Так было - Анастас Микоян

На следующее утро я проверил, как идет эвакуация раненых. Проследил, чтобы их всех удалось вывезти.

В середине дня вдруг подбегает ко мне командир одной роты и докладывает, что его солдаты без разрешения снялись с позиции и уходят по соседней улице в сторону Баку. Мы с ним побежали на ту улицу. Увидя толпу солдат, действительно идущих в направлении Баку, я выхватил револьвер и закричал: «Стой, стрелять буду!» Уверенности в благополучном исходе своего поступка у меня не было. Я понимал: «Их много, они вооружены, а нас двое, я к тому же угрожаю револьвером; что им стоит убить нас?» Однако я еще раз крикнул. Солдаты остановились и по моему приказу вернулись обратно.

Как раз в этот момент в Шемаху прибыла часть отряда Петрова. В моем распоряжении оказалась надежная группа матросов, к тому же на грузовике и с пулеметом.

Когда стемнело, мы подняли пехоту, оставив конницу в арьергарде, на подступах к Шемахе. Тут я впервые стал серьезно думать о странной позиции командующего отрядом и заболевшего командира бригады. У меня мелькнула мысль: а нет ли у них какого сговора, уж очень дружно они «заболели» и как-то подозрительно схожи были их рассуждения.

Совершенно промокший, уставший, в эту ночь я впервые в жизни спал, сидя верхом на коне. Засыпая, я вдруг чувствовал, что падаю, сразу просыпался. И так много раз.

В Маразах я остановился отдельно от командующего отрядом, в крестьянской избе. Поскольку из Баку мне обещали, что скоро приедет Шеболдаев, я спокойно лег спать.

Встаю на другой день и вижу: все войска построены. Впереди на конях командующий отрядом и неожиданно появившийся командир нашей бригады. Оказывается, уже дана команда двигаться в сторону Баку, прибыть в район Водокачки, в нескольких километрах от станции Сумгаит.

Я был поражен: как это без меня, комиссара, было принято такое решение? Чем оно вызвано? Ведь турок не видно, зачем же так поспешно отступать? С этими вопросами я обратился к Амазаспу. Он ответил: «Командую бригадой я, и сам отвечаю за свои действия» — и двинул коня вперед. Я остановился, ошеломленный всем происшедшим.

Вскоре я встретил командира конной сотни Сафарова и предложил ему вместе с его сотней остаться в моем распоряжении. Он охотно согласился. Мы направились с ним на телеграф, чтобы немедленно сообщить о происшедшем в Баку. Сафаров согласился, что столь поспешный отход отряда ничем не оправдан. Тут я вспомнил и сопоставил все поступки и рассуждения командующего отрядом и командира бригады за последние дни. Получалась цепь заранее продуманных действий. Предательство! Придя к такому выводу, я направил в Баку в адрес Шаумяна телеграмму: «Вопреки моим усилиям по приказу Амазаспа отошел обоз, а за ним постепенно двинулась пехота. Виновники должны быть преданы суду».

В то утро из Баку в мое распоряжение неожиданно поступила легковая машина. Она оказалась весьма кстати. Сразу поехал на железнодорожную станцию Сумгаит, где имелась телеграфная связь с органами управления фронта. Получив гарантию, что продовольствие в нашу часть будет обязательно доставлено, я вернулся в расположение бригады.

Подъезжая к зданию водокачки, где был размещен штаб бригады, я увидел около дороги несколько сот отдыхающих на земле красноармейцев. Машина моя была открытая, я сидел на заднем сиденье. Вдруг вижу, как один из красноармейцев лениво поднялся с земли и, опираясь на винтовку, обратился к шоферу, требуя остановить машину. Почему он обратился с этим вопросом к шоферу, а не ко мне, комиссару? Шофер не подчинился, машина продолжала двигаться. Тогда я приказал шоферу остановить машину и, выйдя из нее, строго спросил красноармейца: «В чем дело, что случилось?»

Подошли еще несколько бойцов. Первый красноармеец, смущаясь и волнуясь, спросил: «Правда ли, товарищ комиссар, что вы предали нашего командира Амазаспа военному суду?»

Этот вопрос крайне удивил меня. Откуда они могли узнать о моей телеграмме Шаумяну? Сразу мелькнула мысль: «Против меня, видимо, что-то задумано Амазаспом, так как без него солдаты ничего не могли знать о телеграмме». Я ответил не сразу, а в свою очередь задал встречный вопрос: «Вы видели турок, когда уходили из Маразов?» — «Нет, — отвечают, — не видели». — «Зачем же тогда вы так поспешно отступали? Ведь у вас не было ни хлеба, ни воды. Почему же, продолжаю я, — не дожидаясь доставки продовольствия и воды, вы были переведены на новые позиции? Если военные обстоятельства требовали отхода, то и тогда надо было подождать продовольствия. Турки находились далеко, прямой опасности столкновения с ними не было. Все эти вопросы и требуют разъяснения. Поэтому я и попросил военный суд разобраться, кто в этом виноват». В это время нас уже окружали десятки красноармейцев. Началась обычная мирная беседа солдат с комиссаром.

Во время этого разговора я увидел, что метрах в 100-150 от нас стоит Амазасп в окружении нескольких своих приближенных и пристально смотрит в нашу сторону. Вдруг двое его телохранителей-кавалеристов побежали в нашу сторону, растолкали окружавших меня красноармейцев, и один из них, размахнувшись, ударил меня плетью по голове и шее. Я инстинктивно схватился за револьвер. Тот тоже выхватил маузер. Но тут вмешались красноармейцы и разняли нас, предотвратив неизбежное кровопролитие. Я молча сел в машину и уехал. Я думал: как могло получиться, что Амазаспу стала известна моя телеграмма Шаумяну? Но так и не смог тогда найти ответа.

В Сумгаите первым делом я постарался достать газету «Бакинский рабочий», чтобы узнать новости. И вдруг в номере за 22 июля вижу дословный текст своей телеграммы Шаумяну. «Как это могло произойти? — возмутился я. — Амазасп не арестован, не предан суду, а телеграмма опубликована в газете?»

Позже, в Баку, выяснилось, что моя телеграмма была передана в газету по неопытности секретарем Шаумяна Ольгой Шатуновской, которая хотела обнародовать факт предательства дашнаков на фронте.

В той же газете я прочитал сообщение, которое взволновало меня еще больше: оказывается, накануне во всех районах Баку состоялись массовые митинги, на которых обсуждался вопрос о приглашении английских войск в Баку. Только большевики выступили против, «за» — меньшевики, эсеры и дашнаки.

О том, что бакинские эсеры были в те дни тесно связаны с англичанами, впоследствии достаточно красноречиво рассказал в своих мемуарах английский генерал Денстервиль, возглавлявший в Баку английские оккупационные войска. «Связь с Баку, — пишет этот генерал, — у меня была налажена при посредстве почти ежедневных курьеров. Наши друзья социал-революционеры были в состоянии в скором времени свергнуть большевиков, установить новую форму правления в Баку и пригласить на помощь англичан».