Ружье - Эд Макбейн

Я узнал об этом в мае.

Было начало мая. Я уехал в командировку, потом вернулся и все узнал. Узнал совершенно случайно. Я же...

Я даже не знал, что она забеременела. Видите ли, я поехал в Калифорнию в феврале. Весной я обычно отправляюсь в длительную командировку. Я уехал первого февраля, а вернулся в самом начале мая. Это самая длительная командировка в году. Я... В общем, меня не было с февраля, а когда... когда у нее случился выкидыш, доктор сказал, что она была на втором месяце беременности. Ну вот... Я все понял.

Сначала я не знал, что делать. Что ни сделай, все плохо, все неправильно. Разве может мужчина правильно повести себя, если жена и чужой человек выставили его идиотом? Как ни поведи себя, все получится неправильно. Я никак не мог понять, почему она это сделала, я ведь так ее любил. Эта мысль мне не давала покоя все время. И еще я думал, что было бы, если бы не выкидыш? Неужели она собиралась оставить ребенка, неужели она надеялась меня провести? Неужели она думала, что я не умею считать? Правда, может, они что-то такое придумали, не знаю. Я не мог взять это в толк. Но мне ничего не оставалось делать, как молчать и держать все в себе. И умирать. Медленно умирать.

Мне... мне нужно было выяснить, кто этот человек. Я сказал ей, что уеду из города на пару недель, но никуда не уехал, а стал наблюдать за квартирой. Он входил и выходил из моего дома, словно это был его дом. Я все недоумевал, как же она может так рисковать, особенно из-за... из-за такого человека. Я все тщательно проверил. Я выследил, где он живет. Я узнал его имя. Я узнал, чем он занимается. Он работал вышибалой – хорош гусь! Я не мог понять, как Роза связалась с таким, как он. Это же был... как бы сказать... не очень приличный человек. У него были и другие женщины, за те две недели я встречал его по меньшей мере еще с двумя. Только Богу известно, в какой грязи он вымарал Розу. Вообще-то...

Вообще-то, я собирался убить только его. Я следовал за ним повсюду. Однажды я даже рискнул – зашел вечером в «Уютный уголок», сел за столик в углу, где было темно, и в тот вечер я узнал, что у него было освобождение от военной службы. Я следил за каждым его шагом, и один человек у стойки сказал просто так: «Какой громила наш Уолли, верно?» Я кивнул, а он продолжал: «Между прочим, в армии не служил. Смешно, да? Такой здоровяк!» Тогда я не придал этому значения, не увидел в этом ничего странного, потому что, видите ли, и сам не служил в армии. У меня повреждена барабанная перепонка. Мы с Дамаском примерно одного роста, похожего телосложения и почти ровесники. Вот еще одна загадка. Если ей понадобился другой мужчина... если она без этого не могла, почему она не выбрала кого-то не похожего на меня?

Все это совершенно не укладывается у меня в голове. Когда я купил ружье, я уже решил убить их обоих. Я хотел застрелить их в постели, рядышком. Когда они занимаются любовью. Я купил охотничье ружье, дробовик. Мне нужно было оружие большой убойной силы, способное изувечить. Как-то раз в журнале я видел фотографию несчастного случая на охоте. Тогда-то я и понял, что бывает с лицом человека, если в него выстрелить из охотничьего ружья. В упор. Видите ли, я хотел, чтобы им было больно. Как было больно мне. Я и в мыслях не держал специально изуродовать лица, чтобы, трупы невозможно было опознать. Эта мысль пришла ко мне позже, когда я уже купил ружье.

Оказалось, что в нашем городе ружья продают только тем, у кого есть специальное разрешение. Я стал узнавать, где и как можно купить оружие. Выяснилось, что, если переехать через реку в другой штат, для покупки ружья никакого разрешения не нужно. Я так и поступил. Когда владелец магазина спросил, как моя фамилия, я машинально ответил: «Дамаск» – и дал его адрес, а затем, когда я выходил из магазина, – я купил ружье в Ньюфилде, в августе, до того как снова уехал в Калифорнию, – так вот, когда я выходил из магазина, я вдруг понял, что у Розы никогда не брали отпечатков пальцев и у Дамаска, наверно, тоже, раз он не служил в армии. Если я выстрелю в упор, их лица будут изуродованы до неузнаваемости, зубы вылетят, никто не станет поднимать зубоврачебные карты, а значит, мне это может сойти с рук. Я убью их и не буду за это отвечать. Именно потому, что я машинально назвался Дамаском, весь план прояснился сам собой. Я застрелю обоих, и пусть полиция считает, что Дамаск убил меня. Я ведь все равно погиб. Они, по сути дела, убили меня. Так что я еще раз убью Энди Лейдена, раз и навсегда. А потом уеду из города, а может, и из Штатов, начну новую жизнь под другим именем, а полиция будет искать моего убийцу.

