Звезда и жернов - Макс Армай

— Ну, вот ты и приехал ко мне, друг мой!.. Значит настало и моё время… Вот так!

Рин мало что понял из его слов, а потому недоумённо посмотрел на него, но ади Фрогган лишь усмехнулся:

— Не исключено, что ты ещё пожалеешь, Рин, что захотел стать моим… оруженосцем. Я денег даром не беру! А, кроме того, твой отец — мой друг, и с моей стороны было бы просто невежливо не оправдать его доверие!

«Оруженосцем?! Даже не пажом?!» — потрясённо подумал Рин и со стыдом почувствовал, что лишь глупо разинул рот при таком известии. — Ну и дела!

Глава 6

Ади Питри Фрогган оказался прав: Рин, порой, уже жалел, что напросился к нему в ученики. Самое первое мучение началось утром следующего дня, когда его, почти прямо из постели, лишь дав прочитать короткую благодарственную молитву, Таркуд приволок на конюшню и стал показывать и объяснять, как следует седлать лошадь. А после этого, помог залезть ему в седло и, отведя на поле за замком, заставил скакать по кругу, привязав лошадь к длинной верёвке, без перерыва, два часа кряду. При этом, он то и дело отпускал едкие шуточки по поводу его навыков наездника и без конца заставлял садиться так, как считал правильным, больно ударяя его палкой то по спине, то по ногам, если находил, что Рин делал что-либо не совсем верно. Причём Рин даже не знал, что бесило его больше: то ли боль от этих бесконечных ударов и езды, то ли эти чрезвычайно обидные насмешки. Вдобавок к этому, из деревни, что раскинулась рядом с замком, набежали крестьяне и вовсю веселились, потешаясь над его обучением. Правда, вскоре они ушли: пора было идти работать в поле, но настроение они ему, и без того неважное, испортили ещё больше.

Когда это издевательство закончилось, Рин с трудом слез с лошади, и едва сдерживая, рвущиеся из груди стоны, заковылял вслед за Таркудом обратно к конюшне. Там старый оруженосец заставил его расседлать лошадь и обтереть её насухо куском старой попоны. Затем, он привёл его обратно в замок, и вместо того, чтобы предложить, наконец, позавтракать, дал ему в руки короткий, видавший виды, меч, оселок и какую-то тряпку, из толстых, твёрдых ниток и заставил очищать его от ржавчины, пригрозив, что не накормит, покуда меч не засияет, как новенький. Наблюдая за тем, как Рин, злобно поглядывая в его сторону, скоблит оселком злосчастный меч, Таркуд, удобно устроившись на огромном камне, предался воспоминаниям. Впрочем, все эти истории Рин уже и раньше слышал, когда гостил у ади Фроггана. Но вот что странно: если тогда они казались ему и поучительными, и интересными, то теперь, почему-то, только раздражали. Таркуд рассказывал о том, как стал оруженосцем он сам. Он называл себя невсамоделешним оруженосцем, ибо не начинал с самых азов, как это обычно делали все: его не отдавали в детстве в услужение, в качестве пажа, в чужой дом, где он, с самых малых лет должен был овладевать наукой придворной жизни, ему не приходилось, многие годы спустя, предстать перед квистолом, и в торжественной обстановке получить от того укрощённый и поименованный меч, над которым до этого, в течение трёх дней, монахи пели свои священные песнопения, и лишь после чего он, собственно, и мог считаться оруженосцем. Нет, в его жизни всё было не так! Оруженосцем он стал уже в зрелом возрасте: ему тогда исполнилось почти тридцать, и он был на восемь лет старше ади Фроггана. Случилось же это счастливейшее событие его жизни во время второй войны с лингийцами, а именно — в жесточайшей битве, под началом Айнли Уйнгрифа Третьего — отца ныне здравствующего короля, что свершилась подле Ануна, и когда победа была добыта ценой жизней чуть ли не половины всего доблестного войска. Тогдаего господин, несравненный и прегрознейший ади Питри Фрогган, лишился обоих своих оруженосцев, и он, Таркуд, видя своего командира в столь бедственном положении, прорубился сквозь врагов прямо к нему, и до конца битвы кричал ему, то — «Господин мой рыцарь, опасность слева!», то — «Господин мой рыцарь, опасность справа!», заслужив, тем самым, его глубокую благодарность и уважение. За это, тот и произвёл его, прямо на поле битвы, когда она благополучно закончилась, к их вящей славе, в свои оруженосцы, связав обетом, под стоны раненых и хрипы умирающих. Прочие рыцари, правда, не оценили его благородного жеста, так как посчитали это против установленных правил, и долгое время отказывались признавать Таркуда за настоящего оруженосца. Однако со временем, хотя его манеры и не стали лучше, из-за чего бедному ади Фроггану не раз приходилось краснеть, Таркуд всё же сумел доказать, что оруженосец он, хоть и не особо благовоспитанный, но зато чрезвычайно честный и очень достойный. В конце концов, перед одним из турниров, сам король, и доныне здравствующий Эрро Шепелявый, коснулся его груди мечом, дав понять, что уже никто не в праве попрекать его, что он стал оруженосцем не так, как это установлено обычаем. И хотя это тоже было не по правилам, ибо такой чести мог удостаиваться только рыцарь, а уж никак не оруженосец, все присутствующие приняли это к сведению и больше уже его не третировали. В том же, что и Рин поступил на эту должность вовсе не так, как это заведено, Таркуд усматривал добрый знак и некую традицию.

Когда он закончил свой рассказ, то насмешливо вздохнул и, отобрав у Рина оселок, показал, как правильно надо точить меч.

— А так — ты только мозоли натрёшь, да лезвие вконец затупишь! — пояснил он.

Но, видимо, Таркуд и сам уже изрядно проголодался, ибо, так и не дал Рину довести дело до конца. Сказав, что закончить с этим Рин может и после, он сунул меч подмышку и повел его в трапезную.

И то пора! — раздражённо подумал Рин, в животе у которого так и бурчало от голода.

Во время обеда ади Фрогган был до крайности задумчив и не проронил ни слова. Даже Таркуд как-то стушевался и почти ничего не говорил, лишь изредка бормотал что-то себе под нос. Только, где-то уже под конец трапезы, ади Фрогган рассеяно и несколько удивлённо взглянул на Рина, словно бы только что его заметил, и спросил у Таркуда:

— Ну, как у нашего юного друга успехи?

— Ох! Боюсь, кавалеристом ему не быть! — оживился тот. — Хотя, кто знает? Рин у нас парнишка самолюбивый… Видели бы Вы, мой господин, как это он на меня давеча смотрел! Ну, думаю, Таркуд, гляди — не перегни палку: а то даст тебе этот малолетний разбойник, как-нибудь, мечом по голове, так ты никогда уже больше свежесваренного пива и не отведаешь. Очень уж он не любит, как мне кажется, когда им кто-нибудь помыкает.

— Ну, вот и хорошо… — как-то не к месту ответствовал ади Фрогган. Тут даже и старый оруженосец, от удивления, рот раскрыл.