Верность любви - Лора Бекитт

Молодой человек не стал делиться своими соображениями ни с кем, даже с Майклом Гордоном, который напоследок сказал:

— Думаю, индийца казнят. И поделом. Сегодня был тяжелый день, давайте выпьем, Анри.

— Благодарю, мне пора к себе. Меня ждет Тулси.

— Пусть немного поскучает — тем радостнее будет ваша встреча.

Майкл улыбнулся, дружески и открыто, и Анри согласился.

Они пошли дальше, и молодой человек продолжал размышлять. Узкая улочка палаточного городка казалась уходящим во мрак туннелем; кое-где над головой колыхался густой шатер листвы, а по земле беспокойно метались черные полосы теней.

Позже, когда они сидели в палатке Гордона и пили вино, Анри произнес, напряженно вглядываясь в простиравшуюся за входом тьму:

— Послушайте, Майкл, а если это сложности перевода? Быть может, я что-то неправильно понял и донес до вас неверные сведения?

Гордон едва не поперхнулся.

— Да вы что, Анри! Не хотите же вы сказать, что все это произошло по вашей вине?! Подумайте, вы француз, вас могут обвинить в предательстве, в том, что вы явились сюда как агент французской разведки!

— Я понятия не имел о Бхарате, — невозмутимо промолвил молодой человек.

— Не будьте ребенком. Кто вам поверит? Молчите, не выдумывайте ерунды!

— Позвольте, по крайней мере, еще раз поговорить с этим сипаем. Кажется, его зовут Викрам?

Майкл пожал плечами.

— Что это даст?

Лицо Анри оставалось задумчивым.

— Неважно. Я должен его увидеть. Я помню этого человека. Он был самым способным и мудрым из всех индийцев и всегда выручал своих товарищей.

Майкл ничего не ответил. Анри не был на настоящей войне, не испытывал на себе испепеляющего жара атаки, его не оглушало чудовищным грохотом и треском оружейных залпов. Он привык воспринимать каждого человека в отдельности — это было видно по тому, как он обращался с сипаями. Если какой-то индиец чего-либо не понимал, Анри долго и терпеливо объяснял ему это. На войне так не бывает, на войне люди превращаются в общую массу, массой идут вперед и, случается, так же погибают. На войне не бывает имен, лиц, чувств и слабостей отдельного человека, если только это не отъявленные предатели и невиданные герои.

— Я хорошо помню Викрама. Смелый, благородный человек. Я всегда говорил с ним как с равным. Недаром его назначили командиром разведки, — сказал Анри.

Майкл усмехнулся.

— И он командовал. Только, по-видимому, не нашей разведкой! — Офицер хлопнул Анри по плечу. — Что ж, так и быть, поговорите с Викрамом. Вы умеете общаться с индийцами, и не только потому, что знаете их язык. Вдруг удастся выведать ценные сведения?

Майкл привел Анри к небольшому сарайчику, в котором содержался пленник. Сипаи, состоявшие в охране, находились под началом Гордона, поэтому устроить встречу с арестованным индийцем офицеру было нетрудно. Правда, англичанин не стал заходить внутрь, а впустил туда Анри.

Викрам сидел, поджав под себя ноги, невозмутимый, неподвижный, прямой. Он вскользь взглянул на вошедшего и снова уставился прямо перед собой. В его взгляде затаились несгибаемая сила, уверенность в своей правоте, в том, что он видел в конце пути, который избрал для себя.

— Скажите, Викрам, вы в самом деле агент раджи?

— А вы действительно так глупы, что напрямик спрашиваете меня об этом? — насмешливо произнес индиец, и Анри смутился.

Викрам смотрел на него и говорил с ним так, как умудренный жизнью мужчина разговаривает с неразумным мальчишкой, и внезапно Анри увидел в нем то, чего раньше не замечал: перед ним был человек высокого положения, наделенный властью, образованный, мудрый. Безрассудно смелый и, что важно, имеющий четкую жизненную цель.

Анри представил, каково Викраму и подобным ему людям смотреть на то, как жестокие, алчные, ничего не понимающие в культуре и обычаях страны солдаты грабят их землю. И французы, и англичане считали индийцев дикарями, поскольку те не знали их языка и молились непонятным богам. И сорокалетние отцы семейств были вынуждены идти на службу к завоевателям за нищенскую плату, и там их, случалось, ставили под командование мальчишек — таких, как двадцатишестилетний Майкл Гордон и двадцатидвухлетний Анри де Лаваль. А в армии были в ходу и оскорбления, и публичное унижение, и палочные удары.

— Я хочу сказать, Викрам, что мне очень жаль. Пока не произошел этот случай, от вас было много пользы, потому что вы умнее многих из тех, кто вами командовал. Быть может, вместе подумаем, как отвести от вас подозрения в предательстве?

— Не стоит, иначе вам самому понадобится помощь.

— Наверное, у вас есть семья, и я бы мог…

— У меня нет семьи, а если бы и была, о ней нашлось бы кому позаботиться.

— Вы не боитесь умереть? — вырвалось у Анри.

— Человек не должен бояться смерти, если исполнил то, для чего жил.

— Вашей целью было уничтожение английских солдат?

Викрам усмехнулся.

— Если каждый человек построит хотя бы один порог, о который споткнется зло, для справедливости будет больше простора.

— О чем ты с ним говорил? — спросил Майкл, когда Анри вышел на улицу.

Француз пожал плечами.

— Можно сказать, ни о чем. Я начинаю понимать, что, даже если наши страны сумеют завоевать их земли, нам никогда не удастся навязать им ни свою религию, ни свое представление о мире и человеке.

— Как же твоя индианка?

— Это другое, — задумчиво произнес Анри. — Мы любим друг друга. А любовь способна преодолеть любые преграды.

— Знаешь, — Майкл улыбнулся, — мне больше по вкусу твои соотечественницы. С удовольствием женился бы на француженке! Только, похоже, в ближайшее время мне не видать ни француженок, ни англичанок!

Они простились на перекрестке, и каждый зашагал к своей палатке. Майкл Гордон жил один; у него была невеста, которую он оставил в Англии и от которой получал редкие, но длинные письма. Как и многие другие молодые офицеры, он отправился в Индию в надежде разжиться деньгами. Анри оставалось только догадываться, надеется ли его английский друг вернуться на родину.

Утром Анри проснулся рано, раньше Тулси, и вышел из палатки. Кругом царила предрассветная тишь, воздух был окрашен в зеленовато-серые тона, на фоне блеклой пастели неба выделялись стройные силуэты пальм. Возле изгородей стояли лошади, на расположенном тут же пастбище бродили коровы. Вопреки индийским обычаям англичане резали и ели коров, не желая знать, что убийство коровы приравнивается к убийству брахмана.

Анри вспомнил о матери; он часто думал о ней, когда просыпался и когда засыпал. Молодой человек попытался наладить связь с мадам Рампон, но его письмо не пропустила английская военная цензура, потому что оно было написано по-французски и адресат жил в Париже, в сердце враждебной британцам страны.