Назаров приобнял Вадюху. — Лучше скажи, чего ты похудел так. Совсем ничего не жрешь?

— Да жру я, — успокоил Вадюха. Спохватился: — Поедем ко мне завтракать? Или сначала на квартиру?

— Давай на квартиру, потом в городе перекусим…

— Как скажешь, Назарыч…

Прошли мимо сквера с фонтанами. На другой стороне дороги Назаров увидел Вадюхину синюю «девятку».

Бросил на заднее сиденье сумку, сам сел впереди. С зеркала заднего вида пропал многолетний висельник — скелетик, вместо него болтался освежитель-елка, а на панели появился образок с Николаем Чудотворцем.

Поехали в центр, на Пушкинский въезд.

Назаров всякий раз заново привыкал к Харькову. После Москвы ему все здесь казалось маленьким, кукольным, будто попал из взрослого мира на детскую площадку. И между собой и Вадюхой ощущал легкое, почти невесомое отчуждение — тончайшая пленочка. Впрочем, знал, к завтрашнему дню от нее и следа не останется…

Вадюха, наверное, тоже Назаровский холодок чувствовал и давал Назарову время для адаптации — не шумел, не балагурил, как обычно.

— Глушак поменял, ступицы, — пересказывал машинные новости Вадюха.

— У меня там совсем пиздец, да? — поинтересовался Назаров. — Хаос?

— Да нормально все…

— Жрешь плохо, — вспомнил первое ощущение от встречи Назаров. — Не заболел?

— Выздоровел уже…

— А что было-то?

— Пневмоторакс…

— Пневмо-чё?

— Торакс. Я же писал тебе. Ну, легкое у меня схлопнулось. Заново надували…

— А я не понял, — Назарову стало неловко. — Думал, ты про насос какой-то. Пневматика… Точно выздоровел?..

И заговорил о Москве, Ларисе, дробилках — уже много лет одинаковыми, ворчливыми словами.

В квартире действительно ничего фатального не произошло. С первого взгляда бросалось в глаза только отсутствие дивана.

Назаров бродил по комнатам и перечислял потери.

— Вот бляди, а? Вадюх! Ну, я понимаю, плазма была бы! Но телек старый зачем пиздить?! Объясни мне?!

— А холодильник зачем? — спокойно удивлялся Вадюха. — Уроды потому что!

— И вертушки я что-то не вижу… Хуясе! Как паркет исцарапали!.. — придирался Назаров.

— Это еще «педофилы» малолеток приводили на оттакенных коблах. — Вадюха показал пальцами размер. — Танцы устраивали. Наташка, соседка, жаловалась, что шумели. Я же говорил тебе…

— А где антресоли? — Назаров замер посреди коридора. Между кухней и санузлом под потолком раньше находились антресоли. А теперь зияла незанятая прямоугольная пустота.

— Сгорели, еит… — Вадюха явно не ожидал вопроса. — Три года назад, еще «шибздик» жил. Соседи сверху залили, произошло короткое замыкание. Рассказывал же тебе. Я специально потом проводку убрал, новую развязку сделал…

Назаров вспомнил, действительно был когда-то мини-пожар. «Шибздик», по счастью, находился дома, успел предотвратить большую беду и вызвал пожарных…

Не обратил Назаров внимания на Вадюхины слова, потому что в квартиру редко заглядывал — и мельком. В порядке все — и ладно. После сгоревшей проводки Вадюха произвел косметический ремонт в коридоре, а едва «шибздик» съехал, сразу заселил «педофилов» — понятно, что не настоящих извращенцев — просто мужики частенько водили в «офис» совсем уж юных девчонок — со слов Вадюхи…

Антресоли, хоть и запирались на ключ, ничего ценного не содержали. Игрушки Назарова. Постельные: медведь, львенок, кошка-подушка. Это когда он совсем маленьким был, спал с ними в обнимку. Хранились два огромных пакета с солдатиками. Назаров в детстве очень любил сражения устраивать — масштабные, чтоб на ковре было сразу до тысячи общего войска. Смертью работал маленький механический паровозик. Назаров запускал его в дерущуюся толпу, и тот валил солдатиков без разбора, пока не кончался завод… Настольные игры лежали: футбол и морской бой. Противогаз, альбом с марками, пистолеты — дорогие сердцу пустяки, которые Назаров еще в детстве завещал будущему сыну. И все превратилось в огромную «дымовуху». И даже дыма не осталось.

— Ну, а чего ты их там оставил, братушка? Мне бы в гараж отдал.

— Да как-то не подумал… Забыл, — честно сказал Назаров.

Он изумленно оглядывался. Вообще все поменялось… Будто не к себе пришел.

В течение стремительных четырех лет из квартиры один за другим скоропостижно уходили предметы, создававшие для Назарова ощущение «дома». Давным-давно они прибыли сюда новобранцами, прижились, вросли в квартиру, стали неотъемлемой частью ее ландшафта. Бывало, кто-то дряхлел, умирал, на смену выбывшему приходил новый предмет — но во всем этом была медленная геологическая постепенность.

А потом родители увезли в Полтаву прабабушкину горку и трюмо. Отцовским друзьям подарили на дачи кровати, старую немодную стенку, платяной шкаф, пианино «Украина». Подевался куда-то обеденный стол — его место занял приземистый и коротконогий, как такса, журнальный столик. Завелась дерматиновая сидячая мебель, два компьютерных уголка из ДСП.

До последнего декорировали квартиру «под дом» книги, коврики, обои, шторы. Но пришел срок, и мир бесповоротно разделился на античный и нынешний. На руины и новостройки. В Риме были Колизей и Пантеон. У Назарова — два книжных шкафа, почти нетронутая кухня. А так в квартире протекала чужая подержанная жизнь…

Назаров поймал себя на том, что сидит, точно пригорюнившийся заяц, — закрыв мордочку лапами. Вадюха заваривал чай. На удивление, воры пощадили электрочайник «Филлипс», весь в известковой накипи.

Чайник этот у Назаровых был с начала девяностых. Как раз закрылось КБ на «Хартроне» и отец перешел в кооператив по ремонту телевизоров. Тогда люди еще вещи чинили, а не выбрасывали. Отец нормально зарабатывал, они и стиралку купили, и видеодвойку «Сони»…

Не просто бытовая техника пропала, а родня неодушевленная.

Диван югославский, с раскладными мягкими внутренностями. Назаров спал на нем с третьего класса. Как ни пафосно звучит, женщину на том диване познал. И не одну. И где он теперь, верный диван, гражданин канувшего детства?..

— Наза-а-рыч, — ласково укорял Вадюха. — Ну, разве можно привязываться к старью?

Он понимал печаль Назарова, но не хотел, чтобы тот грустил.

— Вот пускай все твои проблемы вместе с диваном к этим гандонам уйдут!

Назаров кивал — да, пусть уйдут…

Проигрыватель «Вега»… Сколько на нем переслушано: «Квин», «Скорпионс», «Металлика», «Кино», «Аквариум». Пока кассеты винил не заменили. Кстати, и кассетничек, по ходу, прибрали — он уже и пленки не крутил, работал, старенький, радиоприемником…

— Надо было все в одну комнату сложить и запереть ее, — сокрушался по-новой.

— Денег меньше было бы. Ты же пять сотен за двушку получал!

Назаров горько подумал, что лучше бы он получал меньше денег…

— Назарыч, это некрофилия, ей богу! Ветхость всякую любить! Убиваться по старой вертушке! Новую купи и будь счастлив!

— Да при чем тут некрофилия?! — обиделся Назаров. — Я ж не с трупами ебусь! Просто надеялся, что есть у меня место, где ничего не меняется! Где какое-то, — он задумался, — родное постоянство!..

Позвонил в Полтаву. Говорил с родителями бодро, без ноток уныния.

— Привет, пап… Нормально добрался… В порядке… «Китайцы» съехали… Ну, как почему?..

Вадюха, сложив ладони рупором, подсказывал: — Потому что пидарасы!..

Назаров улыбался, поясняя источник шума: — Это Вадим… Конечно, здесь, где ж ему быть?..

— Кланяйся! — суфлировал Вадюха.

— Привет вам передает… Пап, я цену на сотню поднял… Что значит, зря?.. Я не могу заниматься благотворительностью… Разберусь, не в первый раз… Давай маму на два слова… Да, мам, привет… Отлично все! Ну, съехали, да… Новых заселю… В порядке квартира, Вадюха ж следит… Дай еще бабушке трубку… Привет, бабуля! Как себя чувствуешь? Чувствуешь как?! Хорошо?! Ну, вот, приехал я…

Спустя час вышли во двор, свернули за гаражи. С обновленной стены в арке исчезла надпись «ВЕК-ВАК», сделанная четверть века назад городским безумцем Митасовым…

— Все прошлое спиздили, — с ненавистью бормотал Назаров.

В банке он обменял рубли на гривны и повел Вадюху в пиццерию. Пока ждали заказ, позвонил Вике, договорился на вечер.