Звездопад. Похороны шоу-бизнеса - Сергей Жуков

– Муррр… – Бросилась мне в ноги кошка.

– Брысь! Брысь! – Отогнал ее хозяин. О чем-то задумавшись, он несколько секунд стоял, а потом направился вперед, почесывая бороду и словно не замечая гостей.

Наверное в голову ему пришла какая-нибудь очередная гениальная идея. В смущении я посмотрел на Полину. Моя девочка, напротив, вела себя очень уверенно. Повесив куртку в гардероб, она тоже взяла тапочки и пошла вперед. Не ожидая особого приглашения, я последовал за ней. Мы прошли через коридор, свернули в одну из комнат и тут моему взгляду открылось ЭТО…

Вся комната, не менее замусоренная, чем прихожая, была завешана полотнами. Огромные холсты заполняли все стены. Я ожидал увидеть какие-нибудь портреты, пейзажи, на крайний случай – натюрморты. Однако на большинстве картин было изображено нечто совершенно невнятное – абстракционизм.

– О! – От раздумий меня отвлек возглас Полины. – Паш, это твоя новая работа, да? – спросила она с восторгом, стоя около одного из больших холстов и почесывая подбородок.

Услышав Полинин возглас, художник подошел ближе. Я тоже последовал за ним. Вертикальное полотно было полностью закрашено черным цветом, на нем, будто вливаясь в друг друга, были изображены схематичные кремовые человечки. Чем-то мне это напоминало примитивизм – знал бы я еще, что у них, на самом деле, означает этот термин, но в целом – представлялось непонятной мазней. Все человечки были похожи друг на друга, но в некоторых чертах разительно отличались. Где-то они были вплюснуты друг в друга, где-то – несли на руках смешные, напоминающие мультяшные, инструменты и молотки. Когда наверху холста я увидел целую стаю этих человечков с большими нелепыми ушами, меня это порядком посмешило.

– Ну как тебе, Полина? – Тем временем, наш художник совершенно не смотрел в мою сторону и разговаривал с моей спутницей. – Как тебе? Что думаешь по этому поводу?

– Очень интересно. – Сказала она, наконец, оторвавшись от созерцания. – Напоминает абстракционизм и чуть-чуть Пикассо. Хотя, я думаю, если бы это был Пикассо, мы бы видели более схематичное изображение сюжета. Вообще получилось несколько пугающе, но при этом тягуче. Хочется назвать ее «Kрик».

– А вам… эээ… Феликс? – За первый раз с момента нашего знакомства художник вдруг обратился ко мне по имени. – А вы что думаете?

– Не знаю… – Я постарался хоть как-то красиво соврать. – Ну если честно, довольно впечатляюще… Напоминает, что ли, этот, комикс…

Какой же я идиот! От столь глупого ответа мне самому стало стыдно! Полина сразу забыла про картину и изничтожающе, посмотрела на меня. Но художник вдруг добродушно засмеялся.

– Ха-ха-ха!!! – Загоготал он так, что на полках аж затряслись кисти. – А у вас тонкий юмор, Феликс Абрамович! Действительно, так! Вообще, когда я задумывал эту работу, я хотел немножко пошутить над гравюрами голландцев XVII века – там тоже были «комиксы», так сказать. Но потом я замаскировал свой замысел, скрыв его под такой вот ироничной современной модернистской оболочкой. Но вы разгадали мой замысел. В каком-то смысле это и вправду комикс, я бы даже сказал – в прямом!

Из слов его я ничего не понял, но, похоже, я случайно попал в точку.

– Да, – улыбнулся я, думая о том, как я ловко провел наивного эстета. – Именно так.

– Здесь еще кажется есть влияние ацтекских барельефов, – вставила свое слово Полина. – Помню у тебя альбом «Археология Теночтитлана 2005»…

– О, да! – Кивнул головой художник, а я выкатил глаза и подумал: «Девочка, ну откуда ты все это знаешь?!».

Примерно минут пятнадцать мы ходили по гостиной и рассматривали другие картины. Если с этим Теночлентамом, или как его там, я еще что-то понял, дальнейшее погружение в мир живописи Павла Молочко (именно так звали нашего художника) не сулило ничего хорошего. Полина долго рассматривала картину с нарисованной на ней жопой оленя, и потом изрекла, что на самом деле это не олень, а свинья. Художник начал с ней спорить и говорил, что, на самом деле здесь не важно, олень ли это, лось, или свинья – это просто задница, в смысле жопа – то есть, так сказать, самая отрицательная сторона жизни, негатив. Слушая их разговор, я уже не хотел даже насмехаться: от царившего в комнате запаха краски начало колотить в висках и заболела голова.

К тому же мне совершенно не нравилось, как Полина ведет себя со мной в компании. Оказавшись в плену картин, она натянула на себя маску такого эстета и сноба, что мне стало неприятно. Она смотрела на меня, как на какую-то деревенщину, дурачка. Поначалу я сдерживался, но по мере нашего пребывания у художника напряжение все росло и росло…

– Вот, идемте. – Сказал творец. – Я сейчас покажу вам еще один шедевр.