Насчет татуировки я сообразил, когда летел в Калифорнию. Мальчишка, сидевший через проход, рисовал фломастерами и запачкал краской пальцы, а я глядел на него и думал, как это напоминает татуировку. В Лос-Анджелесе я решил купить фломастеры с тонким стержнем – это было нетрудно, теперь продают самые разные модели. Я сделал, наверно, вариантов сто, пока не добился своего. Татуировка у меня на правой руке, так что мне было с чем сравнивать, когда я снова и снова рисовал кинжал. Я надеялся, что план сработает, потому что татуировку как раз и будут искать на руке покойника. Полицейским быстро станет известно, что у Эндрю Лейдена на правой руке была татуировка, и, когда они увидят ее именно там, где ей положено быть, они вряд ли заподозрят подделку. Вы ведь этого не заподозрили? Однако я боялся, что в ту ночь, когда я выполню задуманное, у меня не будет времени нанести татуировку на руку Дамаска. Ведь мне придется выстрелить четыре раза! Что поделаешь – мне обязательно нужно было стрелять из ружья, чтобы изуродовать лица до неузнаваемости, а потом успеть нанести татуировку, чтобы Дамаска приняли за меня. Вы ведь приняли его за меня? И все остальные тоже, верно?

В девять утра в пятницу я дал телеграмму в фирму, а затем позвонил Розе и попросил ее выслать новую чековую книжку. Я, кстати, действительно израсходовал старую, но позвонил совсем не поэтому. Я позвонил, чтобы удостовериться, что Роза дома, и чтобы она спокойно развлекалась со своим приятелем, пребывая в уверенности, будто я торчу в Калифорнии. Я успел на десятичасовой самолет из Сан-Франциско и приземлился в международном аэропорту без пяти шесть. К половине седьмого я уже был в городе.

Я и не надеялся, что мне удастся провернуть все, как задумал.

Это была длинная ночь, самая длинная ночь в моей жизни. Я знал, что он работал до двух часов, поэтому пришлось коротать время. Ждал я очень долго. Часов в семь пообедал, потом погулял, сходил в кино, затем зашел в бар, там сильно напился и решил оставить эту затею. Но я все же ушел в половине второго, поехал к себе и стал ждать его внизу. Он заявился только в половине четвертого. Я уже боялся, что прозевал его. Вдруг он кончил работу раньше и я его проворонил. Наконец он появился. Его привезла девица в желтом «бьюике», он вылез и пошел наверх. Я дал ему время раздеться и забраться в постель к Розе, затем вынул ружье из багажника, где оно лежало с того дня, как я его купил. Затем поднялся наверх и вошел через черный ход.

Роза вышла в гостиную, и я застрелил ее.

Когда она упала, я выстрелил ей в лицо.

То же самое я проделал с ним.

В спальне.

Я снял его украшения – перстень и браслет – и надел ему на палец левой руки мое обручальное кольцо, а на правую руку – мое университетское кольцо. Затем нарисовал татуировку на его правой руке.

Когда я наносил татуировку, то был очень спокоен. Я, конечно, понимал, что выстрелы слышали жильцы, – слишком уж много шума.

Но я был спокоен.

Когда я закончил, мне не понравилось, как вышла татуировка. Она была слишком уж новенькая и четкая и не очень походила на мою собственную. Тогда я прошелся по квартире, вытирая руку о пыльные углы, вернулся к распростертому на полу Дамаску и стал втирать пыль в татуировку, чтобы создать впечатление, будто она нанесена давным-давно. Затем я сунул ему в руки ружье. Мне кажется, я довольно удачно инсценировал самоубийство.

Это мне пришло в голову, когда уже все свершилось. Остальное я спланировал заранее.

Лейтенант Бернс положил свой экземпляр на стол и очень мягко сказал:

– Итак, мистер Лейден, вы подпишете все три экземпляра?

Лейден кивнул. Он взял ручку, поданную Кареллой, сдвинул листки первого экземпляра, чтобы расписаться на последней странице, и вдруг покачал головой.

– В чем дело? – спросил Бернс.

– Это не все, – сказал Лейден. – Я убил еще одного человека.

– Что? – удивился Бернс.

– Я встретил женщину... когда бродил по городу... прежде чем... прежде чем вернуться к себе домой. В баре я встретил женщину и разговорился с ней. А потом я понял, что назвал ей свое имя, рассказал, что мне изменяет жена. Мы хорошо поговорили, я был сильно не в себе и сказал то, чего не следовало бы говорить. Поэтому, когда я... когда я убил тех двоих, я стал ее разыскивать. Я не мог вспомнить ее имени. Помнил только одно: надо отыскать ее и удостовериться, что она не... Я вернулся в тот бар, но бармен отказался назвать ее имя. Было уже четыре утра, и я ушел. Я бродил и думал, что мне делать, и вдруг вспомнил, как ее зовут. Я нашел ее адрес в телефонной книге.