Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Идиллия», – с отвращением подумала Изабо, вспоминая события четырёхлетней давности. Луи тогда так пошло её обманывал, а выскочка Мариетта совсем обнаглела. То, что она шпионила для Филиппа Бургундского – это ещё полбеды, но заявить, во всеуслышание, в присутствии королевы, что ЕЁ герцог подарил ей замок – это вообще ни в какие ворота… И Луи тоже хорош – от свеженького раскис, размяк, решил, что весь свет просто обязан его обожать… Господи, до чего же ничтожными становятся мужчины, когда смотришь на них глазами обманываемой женщины! И какой странной начинает казаться уходящая любовь…
Королева перекрестилась. Всё-таки, о покойном плохо нельзя… Но и хорошего из той поры вспомнить нечего. Глупости сыпались из Луи, как остроты из королевского шута, веселя его многочисленных врагов. Париж роптал, граф Арманьякский несколько раз открыто просил одуматься, но кто б его ещё слушал! Для Луи все было прекрасно – там любовь, тут любовь, власть, Париж, Франция… и собственное самодурство. О, чёртов Библейский змей, ну почему ты не подсунул яблоко Мудрости Адаму?!
Пришлось отравить эту дуру Мариетту.
А тут ещё и герцог Филипп так некстати умер. И его кривоногий сынок стал Жаном Бургундским, получив, вместе с титулом отца всё его полномочия. Теперь он являлся опекуном, и не только короля, но и королевских детей. То есть, говоря по-простому, получил законные права влиять на дофина и воспитывать его по собственному усмотрению!
«Плаха и палач с тупым топором…»
Как только Луи узнал, что Бургундец едет в Париж, он тут же закатил Изабо настоящую истерику. Не хочу, дескать, делить власть с этим недомерком! И потребовал немедленного отъезда с ним и с дофином в Мелен, а оттуда в Шартр.
Наивный, он думал, что всё ещё имеет дело со старым герцогом Филиппом! Ан, нет! Жан Бургундский оказался не такой уж дурак. Хотите ехать – пожалуйста, ещё и лучше, но только без дофина. Поэтому, въехав в город и узнав о выходке Луи, Бургундец даже с коня не слезал, а промчался от одних ворот до других и с половины дороги вернул наследника престола в столицу.
Встреча, которую, по слухам, им устроили граф Клевский и архиепископ Льежский, была сродни национальному празднику. Свора, наконец-то получила вожака, способного повести её на крупного зверя. И политические качели закачались с перевесом всё больше и больше в одну сторону.
Если Луи собирал армию для похода на Париж, якобы узурпированный Бургундцем, тот немедленно созывал армию, превосходящую втрое. И не забывал при этом показывать, что действует, якобы, не по своей воле, и призвать в свидетели все нейтральные стороны в лице герцога Беррийсккого, герцога Бурбонского, а также других принцев и сеньоров, которые, как по заказу, съехались в Анжу к королю Сицилийскому…
Изабо потёрла лоб рукой.
Вся Франция… Булоне, во главе с сиром Арпеданом, Шартр, Дрей и Нанси с герцогом Лотарингским, клан Алансонов, а за ними весь Орлеан… Луи везде терпел поражения и был обречён, но упрямо стремился в Париж, полагая, что брат короля – это почти король, со всеми правами и полномочиями. Никакие доводы им в расчёт не принимались, никакие уговоры не действовали. То одно, то другое ополчение топталось вокруг столицы, нанося окрестным поселениям урон, сравнимый с эпидемией чумы. Того и гляди, могла начаться гражданская война.
Но тут, по счастью, вмешались нейтральные стороны.
Приехавшие к Луи герцог Анжуйский и герцоги – Беррийский и Бурбонский – не слишком деликатничая, поставили брата короля перед выбором: или он один сражается против всей Франции, или идёт на мировую с Бургундцем. В последнем случае все обещали обставить с максимальным почтением и для Луи, и для королевы.
И вот, три дня назад, перемирие состоялось.
Принцы не обманули – народ кричал приветствия, путь был устлан цветами и временно просветлевший умом король лично соединил руки брата и кузена, а затем, нежно облобызал супругу. Он всем подарил своё прощение и понимание…
Это он-то – понимание!
Изабо, уже в который раз, вздохнула и отошла, наконец, от зеркала.
«Что ж, – подумала она, – коротышке Жану не впервой подбирать за умершими титулы, должности и деньги. Подберёт и любовницу. Слухи слухами, но у нас тут всё тайное становится явным только когда удостоверено крепкими доказательствами. До сих пор связь королевы и герцога Орлеанского почиталась, как союз регентши и одного из опекунов. И если медальон сейчас принесут, значит, погибели королевы Бургундец не желает…»
Изабо вернула факел на место, села на постель и коснулась рукой остывших простыней.
