Встречай меня в полночь - Сюзанна Энок

— Что-нибудь относительно Марли?

— На сегодняшний день — ничего, а там посмотрим. Оставьте его мне.

— Я и не собираюсь становиться между вами, — проворчал Бейтс.

— Что-нибудь еще? — Уолли заглянул в список через плечо Бейтса.

— Я попытаюсь найти данные о голосовавших в парламенте и узнать, кого не было в Лондоне на той неделе, когда убили Томаса.

— Это упростит дело, — согласился Криспин.

— Если речь действительно идет о пэре. — Бейтс вздохнул, протягивая список шотландцу.

Это было только одним из множества «если», с которыми они столкнулись, вернувшись в Лондон. Из Парижа задача не казалась такой обескураживающей, особенно после сотни успешных операций, проведенных ими, и не менее опасных.

— Мы ищем того, кто мог бы хоть немного помочь нам. — Синклер оглянулся на здание клуба. — Принимая во внимание, что я умудрился возбудить столько слухов, думаю, нам следует несколько дней связываться через леди Стэнтон, а не собираться вместе.

Уолли и Бейтс, дружно кивнув, тут же направились к «Ковент-Гардену» и менее респектабельной части Лондона. Криспин, однако, остался на месте.

— Что дальше? — сдержанно спросил Син.

— Тебе пора домой. Виктория все еще там, и тебе придется иметь дело с ней.

— Да-а. Мудрые слова от закоренелого холостяка.

— Ты также был холостяком, пока не увидел Лисичку Фонтейн.

— Поверь мне, Хардинг, я не придурок, охваченный любовью.

— Скажи это Уильяму Лэндри. Ты провернул не самое тонкое дельце, друг.

Синклер ощетинился.

— Каждый день меня посещают мысли о Томасе и о том, что, будь я здесь, он мог бы остаться в живых. Теперь я должен найти убийцу — не важно как.

— И не важно, кому ты причинишь боль.

— Лисичка Фонтейн — самый ценный источник, попавший нам в руки. Она не первая женщина, которую я использовал.

— Но она первая женщина, на которой ты женился.

— Замолчи!

— Иногда тебе следует спрашивать себя, почему ты делаешь это.

— Спокойной ночи, Криспин.

Когда он вернулся в Графтон-Хаус, Виктория уже спала. Синклер прошел через длинный холл и лабиринт комнат в кабинет Томаса и медленно сел в кресло. Ранним вечером, при зажженных лампах — не могло быть сомнений, что Томас увидел своего убийцу, как только тот вошел в комнату, но не приложил никаких усилий для своей защиты.

Один из этих приятных, вежливых джентльменов убил его — убил хладнокровно. Синклер не доверял никому из них после того, как обнаружил скрытые слабые места у их представителей в Европе. Больше всего его терзало то, что все случившееся могло быть его виной, если он узнал ложную информацию и кто-то решил, что она передана Томасу.

— С вами все в порядке?

Вздрогнув, он схватился за пистолет и тут же понял, что слова исходили от Лисички. Она стояла в дверях — светлая тень на фоне темного холла. Он с усилием откинулся на спинку кресла.

— Да, все хорошо. Отчего вы встали?

— Просто я слышала, как вы вернулись. — Она неуверенно вошла в залитую лунным светом комнату. — Здесь убили Томаса?

— Да.

Длинные вьющиеся волосы Виктории разметались по плечам, и ему мучительно захотелось коснуться их.

— Он сидел за столом, когда это случилось?

— Да.

Она склонила голову.

— Мне жаль, что у меня сложилось неверное представление о вас, Синклер.

— А может быть, и нет.

Виктория медленно подошла к нему и протянула руку.

— Не сидите здесь. У меня по всему телу мурашки.

Син позволил ее маленькой изящной руке взять его за руку и поднять с кресла.

— Вы хорошо знали Томаса?

— Он был старше вас, не так ли?

Поскольку она, казалось, не спешила уйти и по-прежнему держала его за руку, он притянул ее к себе, а затем медленно наклонился, чтобы дать ей время возразить. Когда же она не сделала этого, он нежно поцеловал ее, наслаждаясь теплым, податливым прикосновением ее рта.

— Да. Ему было около сорока — он был на целых десять лет старше меня. Они с бабушкой практически вырастили Кита и меня. — Синклер пальцами обвел контур ее лица. — И все-таки: вы хорошо знали Томаса?

— Нет, не очень. Думаю, мое окружение было слишком шумным для него.

— Все, что бы вы ни рассказали о нем, может помочь.

— Он был любезным и спокойным, любил живопись Гейнсборо, а однажды упомянул при мне, что сам немного рисует.

— Правда? — Синклер еще острее почувствовал утрату брата. — Я не знал этого.

— Он говорил, что у него не очень большие способности, но, по-моему, это не так. Вы нашли его работы?

— Нет, но, возможно, они сохранились у моей бабушки.

— Почему бы не спросить ее об этом?

— Я обязательно так и сделаю. — Он внимательно взглянул на нее. — Отчего вы так дружелюбны сегодня?

— Не знаю. Просто я думала, как ужасно потерять родного человека, а затем увидела вас в этом кресле…

— И?..

— Меня удивило, отчего вы находились вдали отсюда целых два года.

— Если бы я знал о вас раньше, то не отсутствовал бы столь долго, — заметил он.

Внезапно Виктория уперлась ему в грудь рукой и оттолкнула.

— Вы хотите использовать мое сострадание, чтобы соблазнить меня!

Он отступил на шаг назад.

— Но разве не вы используете имя Томаса как предлог каждый раз, когда мы целуемся? И почему я вас так нервирую?

— Нервируете? — Она рассмеялась. — Отнюдь! Вы не первый мужчина, который целовал меня или шептал сладкие, льстивые пустяки, чтобы завоевать мое расположение.

Синклер прищурился, и перед ним возникла досадная картина: Марли, кружащий ее в танце.

— Однако вы не вышли замуж ни за кого из них.

— Никто не был настолько бестактен, чтобы пытаться обольстить меня на глазах отца и половины Лондона. Спокойной ночи, милорд.

Маркиз знал, что все получилось нелепо и он действительно поступил бестактно в тот вечер, — но лишь потому, что не ожидал вновь увидеть ее в Лондоне. После нескольких дней, которые они прожили под одной крышей, у него не было ни малейшего представления о том, что двигало ею и каковы были ее мотивы, тогда как обычно он мог оценить любой характер в течение нескольких минут. То, что она то приближалась, то удалялась от него, не было ее виной — это он менял правила игры.

— Кто, вы думаете, убил Томаса? — спокойно спросил Синклер, напоминая себе, что он задает этот вопрос, потому что нуждается в ее содействии и вовсе не хочет сердить ее.

Она остановилась на пороге комнаты.

— Я не знаю. А вы?

Маркиз вздохнул. Виктория была права в одном: он действительно каждый раз использовал ее сочувствие.

— Любой.

— Любой?

Он пожал плечами:

— Я никого не исключаю. Любой мог сделать это. Мне только нужен мотив, чтобы вычислить этого человека.