Почему нам так нравится секс - Джаред Даймонд

Наш собственный вид вполне отвечает этим требованиям, однако помимо человека данный феномен точно установлен лишь у одного или, может быть, двух видов животных. Один — это австралийские сумчатые мыши, у которых самцы (а не самки) демонстрируют нечто вроде менопаузы. Все самцы сумчатой мыши в течение очень короткого периода в августе становятся бесплодными и через пару недель умирают, оставляя популяцию, полностью состоящую из беременных самок. Однако в этом случае время жизни после «менопаузы» по сравнению с длиной всей жизни самца пренебрежимо мало. Так что сумчатые мыши демонстрируют вовсе не менопаузу, а скорее пример «взрывного размножения»: однократного репродуктивного усилия, за которым закономерно следует сначала бесплодие, а затем и смерть, как у лососей или столетника[23]. Более подходящий пример менопаузы у животных — дельфины гринды. Четверть всех взрослых самок гринд, добытых китобоями, находились, судя по состоянию их яичников, в постменопаузальном периоде. У самок гринд менопауза наступает приблизительно в возрасте 30–40 лет, и после этого они в среднем проживают еще не менее 14 лет, а могут и перевалить за 60.

Таким образом, менопауза как биологически значимый феномен — не исключительно человеческая особенность, она наблюдается по крайней мере у одного вида дельфинов. В поисках других возможных кандидатов стоило бы изучить с этой точки зрения косаток, а также некоторые другие виды китообразных.

В то же время старые самки, не утратившие фертильности, часто встречаются в хорошо изученных популяциях других долгоживущих видов млекопитающих — таких как шимпанзе, гориллы, павианы и слоны. Всем этим видам, да и многим другим, регулярная менопауза совершенно не свойственна. Например, 55-летняя слониха считается старой, поскольку 95 % слонов не доживают до этого возраста. Но способность к зачатию у такой слонихи всего вдвое меньше, чем у более молодых самок в полном расцвете сил.

Итак, менопауза — достаточно необычное явление в животном мире, чтобы ее возникновение у человека требовало специального объяснения. Мы определенно не унаследовали ее от гринд, поскольку наши и их предки разошлись более 50 млн лет назад. Между тем менопауза у человека должна была развиться в течение последних 7 млн лет, когда его предки отделились от предков шимпанзе и горилл, у которых менопауза отсутствует (или, по крайней мере, не является правилом).

Наконец, третье и последнее возражение признает менопаузу феноменом древним для человека, но необычным для животного мира. Однако, утверждают эти критики, его нет надобности объяснять, поскольку эта головоломка давно решена. Решение (говорят они) сокрыто в физиологическом механизме менопаузы. Дело в том, что запас яйцеклеток у женщины задан от рождения и в течение жизни не увеличивается. В каждом менструальном цикле одна или несколько яйцеклеток гибнут в ходе овуляции, но еще большее число яйцеклеток просто отмирает (это явление называется атрезия). К тому времени, когда женщина достигает 50-летнего возраста, большинство ее яйцеклеток уже истрачено. Оставшимся же яйцеклеткам тоже полвека от роду, их чувствительность к гормонам гипофиза неуклонно снижается, и, кроме того, их слишком мало, чтобы вырабатываемого ими эстрадиола хватило для запуска секреции гипофизарных гормонов.

Но против этого возражения есть сокрушительный контрдовод. Такое объяснение не то чтобы неверно — оно неполно. Да, непосредственная причина менопаузы у человека — старение яйцеклеток и оскудение их запаса. Но почему естественный отбор так запрограммировал организм женщины, что к сорока годам ее яйцеклетки становятся малочисленными и нечувствительными? Нет никакого закона природы, который запрещал бы женщинам иметь при рождении вдвое больше яйцеклеток, а самим клеткам — сохранять чувствительность к гормонам и после 50 лет. Яйцеклетки слонов, усатых китов и, возможно, альбатросов остаются жизнеспособными на протяжении как минимум 60 лет, а яйцеклетки черепах — еще дольше, так что и человеческие яйцеклетки в принципе могли бы быть столь же долговечными.

Фундаментальная причина неполноты третьего возражения — в том, что оно смешивает проксимальные (непосредственные) механизмы с конечными причинными объяснениями. Проксимальный механизм — это непосредственная причина, а конечное объяснение должно указывать на исходное звено в длинной цепочке факторов, приведших к этой непосредственной причине. Например, непосредственной причиной развода может стать то, что муж узнал о шашнях жены, однако конечным объяснением может оказаться хроническое равнодушие мужа и фундаментальная несовместимость пары, которые и подтолкнули жену к измене.

