Москва, я люблю его! - Дарья Лаврова

На следующее утро в студии я рассказала обо всем Игорю. Про Египет, про Катю, про экзамены.

– Поможешь ей? – спросила я. – Она моя лучшая подруга, она не глупая, просто…

– У меня есть знакомая в контрактном отделе, надо позвонить ей, спросить, узнать про твою… Катю. Знаешь, не обижайся, но она мне не нравится.

На следующий день Игорь познакомил меня с Верой. На встречу она пришла лохматой, невыспавшейся и злой. Мы обменялись телефонами и договорились встретиться в среду во внутреннем дворе на большом перерыве.

После она болтала с Игорем, громко смеялась. Игорь улыбался и шутил, вспоминал общих знакомых, преподавателей, студентов. Их диалог был сочным и плотным, как спелое яблоко – я не могла вставить слово, да и говорить мне было нечего. Я стояла рядом, слушала, смотрела то на Солодова, то на рыжую Веру.

Я ревновала, но Вера мне нравилась. Рыжая, резкая, веселая.

В среду мы ждали Катю во внутреннем дворе. Вера постоянно курила, ругалась и говорила, какое сильное у нее похмелье. Катя пришла к концу перерыва, смущенно улыбнулась – «проспала» – и попросила сигарету. Я оставила их вдвоем и ушла на пару, скрестив за Катю пальцы.

Катя позвонила вечером и сказала, что приедет на пару часов. Позже, сидя на крышке унитаза, она рассказала, как все прошло.

– Я сняла деньги, купили коробку конфет и пошли в контрактный отдел. Вера какая-то странная, противная. Кажется, у них с Солодовым что-то есть, ну да ладно. В общем, пошли в контрактный отдел к этой стерве, дали ей денежку и конфеты. Она залыбилась сразу, посмотрела приказы, сказала, чтобы завтра подошла в деканат и подписала его, мол, все будет.

– А что ты про Солодова хотела сказать?

– Вера меня потом к нему повела, посоветоваться, что дальше делать. Классный мужик он на самом деле. Он ведь мне еще зачет не поставил, а тут сказал, что поможет, поставит, не принимая. В общем, как восстановят, нужно будет оставшиеся экзамены сдавать…

– Сколько их у тебя?

– Три, – улыбнулась Катя, закуривая третью сигарету. Едва заметно пахло освежителем воздуха и табачным дымом. Кате нравился второй компонент и оба вместе. Я рукой отгоняла дым, незаметно и тихо, будто стесняясь. Два с половиной месяца назад я бросила курить – Солодов настоял.

Иногда, в компании Оксаны, я позволяла себе половину сигареты, после чего долго мыла голову, много раз намыливая лимонным шампунем, смывая, а потом снова намыливая. Не хотела, чтобы Солодов догадался.

Теперь, когда я сидела напротив Кати, мне стало все равно. Я взяла сигарету и впервые за две недели затянулась.

Катя звонила раз в две недели, рассказывала, как продвигается дело, курила в трубку, ругалась, но в основном была всем довольна.

Солодов и Вера помогали ей. Я часто видела, как они втроем стояли во дворе, курили и смеялись. Все трое смеялись. И говорили. Смотрела на Катину руку, на два пальца, зажавших сигарету, на два ногтя, покрашенных в оранжевый цвет, и отворачивалась, пытаясь не обращать внимания на уколы ревности.

Вот бы подойти туда, стать рядом и тоже говорить, слушать, смеяться… Другие почему-то могли. Могла Вера, могла Катя, могла любая другая студентка, а я не могла. Боялась выдать себя и Игоря, не хотела проблем себе и ему, закрывала глаза и уходила в полупустую аудиторию. Холодную, неуютную, без отопления.

Там садилась на последний ряд, застегивала куртку и засыпала на несколько минут. Ближе к началу пары приходили однокурсники, кидали сумки на парты, что-то кричали, а кто-то даже пел.

Просыпалась, а рядом сидела Катя, и пахло сигаретами. Она ела соленый арахис, облизывала пальцы и готовилась к экзамену по страноведению по сборнику шпаргалок – тоненькой брошюре в тридцать страниц.

Она готовилась к экзаменам в дни сдачи. Стоя во дворе с сигаретой, сидя в буфете и грея руки о стакан с кофе, дожидаясь очереди в кассу, чтобы купить пакет арахиса, толкаясь у ксерокса, Катя листала чужие лекции и учила, учила, учила, а потом сдавала.

Я видела, как Игорь ходил в деканат, лично говорил с замом, брал допуски. Катя в это время стояла под дверью, бледная, испуганная, чуть не дрожала от страха – боялась, что зам ее не допустит. Но через минуту появлялся Солодов и молча пихал ей стопку экзаменационных листов с подписью зама.

– Заполняй, – говорил он. – Число не ставь. Поставишь, когда сдашь. Поняла?

– Поняла, – кивала Катя, отбегая к окну, чтобы удобнее было писать.

Оксана сидела на полу своей комнаты и медленно ставила одну за другой фишки старого домино, которое нашла в одном из тяжелых ящиков в своей комнате. Домино было детским, вместо точек – фрукты да ягоды.

– Ты кто? – угрюмо спросила она, не поднимая глаз. – Я скоро забуду, как ты выглядишь. Замуж еще не собираешься?

– Нет. – Я села на диван рядом с ней, поджав по себя ноги. – С чего ты решила?

– Просто тебя не было больше недели, вот я и подумала. Хотя нет. Ты не выглядишь довольной. Он тебя обижает?

– Нет, я просто очень устала. Днем я учусь, вечером в студии, перед сном готовлю ему ужин и постоянно обрабатываю фотографии. В прошлом месяце было восемь свадеб. Все просмотреть, отобрать лучшие, обработать, записать на диски. А еще нужно готовиться к семинарам и контрольным.

– Ты об этом мечтала, когда ехала в Москву?

Я пожала плечами и закрыла глаза.

– Чего ты хотела сама?

– Учиться, тусоваться и любить.

– А что ты делаешь по факту?

– Только люблю, но даже на это у меня нет сил. Это наше общее и любимое дело, но иногда его так много, что оно начинает вытеснять все остальное. Я боюсь сказать ему, что устала.

– На твоем месте я бы уже давно от него сбежала, – сказала Оксана. – Но сначала забрала бы свои деньги.

Я открыла глаза. Бесконечность из фишек домино.

– Интересно, что будет, если толкнуть одну из них? – спросила Оксана.

– Толкни, – улыбнулась я.

– Утром. А сейчас тебе надо спать. Пойдем, я постелю. Кстати, твоя подруга так и не вернула деньги, которые ты ей одолжила?

– Пока нет, – вздыхала я и плелась за Оксаной в свою комнату. – Ей сейчас сложно. Отдаст, когда сможет.

– С первой пенсии она тебе их отдаст.

– То есть?

– То есть она тебе их не отдаст.

– Почему?

– Потому что просто не отдаст. Это нельзя объяснить. Смирись с этим и снимай дальше свои свадьбы.

Лежа под одеялом и засыпая, я думала о свадьбах и бывших хозяевах квартиры. Мне снилось, как взрослеет кудрявая девочка с черными глазами, как собирается на первую работу, как плачет на кухне каждый вечер – где-то между двенадцатью и часом ночи, влюбившись в чужого мужчину, как мать в ярко-розовом халате успокаивает ее, тоже плачет и курит, курит одну за другой.