Дорога - Кормак Маккарти

— Давай не будем останавливаться.

— А вдруг они тоже идут в ту сторону?

— И что?

— Тогда получится, что они следуют за нами по пятам. Хотелось бы знать, кто они.

— А вдруг их там целая армия?

— Что ты, костер совсем маленький.

— А просто подождать нельзя?

— Нельзя. У нас совсем не осталось еды. Надо идти вперед.

Оставили тележку в лесу, он проверил, хорошо ли поворачивается барабан с настоящим и поддельными патронами. Слушали. В неподвижном воздухе струйка дыма поднималась строго вверх. Ни звука. После недавнего дождя листья под ногами мягкие, не шуршат. Обернулся и глянул на мальчика. Грязное лицо перекошено от страха. Не подходя слишком близко, обошли костер кругом, мальчик не отпускал его руку. Присел и обнял ребенка, и они долгое время внимательно слушали. Прошептал:

— Мне кажется, они сбежали.

— Что?

— Мне кажется, они убежали. Один сидел на стрёме и нас заметил.

— А вдруг это засада?

— Может быть. Давай подождем.

Подождали. Видели дым за деревьями. От поднявшегося ветра столбик начал заваливаться, а потом ветер подул в их сторону и принес с собой запах. Запах еды, готовящейся на костре. Отец сказал:

— Давай сделаем еще один круг.

— Можно я возьму тебя за руку?

— Конечно можно.

Вместо леса — обугленные стволы. Ничего и никого. Отец сказал:

— Думаю, они нас заметили. Заметили и убежали. Увидев, что мы вооружены. Даже еду бросили.

— Да.

— Давай посмотрим.

— Страшно, пап.

— Тут никого нет. Не бойся.

Подошли к небольшой полянке, мальчик изо всех сил цеплялся за его руку. Те люди забрали все свои пожитки, за исключением чего-то черного на вертеле над углями. Он стоял и осматривался, как вдруг мальчик развернулся и уткнулся лицом ему в живот. Быстро-быстро посмотрел по сторонам, стараясь понять, что произошло. Спросил:

— Что такое? Что случилось?

Мальчик покачал головой, прошептал:

— Ой, папа.

Обернулся и посмотрел повнимательнее. То, что увидел мальчик, оказалось обугленным телом новорожденного младенца, без головы, выпотрошенного, насаженного на жердь и поджаривающегося над костром. Отец наклонился, и взял сына на руки, и понес его к дороге, крепко прижимая к себе. Прошептал:

— Прости ради бога. Прости меня.

Не знал, заговорит мальчик когда-нибудь или нет. Ночевать остановились у реки, и он сидел у огня, прислушиваясь к шуму несущейся в темноте воды. Опасное место, грохот потока заглушает другие звуки, но он решил, что мальчика приободрит близость воды. Доели все, что у них к тому времени осталось, и он сел изучать карту. Обрывком веревки мерил расстояние. До побережья еще идти и идти. Не мог представить, что́ их там ждет. Сложил стопочкой куски карты, и убрал их в целлофановый пакет, и сидел, уставившись на угли.

На следующий день пересекли реку по узкому железному мосту и попали в старый фабричный городок. Прочесывали деревянные дома — ничего. На веранде восседает в кресле высохший труп. Одет в комбинезон. Сидит там с незапамятных времен. Похож на чучело из рекламы, извещающее о предстоящих праздниках. Пошли вдоль длинной и темной стены фабрики, окна заложены кирпичом. Впереди по дороге ветер гонит тучи мельчайшей черной сажи.

На дороге иногда попадаются неожиданные вещи: электроприборы, мебель, инструменты. Пилигримы давно от них отказались и бросили на пути к своей общей смерти. Еще год назад мальчик бы поднял какую-нибудь чепуху и нес некоторое время, а сейчас его это не интересовало. Присели отдохнуть и выпить воды. Все, чистая вода закончилась. Пустую пластмассовую бутылку оставили на дороге. Мальчик сказал:

— Будь ребеночек жив, могли бы забрать его с собой.

— Да, могли бы.

— Откуда он взялся?

Отец промолчал.

— А еще где-нибудь есть дети?

— Не знаю. Возможно.

— Мне стыдно за то, что я сказал про тех людей.

— Каких людей?

— Ну, тех, которые сгорели. На дороге. Застряли и сгорели.

— Я не помню, чтобы ты что-то плохое про них говорил.

— Я плохого не говорил. Можем уже идти?

— Хорошо. Может, прокатишься в тележке?

— Нет, не хочется.

— Ну, давай, недолго.

— Не хочу. Не надо.

На ровной плоской равнине вода замедляет бег. Серые затопленные низины вдоль дороги. Никакого движения. Свинцовые извивы мелких речушек посреди мертвых полей. Текут в сторону океана. Отец с сыном продолжали идти. Дорога шла под уклон, и впереди виднелись заросли камыша.

— Думаю, там будет мост. Скорее всего, через ручей.

— Воду из него можно пить?

— У нас выбора нет.

— Не заболеем?

— Вряд ли. Может, и воды-то в нем никакой нет.

— Можно я первым пойду?

— Да, конечно.

Мальчик припустил по дороге. Давненько он не видел, чтобы сын бегал. Локти оттопырены, кеды великоваты, гулко хлопают по земле при беге. Отец остановился и наблюдал за мальчиком, кусая губы.

Воды в ключе — с гулькин нос. Присмотрелся: вроде движется, течет, уходя в бетонную трубу под дорогой. Плюнул в воду, чтобы убедиться, что она проточная. Из тележки принес кусок ткани и пластмассовую банку, и обмотал горлышко банки, и опустил ее в воду, и ждал, пока наполнится. Поднял мокрую банку вверх, посмотрел на свет. Вроде пить можно. Снял тряпку и дал банку мальчику:

— Пей.

Мальчик отхлебнул и протянул банку отцу.

— Ну что же ты, пей еще.

— Пап, твоя очередь.

— Ладно.

Сели и процедили воду от пепла. Пили, пока чуть не лопнули. Мальчик развалился на траве.

— Нам пора.

— Я так устал.

— Знаю.

Сидел и смотрел на сына. За последние три дня у них крошки во рту не было. Еще дня два, и совсем ослабеют. Взобрался по откосу прямиком через камыш проверить обстановку на дороге. Темная, черная, на открытом пространстве сливается с землей. Ветры унесли с собой пепел и пыль с поверхности дороги. В прошлом — плодородный край. А теперь — никаких признаков жизни. Эту часть страны он уже не знал. Названия городов и рек для него — пустой звук.

— Ну, пошли. Нам пора.

На обоих напала невероятная сонливость. Уже не раз такое случалось: засыпали прямо в пути, распластавшись на дороге, словно жертвы автомобильной катастрофы. Сон смерти. Так и сейчас. Сел, выпрямился, потянулся за револьвером. Встал. Стоял в свинцовом мареве, опершись локтями на ручку тележки, рассматривал дом в поле, приблизительно в миле от них. Мальчик его первым заметил. Сквозь занавес гари то появлялся, то пропадал из виду. Дом-призрак из страшных снов. Не отрываясь от тележки, посмотрел на сына. До дома не так-то просто добраться. Одеяла придется тащить на себе. Тележку спрятать в укромном месте. Дойти-то они дойдут, пока светло, а вот обратно…

— Надо бы его осмотреть. Ничего не поделаешь…

— Не хочу.

— Столько дней без еды…

— Я не голоден.

— Нет, ты просто умираешь с голоду.

— Я не хочу туда идти, папа.

— Там никого нет. Я уверен.

— Откуда ты знаешь, что там никого нет?

— Знаю, и все.

— Там может кто-нибудь быть.

— Никого нет. Все будет нормально.

Закутавшись в одеяла и прихватив с собой только револьвер и банку с водой, побрели по полю. Поле — вспаханное, с пучками соломы в бороздах, со следами пахоты. По бороздам видно — распашка шла с востока на запад. После недавнего дождя земля пружинила под подошвами, и он шел, внимательно глядя себе под ноги. Не прошло и пяти минут, как нашел наконечник стрелы. Плюнул на кончик, и обтер о штанину, и отдал стрелу сыну. Из белого кварца, в идеальном состоянии, будто только вчера сделана. «Здесь их много. Смотри вниз и найдешь». Сам нашел еще две. Из серого кремня. Следом нашел монету. Или пуговицу. Сильно окислилась, не разобрать. Ковырнул ногтем. Все-таки монета. Достал ножик и с предельной осторожностью стал соскребать ярь-медянку. Монета-то испанская… Стал звать мальчика, который уже далеко ушел вперед, а потом глянул на мрачную местность вокруг и серое небо, и бросил монету, и поспешил вслед за сыном.

Стояли перед домом, разглядывали. Гравийная дорожка, заворачивающая на юг. Кирпичная терраса. Лестницы по бокам, взлетающие к портику с колоннами. За домом — кирпичная пристройка, когда-то, наверное, служила кухней. За ней — бревенчатый домишко. Отец только сделал первый шаг вверх по лестнице, как мальчик потянул его за рукав.

— Давай подождем?

— Ну хорошо. Только учти, быстро темнеет.

— Знаю.

— Хорошо.

Усевшись на ступеньки, смотрели вдаль. Отец сказал:

— Здесь никого нет.

— Кажется, нет.

— Ты все еще боишься?

— Да.

— С нами ничего не случится.

— Хорошо.

Поднялись по ступеням на широкую, выложенную кирпичом террасу. Входная дверь выкрашена в черный цвет, приоткрыта, в проем вставлен шлакоблок. Ветром внутрь нанесло кучу сухих листьев и травы. Мальчик схватил его за руку: