Расколотое небо - Кори Маккарти

– Нет.

Он не принял ее отказа.

– Почему ты со мной то теплая, то холодная?

Секунду она смотрела на него. Сейчас он был настоящий – не чрезмерно любезный или вежливый. Может, именно поэтому она изменила своей привычной тактике уклонения.

– Потому что в тебе два человека. А мне нравится только один из них.

– Значит, я все-таки тебе нравлюсь. По крайней мере на пятьдесят процентов. – Он пытался вызвать у нее улыбку. У него почти получилось. – Наверное, придется наябедничать на тебя Сильф.

– Тогда кто помешает ей убить нас обоих, когда мы в следующий раз окажемся на ВПП?

– Ну брось, – сказал он на пике самоуверенности. – Я пока с ней не взлетал, но я видел достаточно записей и знаю, что ей за нами не угнаться.

Чейз этот разговор был слишком приятен. Они уже неделю не были в небе – уровень террористической угрозы все еще оставался слишком высоким, – но то, как Тристан сказал «за нами», заставило Чейз вспомнить то, как они летали вместе. Крыло под крылом, то поддразнивание.

– Так. – Он легонько ущипнул ее за руку. – Расскажи мне про этот шрам.

У нее в голове творилось нечто странное. Мысли были теплые, пушистые и совсем не ее.

– Пиппину я сказала, что это я в детстве упала с велосипеда. Парням на свиданках я говорю, что на меня напали грабители.

– Но это все ложь?

– Необходимое изменение правды.

Эту фразу она украла из лексикона отца.

– Говоришь как политик.

Чейз провела пальцем по безобразной бугристой линии, которая тянулась у нее от локтя к плечу. Врач, который ее зашивал, пообещал, что со временем шрам побледнеет и разгладится. Вот уж кто врал! Шрам и сейчас был таким же красным и воспаленным, как пять лет назад.

Правда приходила медленно, поднимаясь откуда-то из глубины. Чейз не хотелось ее озвучивать, но Тристан уже знал про ее отца, и от этого говорить было гораздо проще. Наверное, слишком просто.

– Как-то поссорилась с колючей проволокой, – сказала она. – Очень давно.

– Очень давно? Тебе сколько – пятьдесят семь?

– Мне было двенадцать.

Она скрестила руки на груди, чуть сильнее обычного ощущая, что именно закрывает.

– Не так уж много двенадцатилеток ссорятся с колючей проволокой.

– Может, у тебя в семье это и так.

Вот оно! Чейз упомянула в связи с этим Торна. Будет ли Тристан стараться узнать больше? Он бросил на нее мрачный взгляд, который доказал, что он вспомнил о Лэнсе Говарде Торне. Хоть она сама вломилась в эту тему, сейчас она уже об этом жалела. Она ухватилась за первый попавшийся способ переменить разговор.

– Ты винишь меня в том, что произошло с МАВС?

Он посмотрел на нее так, словно она только что перешла на китайский язык.

– Чего?

– Если бы я не начала искать «Феникса», нас не обнаружили бы. И МАВС уцелела бы.

Он покачал головой.

– Адриен мне сказала, что за нами все это время следили. Возможно, наше взаимодействие что-то ускорило, но мы уже были обречены. Это был вопрос времени.

– Ага, но если бы я за тобой не охотилась…

– Прекрати!

Он не закричал, но с тем же успехом мог бы. Она видела, как он сражается с мрачными мыслями. Она очень хорошо была знакома с подобными битвами. Может, он хочет поссориться? Ей это всегда помогало.

– Ну а я чувствую себя виноватой, – подначила она его.

Он покраснел.

– Как твой папа чувствует себя виноватым из-за Филиппин?

Она резко встала.

– А он должен? Он выполнял свою работу. Он не мог иначе!

Ее слова притянули тот разговор с Пиппином. Похоже, «не могу иначе» – это наследственное. Она села так же резко, как только что встала, однако Тристан не успокоился.

Он дернул за ее медальоны:

– Почему ты все время их носишь? Готов поспорить, что ты даже спишь в них. В МАВС мы надевали их только на вылетах.

Чейз отпихнула его руку локтем.

– Мы их носим потому, что до вражеской территории всего пара мгновений. В любой момент могут появиться беспилотники с тысячью ракет. Не знаю, как тебе, а мне хотелось бы, чтобы Кейл смог опознать мое тело, когда оно станет почерневшим кирпичом.

Она зашла слишком далеко.

Тристан снова провалился в ту адову пропасть. Шок залил его бетоном. На висках выступили капли пота. Казалось, он даже дышать перестал. Может, он видел горящую академию. Взрывы. Вопли. Но что бы это ни было, видение захватило его душу и выворачивало…

Чейз встряхнула его за плечо и попробовала позвать по имени. По нулям.