Мы прошли в следующую комнату – там висела еще целая уйма картин. В голове стало худо, когда я представил, что сейчас я буду их все просматривать и анализировать. Запах краски, тем временем, казалось, уже заполнил мои легкие. И вот я увидел то самое «невиданное», что хотел нам показать художник. На стене, к которой он нас подвел, непонятным и причудливым образом были вырваны обои. К голой стене, серой от бетона, были приклеены разные ленточки, мертвые цветы и … и … презервативы!!!

– По-моему, гениально! – закричал творец.

Я всматривался в эту муть и вдруг спросил себя: господи, да что я тут делаю?! Что за бред?!!! Прямо ошалев от этой мысли, я попятился назад и чуть не свернул какое-то незаконченное полотно, лежащее за моей спиной.

– Мда… – Не смог я сдержаться. – Это же гадость.

Художник и Полина тут же пристально на меня посмотрели.

– В смысле, Феликс Абрамович? – Спросил автор. – Вы чего-то не понимаете в этой работе?

– РАБОТЕ?!! НЕ ПОНИМАЕТЕ?!!! – закричал я. – Да это же полный бред!!!!!! Порванные обои, какое-то дерьмо, непонятные ленточки! Господи, – от запаха краски я уже совсем потерял рассудок, – Полина, куда ты меня притащила, это же полный бред!!!

– Да… – Едва и смог промолвить художник, выслушав мою критику. – Я и не ожидал, что такой человек как вы, Феликс Абрамович, сможет оценить искусство.

– Ладно уж. – Вдруг отозвалась Полина. – Простим старику его непонимание. Не всем же тенденции современности знать…

Вот этого я уже не мог выдержать! СТАРИК?! Меня аж током стукнуло! ДА КАК ОНА СМЕЕТ?!!! Кровь прилила к моей голове.

– ИДИОТИЗМ!!! – Язык заплетался от гнева. – Пусть я старик, а вы тут такие умные?!!! Да покажите мне ваши деньги, раз вы такие умные! Хоть бы в комнате здесь убрал! Нет, это абсолютный идиотизм!!! ПИЗДЕЦ!!! – Кричал я в бешенстве. – Я не понимаю этого! Полина, я не думал, что ты такая… Такая… – Я не смог докончить фразы. – НЕТ!!!

Глаза были готовы выпрыгнуть из орбит, в горло был спазм. Те двое безмолвно стояли и со страхом смотрели на меня. Понимая, что в этой квартире больше не могу находиться ни минуты, я выскочил в коридор. Не помню, как я обувался, как схватил с вешалки свое пальто, но уже через минуту я бежал по лестнице, мчался на улицу – подальше, на свежий воздух, подальше от этой чертовой богемы! Пыль неубранной квартиры до сих пор ощущалась в легких, от запахов краски щипало в носу. Усевшись в машину, я несколько секунд не мог перевести дух: меня трясло и колотило. Я не позволю этой сраной девчонке манипулировать мной, я полностью выкину из жизни нелепую историю нашего знакомства, я не позволю ей играть мной вновь!

Когда я уже собрался трогаться и завел мотор, я на секунду поднял глаза вверх. Окно третьего этажа квартиры, где жил художник, было открыто. Оттуда на меня смотрела Полина. Меня вдруг потянуло к ней, потянуло безумно… я хотел овладеть ею там же, хотел покорить ее… Гигантским усилием воли я подавил это желание и решительно завел мотор. Мне нужно было ПЕРЕДОХНУТЬ…

23

Как-то я все-таки добрался до дома. Меня мутило и трясло, сознание куда-то уплывало. По дороге домой я заехал в «Рамстор» и купил две бутылки виски. Одну из них я, не удержавшись, вылакал прямо за рулем, из-за чего на въезде в Николинский поселок чуть не врезался в дерево. Полный ужас, Феликс…

Едва преступив порог жилища я, ни говоря ни слова Марине, бросился в кабинет. Я сел там и заперся, отключив телефон, чтобы полностью отгородиться от окружающего мира. Общение с кем-нибудь – особенно с артистами или женой – грозило депрессией. Я должен был остаться один. Отдохнуть, собраться с мыслями.

Нет, я твердо решил, что выкину из головы эту Полину. Забуду эту потаскушку, эту мелкую дуру, эту сраную тварь. Сотру ее из памяти, будто ничего не было. Будто я и не ходил тогда в театр, а моя поганая жизнь, как она и шла до этого, так и шла – без всяких изменений.

Я открыл вторую бутылку виски и задумался. Черт, я же жил так на протяжении последних пятидесяти лет. Почему я не могу вернуться к этому ритму снова?

Достав из верхнего ящика кипу бумаг, я хотел занять мозг работой. Иногда это помогает. Лучшее лекарство от рефлексии – дело. Когда есть чем заняться, на депрессию банально не остается времени.