«Максим» не выходит на связь - Овидий Горчаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ребята рассмеялись. Солдатов захохотал.
– А как же твой рак? – деликатно спросила Нонна, глядя на Колю Кулькина широко открытыми глазами.
Тот состроил скорбную мину.
– В том-то и трагедия всей моей молодой биографии. Выписали меня, как только стал я садиться на стул без крика, а про рак ни слова. Я, натурально, ничего не понимаю. А тут Настенька подвернулась. «Ты меня, – говорит, – ранбольной Кулькин, извини, очень я перед тобой виновата. Спутала я тебя с твоим однофамильцем из другой палаты. Того, горемычного, давно в мертвецкую снесли, а ты, Коля, здоров как бык. Поздравляю!» Я чуть в обморок не упал – спасибо Насте, ватку с нашатырным спиртом под нос сунула… Очнулся я и как заору: «Мамочка! Роди меня обратно!»
Тут уж захохотала вся группа, и даже Черняховский усмехнулся и благодарно взглянул на Кулькина. Худо тому отделению или взводу, отряду или группе, где нет своего Васи Теркина…
А Кулькин не унимался. Теперь он солировал:
Ах ты, лодочка-моторочка, моторочка-мотор!Перевези на ту сторону, где мойФрицхен-ухажер!
И снова пытливо вглядывался в лица разведчиков командир группы. Впереди такие трудности и опасности, о которых они и понятия не имеют. Хватит ли сил у этих юнцов?..
На правый берег Волги, в Енотаевке, высадились вечером. Шел снег пополам с дождем. Их встретил на темной пристани, прилепившейся к узкой прибрежной полосе под обрывом, продрогший человек в мокрой кожанке.
– Альтман, – представился он Черняховскому, – из Калмыцкого обкома. Как доплыли? – И добавил вполголоса: – К переходу линии фронта все готово!
Черняховский попрощался с капитаном и командой катера и повел группу за представителем обкома вверх по крутой деревянной лестнице. Они поднялись на высокий берег, где в лицо им сразу ударил ветер, и пошли по улице села. В избах – ни огонька. Светомаскировка, как и в Астрахани. Но село не спало. Слышался говор, пахло варевом и дымом полевых кухонь, сновали тени людей в шинелях, шумели моторы.
– Группа поужинает здесь, – сказал Альтман, показывая на большую избу, перед которой стоял крытый грузовик. – А мы с вами и комиссаром зайдем в соседнюю избу, потолкуем.
В избе, занятой разведотделом штаба 51-й армии, Альтман познакомил Черняховского, Максимыча и Солдатова – командир прихватил его с собой – со щеголеватым капитаном с двумя орденами на диагоналевой гимнастерке. Капитан допил чай из кружки и развернул карту-двухкилометровку на грубо сколоченном столе.
– Если повезет, – сказал он, – то через рубеж вы перейдете без потерь. Вот смотрите! Фронт в нашем районе стабилизировался к исходу двенадцатого сентября. Немец окопался в степи в пятидесяти километрах к западу от Енотаевки, где вы сейчас находитесь, за калмыцким селением Юста. Тылы охраняются также частями Седьмого румынского пехотного корпуса. До Юсты я подброшу вас на машине. Вы пересечете линию фронта километрах в десяти северо-западнее Юсты. Сплошной линии фронта на протяжении пятидесяти – шестидесяти километров там нет, как под Москвой прошлой зимой. Эта полоса патрулируется противником. Дальше озеро Сарпа, видите, оно тянется полосой с юго-востока на северо-запад. От южной оконечности озера фронт тянется до Сталинграда. Вот здесь, к югу от озера – это в ста семидесяти пяти километрах юго-юго-восточнее Сталинграда, – вы перейдете охраняемую противником грунтовую дорогу. Она идет из Цаган-Усун-Худук – это поселок совхоза «Сарпа» – на юг к селению Утта. От этой дороги по прямой на юго-запад до курганов на Маныче, где вы собираетесь базироваться, около трехсот километров пути по голой степи в тылу немцев. Вопросы будут?
Капитан закурил трофейную трубку. Черняховский молча смотрел на карту. Альтман поднес к глазам руку, взглянул на часы.
– Тогда разрешите мне задать вам вопрос, – сказал капитан, – почему вы не летите туда самолетом с парашютами?
– Потому что мне дали в путь три коробка спичек! – со злой дрожью в голосе бросил в ответ Черняховский. – Потому что на фронте у нас не хватает самолетов!
Капитан покачал головой, вздохнул и, свертывая карту, сказал:
– Да-а-а! Ну что ж! Давайте, товарищи, поужинаем да выпьем наркомовских сто граммов перед дорогой. За ночь вам надо полсотни километров отмахать. Погодка подходящая будет – туман.
– Сводка прежняя? – спросил Максимыч.
– Да, бои в Сталинграде, под Туапсе и под Нальчиком!
Наскоро поужинали стылой гречневой кашей из отдававшего хозяйственным мылом концентрата, приправленного «вторым фронтом» – американской свиной тушенкой. Ели молча, под тихий треск фитиля во фронтовой коптилке из снарядной гильзы. Капитан налил в четыре кружки водки из алюминиевой походной фляжки. Черняховский отрицательно мотнул чубом и отставил кружку, комиссар последовал его примеру, Солдатов чокнулся с капитаном и Альтманом и, выпив, потянулся было к кружке комиссара, но Черняховский положил на кружку ладонь:
– Хватит с тебя! Кончай и иди скажи ребятам, чтобы через пятнадцать минут были готовы к маршу. Водку всю слить в бутылки и сунуть в мешки. Все фляжки наполнить водой – в безводную степь идем! Да объясни, чтобы много не ели: есть перед опасным делом вообще не рекомендуется – любая рана в живот станет смертельной. Проследи, чтобы оружие и снаряжение у каждого было подогнано, чтобы ни стука, ни бряка. Проверь оружие…
Когда Солдатов ушел, Черняховский спросил капитана:
– Нельзя ли отвлечь внимание немцев демонстративными действиями под Юстой и особенно под Цаган-Усун-Худуком?
– Это не предусмотрено, – ответил капитан.
– И никакого огневого прикрытия?
– Нет. Переходить надо без шума.
Черняховский отодвинул от себя миску:
– Понятно. Идем.
Группа уже была готова к выходу, когда в избу вошли Черняховский, Максимыч, Альтман и капитан, застегивавший новенький овчинный полушубок. Только Валя Заикина, ломая в спешке карандаш, надписывала адрес на открытке, положив ее на брезентовую санитарную сумку с красным крестом. Завидев начальство, встали «старички», знакомые с воинской дисциплиной, – Степа Киселев, Коля Кулькин, Коля Лунгор, Ваня Клепов. Нехотя встал, застегивая гимнастерку поверх матросской тельняшки, севастополец Володя Солдатов.
– Сидеть! – сказал Черняховский, обводя всех суровым взглядом.
Момент был торжественный. Все замерли и молча смотрели на командира. Многие ждали каких-то особенных слов. А командир сел около печки на табуретку и самым обыденным тоном произнес:
– За ночь нам надо пройти полсотни километров. Застрянем в пути – капут. Тот, кто плохо завернет портянки, погибнет. Всем снять сапоги.
Он стащил свои сапоги, развернул новые байковые портянки.
– Ты тоже, комиссар. И ты, Солдатов.
– А я не маленький! – слышно пробормотал Солдатов, но повиновался.
Командир снял десятилинейную керосиновую лампу с крючка и, шлепая босыми ногами, обошел всех членов группы.
– Шарыгина! Это что за номер? Носки, две пары портянок и два экземпляра астраханской «Волги»?!
– А что же мне делать, если у меня тридцать шестой, а на складе не было сапог меньше тридцать девятого размера.
– Так я и думал. Все новички натерли бы кровавые волдыри. За потертость ног буду наказывать! Смотрите, как это делается. Солдатов, помоги девушкам! Шарыгиной стельку подложи из газетной бумаги!
Когда наконец с помощью опытных пехотинцев все снова обулись, Черняховский подошел к девушкам и поднял их зеленые вещевые мешки. Держа за лямки вещмешок Нонны, он подошел к Степе Киселеву и поднял другой рукой его мешок.
– Что ж это, мил-друг! – сказал он ему укоризненно. – У такого здоровяка, Ивана Поддубного, сидор весит столько же, сколько у девчонки-пигалицы. А еще комсорг! А ну-ка, мужики старослужащие, разгрузить девчат! Заберите тол, патроны – не все, конечно. Радистке оставить рацию, один комплект радиопитания и пять кило продуктов энзе. Владимиров! Прикрепляю тебя к радистке – головой отвечаешь за нее и за рацию. Медсестре оставить пятнадцать килограммов сверх медикаментов. Пигалице…
– Товарищ командир! – вдруг запальчиво вскрикнула Нонна, и в глазах ее блеснули слезы. – Я вам не пигалица, а подрывник…
– Ладно, ладно! Народному мстителю Шарыгиной оставьте десять кило. Чтобы ее ветер в степи не унес. Уложить все так, чтобы ни стука, ни бряка. Консервы завернуть в белье и газетную бумагу. Фляжки с водой – под ватники, чтобы не замерзла.
Нонна выхватила у командира свой вещмешок. Ох, как она испугалась, подумав, что он начнет проверять содержимое мешков! У нее там и комбинация, и чулочки, и духи американские. Куда ж их было девать – не выбрасывать же!
Когда все сидоры были снова завязаны, Степа Киселев взвесил в руках свой до отказа набитый мешок:
