За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне - Джон Донохью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В какой-то момент что-то так садануло в окно, что стекло разлетелось осколками по всему полу. Я услышал снаружи чей-то крик.
Какого черта?! Если так и дальше пойдет, то в этом новогоднем хаосе пробки будут просто убийственные. Нет, нужно убираться – и чем раньше, тем лучше. Я схватил сумку и бросился по лестнице в вестибюль. На часах было чуть больше четырех. Внизу оказалось пусто. Я встал у стойки и позвал:
– Папа-сан! Папа-сан! Доку ико но?! Ты где там? Мне надо в консульство, и прямо сейчас! Плачу два счетчика!
Портье выскочил откуда-то, пригибаясь у стойки. Он кричал мне что-то по-корейски, и каким-то образом я догадался, что он просит меня быть потише, что в наших обстоятельствах звучало несколько иронично. Затем он решил перейти на французский:
– Beaucoup VC![84]
Что еще за Beaucoup VC? По-французски beaucoup значит «много». Или как мы говорим у нас в Нью-Йорке, когда поднимаем хороший куш в карточной игре: да это целое «буу-куу» баксов! О чем он? По дороге в отель я вообще никого не встретил, не то что VC, то есть вьетконговцев. Может, его напугала та дюжина голосов, что я слышал из окна номера? Я продолжал уговаривать его как мог. Махнув на все рукой, я посулил ему каждый доллар, остававшийся в карманах.
Он был как в лихорадке. Создавалось впечатление, что он сделал бы все на свете, чтобы от меня избавиться, но, наконец, прокричал по-японски, чтобы я шел за ним. Мы выбежали наружу и забрались в его машину. Портье выжал газ, и автомобиль пулей понесся по улицам – на спидометре было миль, наверное, девяносто. Я, конечно, спешил в консульство, но не настолько же! Однако Папа-сан явно был в какой-то панике. Вместо главной дороги он сворачивал в странные переулки, так что я стал опасаться, что мы никуда не попадем. Какого дьявола?! Я посмотрел вверх и по сторонам и никого не увидел. И вдруг до меня дошло. Весь новогодний хмель вылетел из головы. Никого на улицах – ни машин, ни полночных гуляк. Ни даже кошек. Зато над головой рокотали вертолеты.
Портье ударил по тормозам.
Въезд на перекресток с четырех сторон перекрывало заграждение из проволочной спирали. Тут что-то было явно не так, но все же не настолько, чтобы я отказался от своего намерения попасть в консульство.
Папа-сан вырулил было на тротуар, пытаясь объехать препятствие, как вдруг нашу машину окружили копы. Это была Национальная полиция. Люди прозвали этих ребят «белыми мышами» – за их форменные рубашки и отчасти в знак неуважения, которое те заслужили. Около десятка их стояло вокруг нас, тыча автоматами в окна и крича что-то по-вьетнамски.
– Окей! Окей! – заорал я в ответ. – Полегче, парни, без нервов!
Не хватало вдобавок получить пулю от своих же.
У меня оставалось еще с полсотни долларов. Я отсчитал сорок восемь и вручил портье. И добавил на ломаном корейском, который худо-бедно успел выучить:
– Пока, Папа-сан! Спасибо за все. Дальше я сам.
Я понятия не имел, что тут вообще, мать вашу, творится. Но оставался в каком-то нелепом убеждении, что стоит мне так или иначе добраться до консульства, как все проблемы решатся сами собой. Я поймаю попутку на авиабазу и через пару часов уже буду смотреть на все сверху вниз из самолета – счастливый пассажир на пути в Манилу, где его ждет корабль домой. Я просто боялся поглядеть в глаза реальности, чего уж там.
Я вышел из машины и принялся повторять снова и снова:
– Американское посольство! Американское посольство!
И это сработало. Может, местные копы решили, что я там работаю. Но, скорее всего, им было просто некогда со мной возиться. Как бы там ни было, они расступились и пропустили меня. Я пошел вдоль набережной, пока не добрался до отеля «Мажестик». Это было очень красивое, еще французское здание в старом колониальном стиле. С его крыши открывался отличный вид на деревенский пейзаж по ту сторону реки – пестрые заплатки полей и хижины под тростниковыми крышами. Это всегда напоминало мне о родных местах, где тоже есть нечто подобное: густо поросшие лесом утесы Палисейдс в Нью-Джерси, с которых можно любоваться мегаполисом на другом берегу Гудзона.
Но сегодня здесь уже не было никакой идиллии. Вооруженные люди в гражданском сгрудились у отеля, говоря между собой по-английски. Наконец-то я встретил американцев.
– Что здесь, черт возьми, творится?
– Beaucoup VC, мужик, – ответил мне кто-то.
Так. Теперь и наши несут эту тарабарщину.
– Ни фига не понял!
– Вьетконг прорвался в Сайгон пару часов назад, – сказал другой. – Взяли половину Тёлона. Они ведут бои повсюду, хотят овладеть городом.
– Что за чушь?! Слушайте, мне надо в посольство, – нелепо настаивал я, все еще не веря в услышанное. Какие бои? Это просто шум от фейерверков!
– «Чарли» захватили посольство! – рявнули на меня. – Очнись уже! Там сейчас морпехи и военная полиция, пытаются его отбить!
Вьетконговские боевики захватили наше посольство? Как такое вообще может быть?
В этот момент возле нас со скрежетом затормозили три БМП, из которых высыпался десяток американских коммандос, обвешанных оружием не хуже Рэмбо. Целый чертов арсенал! Они быстро осмотрелись и вывели из машины какого-то важного дядьку, чтобы проводить его в отель. Лица я не разглядел, но сейчас я думаю, что это был наш посол Эллсуорт Банкер[85]. Сами спецназовцы выглядели так, словно прорывались сюда с боями.
Следом я услышал стрельбу со стороны штаб-квартиры ВМФ Южного Вьетнама, которая стояла через дорогу, и затем еще откуда-то, из-за реки. Я побежал к проспекту Тчу-До. Он теперь стал похож на декорации к тому фильму с Гарри Беллафонте – «Мир, плоть и дьявол»[86], про конец света. Никого вокруг, ни единой души! Никакого признака жизни. Разве что испуганно шевельнется где-нибудь наверху занавеска. Я решил, что, если мне удастся пробежать пять кварталов вниз, к нашему посольству, я буду в безопасности. Я никак не мог поверить, что «чарли» могли вот так запросто ворваться в него. Чушь! Я надеялся, что там все же найдется какой-то вооруженный транспорт до авиабазы. Но я понятия не имел, кто может прятаться за дверями прямо здесь, поэтому шел медленно, стараясь держаться ближе к домам
