Смотритель. Книга 2. Железная бездна - Виктор Пелевин

– Возможно.

– Ты молод, здоров, у тебя есть любимая и нет никаких проблем, – продолжал Ангел. – Может быть, счастье приходит к тебе обрывками и клочками, оно несовершенно и быстротечно. Но ты ведь счастливый человек, разве нет?

– Почти, – вздохнул я.

– «Почти» – и есть то лучшее, что бывает, – ответил Ангел. – Ты счастлив настолько, насколько это вообще возможно.

Я кивнул.

– Теперь, Алекс, – сказал Ангел, – ты должен создать из этого Небо… Картинки, о которых ты говоришь, – это и есть секунды твоего счастья. Представь себе Небо по ним.

– Что именно я должен представить и сделать? И в какой последовательности?

– Это как с Кижем и Сибирью. Ты все поймешь, когда ритуал начнется. Слова тебя лишь запутают.

Мне трудно было глядеть на Ангела постоянно – и я только изредка поднимал на него глаза. Его человеческое тело казалось сотканным из оплотненного света, притворяющегося материей. Сначала это выглядело волшебством. Но постепенно я стал различать в этом величии один странный изъян: его лучезарная телесность как бы возникала в ответ на мой взгляд – и именно в том месте, куда я смотрел.

Я решился проверить это наблюдение – и резко перевел взгляд с правой руки Ангела на левую. Мне показалось, что левая рука возникла с задержкой. Я повторил опыт в другую сторону – и то же произошло с правой рукой.

Ангел поморщился, как от зубной боли, и убрал руки под стол. Но теперь я уже видел отчетливо, что его светоносная плоть появляется из моего собственного внимания. Словно бы маленький гномик прыгал передо мной с волшебным зеркальцем, показывая мне кусочки картины, чтобы я сам собирал ее воедино в своей голове. И чем дольше я сидел перед Ангелом, тем сильнее чувствовалось, что этот гномик совсем субтильный и крохотный, и зеркальце у него маленькое, и он уже очень устал прыгать передо мной из стороны в сторону.

– Ты все видишь, Алекс, – вздохнул Ангел. – Небо совсем ослабло. Мы должны провести ритуал как можно быстрее.

– А если мы не сможем?

– Небо исчезнет, – сказал Ангел. – Постепенно, не сразу. Сперва над людьми еще будут плыть его клочки.

– Что значит – клочки?

– Небо сначала слабеет. А потом как бы лопается на облака. И когда человек попадает в тень такого облака, ему кажется, что он опять нашел во всем смысл. Но облако уходит дальше, и смысл пропадает. Так случилось на Ветхой Земле. Когда умирает Небо, в пошлость превращается все, кроме денег. Поэтому Франклин и плачет так часто, Алекс. На Ветхой Земле превратили в деньги даже его самого.

Я не до конца понимал, о чем он говорит. Но мне все равно стало жутковато и тревожно.

– Если исчезнет Небо, наш мир тоже исчезнет?

– Наш мир уже есть, – сказал Ангел. – Он не может просто так исчезнуть. Но постепенно он подчинится тем же железным законам, какие управляют Ветхой Землей. Идиллиум станет так же безрадостен. Вся техника, работающая на Ангельской благодати, остановится. Глюки превратятся в ничем не одушевленные кружочки металла. Сегодня человек думает – мол, накоплю побольше глюков и буду счастлив… Но если Небо над ним исчезнет, за все свои глюки он сможет купить только шелковую веревку, чтобы повеситься в своей роскошной уборной.

Я молчал, не зная, что ответить.

– Я не говорю, что это плохо, – сказал Ангел. – Кто я такой, чтобы решать? Все существа по-своему правы. Даже ветхие люди. Вопрос стоит так – хочешь ли ты сохранить Небо? Хочешь передать его дальше? Или оно надоело тебе и ты согласен, чтобы оно кончилось навсегда? Никому из Ангелов оно не нужно. Мы готовы исчезнуть, Алекс. Нам так намного проще.

Почему-то эти слова перевернули мою душу. Я знал, что Ангел говорит правду.

– Я согласен, – сказал я.

Ангел улыбнулся и коснулся меня пальцем. Это было легчайшее касание, но от него по моему телу прошла волна веселой электрической щекотки.

– Только я не уверен, что смогу создать Небо, – добавил я. – Уж слишком грандиозно звучит.

– Это проще, чем кажется, – сказал Ангел. – Мы делаем и более сложные вещи не задумываясь. Главный акт творения, доступный человеку – создание себе подобного, деторождение… Разве кто-нибудь рефлексирует над тем, как он это делает? Листает вечером чертежи? Советуется с инженерами человеческих душ? Наоборот, он часто напивается до такой степени, что ничего с утра не помнит.

Я засмеялся. Ангел был прав.