Она не очень-то умела общаться с парнями – в настоящем смысле этого слова, но знала, что срабатывало на Тэннере и Бунтаре. И на их предшественниках. Чейз схватила Тристана за щеки и прижалась губами к его губам.

Он моментально отстранился, встал и прижался лбом к одному из шкафчиков – так, что металл поддался и прогнулся. Дыхание у него было ни к черту, но он шевелился. Он вернулся. Она сочла это удачей.

Чейз встала, закидывая рубашку на плечо и стараясь казаться хладнокровной. На самом деле она ощущала тепло и безумие, хотела плакать и целоваться – что было пугающим сочетанием. Это заставило новые пласты ее чувств подняться к поверхности – и она дала им волю.

– Не знаю, что мой отец чувствует по поводу Филиппин. Мне никогда не хватало храбрости спросить.

Тристан посмотрел на нее слишком пристально. Казалось, боль скапливается в них обоих – и между ними. А потом боль перешла в нечто вроде облегчения, которое было настолько странным, что ей захотелось привалиться к Тристану.

Он сунул руки в карманы – но его неожиданная улыбка обняла ее.

От кафельных плиток отразились голоса: вошли Бунтарь и Ромео.

– Никс!

Бунтарь моментально отреагировал на то, что она без рубашки.

– Расслабься. Мы просто кое-что выясняли.

Лицо Бунтаря исказили сразу шесть взаимоисключающих эмоций, и он метнулся в глубину раздевалки. Глаза Ромео скользнули с ее шеи к пупку. Чейз подмигнула и направилась к двери, успев увидеть, как Тристан прижал к губам тыльную сторону кисти.

– Я в восторге от этой школы, – объявил Ромео. – Девочки. Всюду девочки!

Чейз остановилась, не дойдя до двери. Комнату наполнил звон бьющегося стекла и мучительный вой, который мог издать только Бунтарь.

Пластиковый птеродактиль пристроился на мыльнице, осуждающе глядя на Чейз. Она включила горячую воду. Струя ошпарила ей пальцы и мутно-розовой воронкой утащила кровь Бунтаря в слив.

– Мне твоя помощь пригодилась бы, Пип. Это был полный бред, – громко сказала Чейз в дверь ванной. – Бунтарь орет, из указательного пальца торчит кусок стекла. Ромео с Тристаном пришлось его держать, чтобы я смогла его вырвать. Сейчас его зашивают. – Она вытерла руки и вернулась в комнату. – Сильф меня убьет.

– Ты же знаешь, что я не люблю раздевалку, – ответил Пиппин. – Слишком много тестостерона. – Он не оторвал взгляда от блокнота. – Чейз, только ты способна вдохновить парня на то, чтобы он вдарил по зеркалу.

– Ага. Смехота.

– Мне не смешно.

Настроение у Пиппина было странное, но это было не ново.

Может, пора поговорить про то, что они чувствуют – если именно этого несколько дней назад от нее добивался Пиппин. Она присела на край его койки.

– Давай, выкладывай. Что тебя мучает? Команда «Феникса», да? С тех пор как они появились, все стало не так.

– Ты приписываешь мне свои чувства.

– А ты уклоняешься от ответа, – огрызнулась она.

Он захлопнул блокнот и сунул его в единственный запирающийся ящик. Чейз услышала щелчок закрывающегося замка. Она углубилась в себя, пытаясь придумать, что бы ему сказать – такое, чтобы он открылся. Выбор был таким обширным! Чейз экономила правду, словно реактивное топливо.

– Извини, что я убила тебя на тренажере, – сделала она новую попытку.

– Ты убила нас обоих, – уточнил он. – Но это просто игра. В воздухе такого не будет. Я предупрежу тебя, когда мы подойдем к пределу.

Пиппин завязывал шнурки. Вместо бантика у него получился узелок, который распался под неверными движениями его пальцев. Чейз села на пол и завязала ему ботинки. Пусть Пиппин говорит на четырех языках и может правильно нанести на контурную карту все реки мира, но повседневные действия порой ставили его в тупик. Ей нравилось это его свойство.

– Тристан знает про моего отца, – проговорила она наконец.

Он поднял руки ладонями к ней.

– Я ничего не говорил.

– Он подслушал, как мы с Кейлом разговаривали в конференц-зале.

Чейз завязала второй шнурок, и Пиппин взял ее за запястье, поднимая на ноги. Они стояли рядом друг с другом – и хотя ее напарник уже много дней казался мрачным и грустным, сейчас он ухмылялся.

– Тристан ничего не скажет. Этот парень в тебя втюрился.

– А вот и нет, – возразила она. – Он пытается стать мне другом, и это… неловко.

– Ты просто не видела, как он ворвался в центрифугу, когда ты отключилась. Припал головой к груди, чтобы услышать твое сердцебиение. Я напомнил, что на запястье есть пульс, но он, похоже, ничего не слышал. А если подумать… может, он просто решил тайком полапать…