А всё же жаль, жаль, жаль… Бургундец – не Луи. Говорят, он груб и хамоват, и лицо у него злое… Однако, теперь выбирать не приходится. К тому же, приз в лице королевы коротышка Жан вполне заслужил уже хотя бы тем, что начал рискованное дело и довёл его до победного конца…
В дверь спальни робко постучали.
Сердце Изабо вздрогнуло, но сильнее не забилось. «Будь, что будет, – решила она, вставая, – я уже устала бояться».
Засов скрипучий, точно голос у судейского, зачитывающего приговор, отодвигался с трудом. Однако, бледный оруженосец прямо с порога протянул ей драгоценный медальон, словно помилование.
– Где он был? – спросила Изабо.
– На груди его светлости, – ответил оруженосец, опуская голову.
И вдруг разразился судорожными рыданиями.
– Что с вами? – удивилась королева.
Ей были неприятны эти проявления чувств. Такое впечатление, что мальчишка укорял её – недавнюю возлюбленную убитого – горюя сильнее, чем она, которой следовало бы сейчас выть и кричать, как простой крестьянке.
Но, с другой стороны, мальчика можно и пожалеть. Минуту назад держал её за горло злосчастным медальоном, а отдал просто так, не отторговав себе ничего. Дурачок! Мог бы, ох, как мог позаботиться о себе – его положение, после смерти герцога, сделается таким шатким, что не позавидуешь…
– Что с вами, скажите же, – переспросила она более ласково.
– Мадам, – еле выдавил, сквозь рыдания, оруженосец, – его зарубили секирой, как какого-то простолюдина! И руку.., руку с перстнем отрубили совсем! Вы ведь не оставите… вы потребуете от короля возмездия?!
– Конечно, – как можно ласковее произнесла Изабо и улыбнулась со всей грустью, которую смогла найти в сердце. – Я все сделаю, мой дорогой… Вы пока идите, приходите в себя. А потом, на процессе, мы вместе обличим негодяев…
Всем на удивление, герцог Бургундский сбежал из Парижа только 25-го числа, как будто узнал об убийстве вместе с другими, и еле успел собраться.
Из Фландрии, где он нашёл приют, сразу же полетели бесчисленные гонцы с письмами ко всем влиятельным людям Европы, в которых герцог клялся, что никогда и не помышлял лишать жизни «дорогого кузена Луи», а просто пал жертвой оговора и чьих-то гнусных интриг. В качестве доказательства, беглец подробнейшим образом живописал душевную благодать и миролюбие, сошедшие на него после совместного причастия с «дорогим кузеном».
Король Шарль, пребывавший в радостном просветлении ума, смог лично прочесть письмо, а затем отправился на улицу Барбет, чтобы узнать мнение королевы об этом деле.
Он уже представлял, как Изабо станет валяться у него в ногах, требуя наказать убийцу любовника, и на разные лады переставлял слова, в которых ей откажет.
Но вышло всё иначе.
К удивлению Шарля, королева прочла письмо без особых эмоций и, холодно пожав плечами, заявила, что нового ничего не узнала. Она, дескать, и без этого была уверена в невиновности герцога – всё-таки, он принц крови и сын её незабвенного друга и покровителя, герцога Филиппа. И вообще, она не понимает, с какой стати он вдруг решил сбежать?
Король ещё надеялся обернуть встречу к своему удовольствию и прямо спросил, хочет ли королева возвращения опального герцога, и готова ли даровать ему полное прощение, но, услышав утвердительный ответ, совсем расстроился и уехал обратно в Лувр.
Изабо, затаившись, ждала.
Настроения при дворе явно складывались в пользу коротышки. Последней точкой стал спешный отъезд графа Арманьякского в Анжер, под крыло короля Сицилийского, и сторонники Бургундца уже радостно потирали руки. Как вдруг, неожиданно для всех, поднял голос Жан де Герсон – доктор теологии и канцлер Парижского университета, сменивший на этом посту Пьера д'Айе. Он публично потребовал от короля не просто разоблачений и суда, а прямого наказания герцога Бургундского за убийство Луи Орлеанского!
Создалась неловкая ситуация. С одной стороны – французская знать, готовая простить и принять обратно в свои ряды, а с другой – парижская общественность, требующая крови!
Пришлось идти на компромисс.
Вялое следствие кое-как быстренько завели, но тут же, ещё быстрее, и свернули. Во-первых, главный обвинитель, так неожиданно объявившийся, вдруг, так же неожиданно и пропал, и нашелся только в Лионе, где уже увлеченно читал лекции по теологии. А во-вторых, главный свидетель – единственный выживший оруженосец герцога Орлеанского – был как-то утром найден в Сене с перерезанным горлом и пустыми карманами… Вероятно, его пытались ограбить.
