Роковые поцелуи - Патриция Кемден

К ее удивлению, Ахилл не спешил занять место рядом с нею. Он прислонился к ближайшему дереву и, скрестив руки на груди и пристально рассматривая ее, тер большим пальцем руки запотевший бокал.

Элеонора опустила глаза, не в силах выдержать пристального взгляда Ахилла. Крошечные волны пробегали по поверхности игристой жидкости, и она сделала еще глоток, пытаясь скрыть дрожь в пальцах.

Она огляделась по сторонам, избегая встречи с этими темными загадочными глазами, смотрящими на нее. Мысленно она пыталась взывать к своему долгу, но решимость улетучивалась, как мираж, как иллюзия. Когда он был рядом, прошлое отступало, уступая место столь реальному сейчас.

– Ах эти свечи! – воскликнула Элеонора, насколько могла живо. – Они завораживают. Я никогда не видела столько – даже в церкви.

Граф поднял бокал в ее сторону.

– Тогда считайте, что это еще один алтарь. Алтарь богини.

Она засмеялась.

– А вы, стало быть, Силен или Юпитер? – спросила она и замахала рукой, предвосхищая ответ. В мифах крылась опасность: там на каждом шагу тебя ожидают амурные похождения. – Прошу прощения, месье, я непозволительно глупа. – Она покачала головой. – Хотя все это очень мило. Никто до сих пор не делал ничего подобного для меня.

Ее глаза остановились на его лице, и она испугалась своих слов.

– То есть… я хотела сказать… Ни у кого раньше я не встречала слуг, достаточно старательных, чтобы сделать такое. У ваших, должно быть, завидное терпение!

Граф пожал плечами.

– Они делают то, что требую я.

– И что вы еще требуете?

Граф посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом.

– Я требую от них выносливости, мадам. Элеонора почувствовала, как жар охватывает ее шею.

– А если у них нет… выносливости, вы их прогоняете?

– Я даю им отдых. – Улыбка заиграла в уголках его чувственного рта. – Мне требуются умелые руки. В противном случае их следует научить. И они должны учиться старательно. – Его взгляд изучающе опустился на дно бокала, где остался последний глоток шампанского. – И еще я требую, чтобы они были искренни.

– С вами? А если они не захотят?

Ей ответило молчание. Ахилл отошел от дерева и направился к буфету. Она услышала бульканье наливаемого шампанского, приглушенное клацанье крышек, поднимаемых с приготовленных блюд, и звяканье серебра о фарфоровые тарелки.

Он стоял к ней спиной, и Элеонора видела слабые тени свечей, колеблющиеся на бархате его куртки.

– А если они не захотят, месье? – громко повторила она. Звуки умолкли. Ахилл повернулся к ней лицом, не отходя от буфета.

– Все, кто предает меня, мадам, погибают. Все.

– И вы не чувствуете никаких угрызений совести, никакого сожаления, когда убиваете?

На мгновение тень горя и печали затуманила его лицо, но она тут же исчезла.

– Долг ради чести не может существовать без душевных мук, – ответил он.

Воцарилось молчание. Через некоторое время он принес ей тарелку с едой, и она пришла в замешательство, обнаружив, что это были ее любимые кушанья. «Как он узнал об этом?»

Она пробормотала слова благодарности и начала механически есть, размышляя над тем, зачем она вовлекла его в разговор о предательстве.

«Хотелось узнать, насколько далеко она может зайти, чтобы он вышел из себя», – сказала она себе. Но в душу закрались сомнения.

Вполне возможно, что ярость доставляла ему такое же удовольствие, как гладкость шелка и запах роз, поскольку боль, которую она увидела на его лице, была настоящей и неподдельной.

Как он был сложен! Она ожидала, что зло сына дьявола окажется простым и незамысловатым. Но Д'Ажене представлял собой лабиринт, а у нее не было клубка с нитками, чтобы выбраться из него, не было волшебной палочки, чтобы не потеряться навсегда в его запутанных ходах.

Элеонора в очередной раз поднесла вилку ко рту, но он удержал ее за запястье. Она вздрогнула и попыталась высвободить руку.

– Еда вас совсем не интересует, – сказал Ахилл. Его темные глаза были прикованы к ней, но теперь, казалось, в них сквозило… безразличие. Это поразило ее.

– Месье? – с трудом проговорила она. – Я не пони… – Она запнулась. Граф крепко держал ее руку, и от этого ей было не по себе. Она изо всех сил старалась не потерять самообладания. – Еда очень вкусна, – выдавила она.

– Как вы можете судить, если даже не пробовали ее? – спросил он наконец и добавил: – Вы быстро забываете полученные уроки.

Элеонора опустила взгляд на тарелку, пытаясь сохранить спокойствие, но тут же подняла глаза, потом наклонилась к Д'Ажене, намеренно выставив грудь в низком вырезе платья и глядя на него страстными глазами из-под полуопущенных ресниц.

– Как вы хотите, чтобы я ответила?

Ахилл понимающе улыбнулся и отставил их тарелки.

– Например, вот так, – тихо сказал он, наклоняясь еще ближе.

– Боюсь, Ахилл, что меня нужно будет учить снова и снова.

Его губы были совсем рядом.

– Это, должно быть, так утомительно для вас, – прошептала Элеонора.

– Вы правы. Слишком много уроков. – Он привлек ее к себе и поцеловал.

Его губы скользнули по ее губам, уговаривая ответить.

Он поцеловал верхнюю губу, потом нижнюю, слегка всасывая их нежность. Тепло ночи переросло во внутренний жар, звенящий, манящий… пугающий.

– Месье, – сказала она, каким-то образом найдя силы вырваться. Дрожа, она встала, ее ноги в коленях почти подгибались, и подошла к буфету. Она взяла бутылку шампанского, намеренно желая смыть провоцирующий вкус Ахилла со своих губ, которые непроизвольно дрожали; чтобы унять дрожь, она прикусила нижнюю губу. «Святой Стефан, помоги мне!» Блюда зазвенели, когда она потянулась за шампанским. «Кто я? Какого сорта женщина?..» Горлышко бутылки стукнуло о кромку бокала, когда она плеснула в него шипучий напиток. С глухим стуком она поставила бутылку, потом, обхватив обеими ладонями бокал, поднесла его ко рту.

Элеонора пила и пила, позволяя холодной жидкости течь по языку, в горло. «Смой его прикосновения… Смой их, чтобы больше не чувствовать. – Последние капли потекли по подбородку, но она не заметила этого. – Смой их, чтобы больше не желать их».

Элеоноре хотелось убежать, не только из залитого светом свечей грота, не только из Франции, но и от самой себя. В том, как муж тискал ее, не было страсти. Страсть была чем-то, скорее, присущим стихам, извлеченным из книг. Балинт читал ей их, но те слова предназначались для того, чтобы согреть ее одиночество в зимние вечера, и не более. Его поцелуи были сладкими, но, в конечном итоге, они оставались только поцелуями.

Д'Ажене хотел большего, намного большего.

Она посмотрела на него. Ахилл стоял совершенно спокойно на фоне горящей свечи, находившейся за ним, его темные волосы и куртка четко очерчивались пламенем. Он излучал силу, безжалостную силу, силу, у которой было б лучше не становиться на пути, излучал, словно Люцифер во плоти, стоявший у пламени ада.