– Все мы просто смотрители, Алекс. Просто сторожа. Мы передаем в будущее свет, прилетевший к нам из прошлого. Мы сами и есть этот свет. Счастье – это Небо в тебе. Если ты никогда не был по-настоящему счастлив, значит, Неба уже нет…

– Хорошо, – сказал я. – Я понял про Небо. А как я должен создать вас?

– Вспомни меня, – улыбнулся Ангел. – Потом вообрази широкую лестницу. Не думай, что в ее начале, конце и по сторонам. Пусть все будет скрыто облаками. А дальше представь, как я иду по этой лестнице вверх. Придай Флюиду мою форму, а остальное Флюид покажет сам. Если ты немного напутаешь, ничего страшного. Я сумею себя исправить. Да, и учти – после этого ты долго меня не увидишь. Когда Saint Rapport завершается, Ангелы засыпают на много лет. Но это не мешает нам служить миру. Во сне даже проще…

– Я постараюсь не ошибиться, – сказал я. – Как именно вы должны стоять на лестнице?

– Я покажу, – ответил Ангел.

Он встал из-за стола – и я вслед за ним. Ангел подошел к серебряным ступенькам, поднялся на них и сложил руки перед грудью.

– Будь сегодня счастлив, как можешь, – сказал он.

Потом я словно потерял на секунду сознание.

Я покачнулся, но удержал равновесие – и понял, что гляжу на серебряную статую, появившуюся на террасе утром. Я только что хотел распорядиться, чтобы ее унесли. Затем меня кто-то окликнул, и я обернулся…

Я, собственно, так и стоял – обернувшись к статуе. Даже моя оторвавшаяся от пола стопа не успела вновь его коснуться.

Мы сидели за столом? Говорили?

Я осторожно опустился на корточки, чтобы не упасть от головокружения.

Наверно, подобные видения когда-то давали начало новым религиям – но, к своему стыду, я задумался совсем о другом. Я понял наконец, как команда драматистов из Оленьего Парка успевала придумывать, что скажет мне в ответ Юка.

После этого, конечно, самым естественным было отправиться к Юке. Я так и сделал.

Вот только ее не оказалось дома. Она отправилась кататься на лошади – и, хоть одна из ее лошадиных прогулок спасла мне в свое время жизнь, я не мог не отметить, что прежде подобных проблем у меня не возникало.

Хотя, думал я, это ведь не так уж и плохо – ждать катающуюся на лошади девчонку. Из подобных минут ожидания и состоит, наверное, счастье – поскольку все, что мы получаем в качестве награды потом, на счастье ну никак не тянет. Смирение, Алекс, смирение – Ангел ведь объяснил тебе, как обстоят дела…

Когда Юка вернулась, мы вместе пообедали. За едой я сказал:

– Сегодня я говорил с Ангелом. Оказывается, трех тайн, о которых говорил Киж, не может открыть никто, кроме Павла Великого. Увы.

– Я думаю, – ответила Юка, – что надо съездить в Железную Бездну.

– Почему?

– Потому что мне очень нравится архат Адонис. И Киж ведь не просто так закричал «Железная Бездна», правда?

– У меня тоже есть повод туда поехать, – сказал я. – Эта карета… Она там.

– Прекрасно, – сказала Юка. – Обещай, что мы отправимся туда сразу, как только ты закончишь со своим карнавалом…

Она надула щеки и ткнула пальцем вверх, пародируя, видимо, одну из статуй, изображающих Смотрителя в день Saint Rapport.

Мне стало одновременно и обидно, и смешно. Вот что значат слова «близкий человек» – несмотря на предельную, вплоть до мозолей, близость, лошадь никогда не должна забывать, что очаровательное существо на ее спине путешествует по собственным делам.

Таких мыслей насчет Юки у меня раньше не было. Может быть, Ангел прав и я сделал глупость?

И все равно мы любим тех, кто едет на нас, думал я, потому что больше некого. Тех, на ком едем мы сами, мы, как правило, не слишком жалуем – они глупы, нелепы и вообще плохо нас везут. Или так кажется, пока они еще живы…

Может, следует и правда любить всех без разбора, как это делают Ангелы? Но в Ангелах мало человеческого. Мы не способны стать такими, как они – и будем лишь притворяться.

А вообще без любви, говорят псалмы, плохо. Как-то там музыкально сказано. Кимвал и медь звенящая… Вы, батенька, меднозвон… Наверно, лучше просто об этом не думать. Ехать, куда велит судьба – и радоваться видам.

– Обещаю, – сказал я. – Мы туда поедем. Если останусь жив.

Юка почувствовала, что задела меня – и была очень нежна со мной весь остаток дня. Как обычно, в результате мне захотелось чем-то порадовать ее в ответ, и, когда уже стемнело, я принялся читать ей вслух жизнеописания соликов, которые она так любила.