Афоризмы - Георг Кристоф Лихтенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
B 249
По всей вероятности, Бертольд Шварц[169] был первым, кто обжег себе пальцы порохом, и все же нашлись люди, желающие оспорить у него даже эту жалкую честь.
B 302
Если природа не желала, чтобы голова прислушивалась к требованиям туловища, зачем же она присоединила к нему голову? Туловище могло бы, не совершая того, что принято называть грехом, досыта есть и совокупляться, а голова могла бы без него создавать системы, заниматься абстракциями, говорить, петь и болтать о платоническом упоении, платонических восторгах без вина и любви. Отравлять поцелуи — более жестокий поступок со стороны природы, чем отравлять стрелы на войне.
B 318
...Жить против воли отвратительно; но еще ужасней было бы стать бессмертным, если этого не желаешь...
B 333
Этого требует природа человека, и даже природа обезьяны с этим согласилась бы.
B 336
Один мой друг имел обыкновение делить свое тело на три этажа: голова, грудь и живот. И он часто желал, чтобы обитатели верхнего и нижнего этажей ладили между собой лучше.
B 339
Скорей прямая линия перестанет быть кратчайшей, чем я отклонюсь от своего пути; укажи мне путь короче, чем прямая, и я откажусь от своего и последую за тобой.
B 340
Этот человек крайне охотно делился всем, что ему ничего не стоило, и особенно комплиментами, — он никогда не оскорблял, по крайней мере об этом никто ничего не знал, всегда имел любезную физиономию, и его скромность была столь велика, что его голос звучал как-то жалобно. У многих людей он слыл добродетельным и у большинства — смиренным, короче, он был из той породы людей, которых встречаешь довольно часто и которых в Англии обычно награждают именем sneaking rascals[170].
B 386
От людей следует требовать услуг по их возможностям, а не по нашему желанию.
KA 2
В английском языке есть поговорка: он не настолько умен, чтобы обезуметь. Очень тонкое наблюдение!
KA 5
[Об индейцах]. Они не принимают в общество никого, прежде чем он не выдержит все суровые испытания и не станет способным терпеть голод и жажду, укусы крупных муравьев, ос, мух и других насекомых, раны, наносимые самому себе в различных местах тела, короче, пока не научится переносить сильнейшие боли с величайшей стойкостью и терпением. Это нечто большее, чем стать у нас магистром.
C 17
Трехгрошовая монета, пожалуй, дороже слез.
C 21
Вас, способных столь чувствительно рассуждать о душах ваших возлюбленных, я не стану лишать этой радости. Но ни в коем случае не думайте, что вы говорите или делаете нечто возвышенное, и не воображайте себя благороднее толпы, которая не так уже неправа, когда стремится преимущественно к плоти. Каких только идей не имеет о таком «тонком чувстве» юный читатель рецензий! Простолюдин же косит глаза на прорез в нижней юбке и ищет там то небо, которое ты ищешь в глазах. Кто прав? Я не взвешиваю доводы в этом вопросе и еще менее решаю его. Но я хочу посоветовать от чистого сердца всем чувствительным кандидатам быть поближе к крестьянину, иначе это может привести к досадным затруднениям.
C 22
Минувшая скорбь приятна в воспоминании[171], прошедшее удовольствие тоже, будущее удовольствие и настоящее — точно так же. Итак, лишь будущая и настоящая скорбь терзает нас. Значит, в нашем мире заметен перевес в пользу удовольствия. Он увеличивается еще и тем, что мы постоянно ищем случая доставить себе удовольствие и большей частью можем его предвидеть с достаточной уверенностью. Напротив, гораздо реже можно предвидеть будущую скорбь.
C 30
...Что за человек Иоганн Каспар Лафатер, если при чтении прекрасной идеи Мендельсона[172] у него может вырваться желание: если бы он был христианин! Почему не желает он ему в таком случае также и хорошего прусского роста[173]?..
C 37
Диоген[174] расхаживал в грязной одежде по роскошному ковру в комнатах Платона. «Я попираю, — сказал он, — гордость Платона». «Да, — возразил Платон, — но только посредством другого вида гордости».
C 113
Кто захочет слушать извинения, когда он может видеть действия?
C 137
Я весьма часто размышлял, чем отличается великий гений от заурядной массы. Вот несколько моих соображений.
Заурядный человек всегда приспособляется к господствующему мнению и господствующей моде, он считает современное состояние вещей единственно возможным и относится ко всему пассивно. Ему не приходит в голову, что все — от формы мебели до тончайшей гипотезы — решается в великом совете человечества, членом которого он является. Он носит обувь с тонкими подошвами, хотя острые камни мостовой и режут ему ноги; пряжки у него сдвинуты к самым пальцам и поэтому часто за все зацепляются. Он не думает о том, что форма обуви так же зависит от него, как и от того дурака, который первым начал носить тонкие подошвы на плохой мостовой. Великий же гений всегда задает вопрос: а может быть, это неправильно?.. Поблагодарим же этих людей за то, что они порой, хоть однажды, встряхивают то, что стремится осесть. Для этого мир наш еще слишком молод...
C 192
Освоить целину времени.
C 243
Он бойко болтает, как француз, деловит в движениях, как англичанин, жестикулирует, как итальянец, или пользуется всеми тремя способами, как немец[175].
C 274
Что тебе до причины доброго поступка этого человека? Если источником его была и не зависть, то, может быть, удовольствие от мысли стать предметом зависти. Следовательно, не личная зависть, а зависть других.
C 326
Великие люди тоже ошибаются, и некоторые из них так часто, что почти впадаешь в искушение считать их людьми незначительными.
C 343
Если кто-нибудь весьма охотно что-либо делает, то почти всегда он видит в этой вещи нечто такое, чего на самом деле в ней нет...
C 347
Не величие духа, а величие нюха сделало его таким человеком.
C 356
Может ли человек сам пробудить в себе активность? Укрощением страстей. Главным образом сладострастия. Следует начинать