Физиологи и молекулярные биологи регулярно попадают в логическую ловушку, не принимая во внимание это различие — фундаментальное для биологии, истории и человеческого поведения. Физиология и молекулярная биология могут определить лишь проксимальные механизмы, конечные же объяснения способна дать только эволюционная биология. Простой пример: проксимальной причиной того, что южноамериканские лягушки-древолазы ядовиты, является их способность выделять смертельно опасное соединение — батрахотоксин. Однако молекулярный механизм лягушачьей ядовитости можно рассматривать как несущественную деталь, потому что другие ядовитые вещества работали бы не хуже. Конечное объяснение заключается в том, что древолазы в ходе эволюции приобрели способность вырабатывать яд для защиты от хищников, для которых эти маленькие существа были бы иначе легкой добычей[24].

Мы уже не раз отмечали в этой книге, что самые сложные вопросы человеческой сексуальности — это вопросы эволюционные, требующие конечных объяснений, а не указания на непосредственные физиологические механизмы. Да, нам нравится заниматься сексом, поскольку у наших женщин скрытая овуляция и они постоянно сексуально рецептивны, но почему у них в ходе эволюции развилась столь необычная репродуктивная особенность? Да, мужчины физиологически способны к лактации, но почему у них эволюционно не реализовалась эта возможность? Точно так же и в случае с менопаузой: тот прозаический факт, что годам к пятидесяти яйцеклетки у женщин растрачиваются и портятся, — это самая легкая часть загадки. Настоящий вопрос — в том, почему мы приобрели такую, казалось бы, саморазрушительную особенность репродуктивной физиологии.

Старение женской репродуктивной системы не стоит рассматривать отдельно от других проявлений старения. Наши глаза, почки, сердце и все остальные органы и ткани с возрастом дряхлеют. Однако старение органов — вовсе не неизбежный процесс. Или, во всяком случае, он необязательно должен протекать так быстро, как у человека: ведь органы некоторых черепах, моллюсков и других животных остаются в хорошем состоянии гораздо дольше, чем человеческие.

Физиологи и другие исследователи старения пытаются найти одну всеобъемлющую причину, способную объяснить этот процесс. Популярные гипотезы, выдвинутые в последние несколько десятилетий, объясняют старение иммунными и гормональными причинами, клеточным делением, воздействием свободных радикалов. На самом деле, и это хорошо известно каждому, кому перевалило за сорок, с возрастом постепенно ухудшаются все показатели нашего тела, а не только наша иммунная система и наша защита от свободных радикалов. Хотя моя жизнь была совсем не такой тяжелой, как у большинства из остальных шести миллиардов людей на Земле, и я получал гораздо более хорошее медицинское обслуживание, в 59 лет я почувствовал, что годы берут свое: я стал хуже слышать высокие частоты, не так ярко ощущаю запахи и вкус, у меня развилась дальнозоркость, я потерял зубы и одну почку, мои пальцы стали менее гибкими и так далее. Теперь мои травмы заживают гораздо медленнее, и мне даже пришлось отказаться от пробежек из-за повторяющихся травм икры. Недавно я наконец-то залечил левый локоть, а теперь вот повредил сухожилие на пальце. А впереди меня ждет, если верить опыту других людей, длинный унылый перечень популярных недугов: сердечные заболевания, атеросклероз, проблемы с мочевым пузырем, расширение простаты, артриты, утрата памяти, рак прямой кишки и многое другое. И все эти неприятные изменения и есть то, что мы называем старением.

Общую причину этого мрачного набора легко пояснить аналогией с человеческими творениями. Тела животных, подобно машинам, по мере использования и просто с возрастом постепенно ветшают или внезапно ломаются. Борясь с этим, мы сознательно ухаживаем за своими машинами и ремонтируем их. Естественный отбор устроил так, чтобы наши тела бессознательно заботились о себе и устраняли неполадки.

Работоспособность и наших тел, и наших машин поддерживается двумя способами. Во-первых, мы чиним те детали машины, которые сломались. Например, мы заклеиваем проколотую шину или выправляем помятое автомобильное крыло, а если тормозные колодки или шины уже нельзя починить, мы их заменяем. Подобным же образом устраняет повреждения и наше тело. Самый наглядный пример — процесс затягивания ранки после пореза, однако незримо для нас в нашем организме постоянно идет починка поврежденных участков ДНК и другие ремонтные работы. Точно так же, как мы заменяем стертую покрышку у нашего автомобиля, наш организм способен восстанавливать отдельные части поврежденных органов — почки, печени, кишечной ткани. У некоторых животных эта способность к регенерации развита гораздо сильнее. Ах, если бы мы были в этом смысле похожи на морских звезд, крабов, голотурий (трепангов) и ящериц, которые умеют восстанавливать соответственно свои лучи, клешни, кишки и хвосты!