Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Алфред Мэхэн

Невыгода для Великобритании отстаивания ее флота в портах Канала иллюстрируется особенно ярко, быть может, даже исключительно французской экспедицией в Ирландию в 1796 году. Существует мнение, что эта экспедиция высадила бы успешно войска на берег, если бы в состав ее входили паровые суда; но, может быть, правильнее сказать, что она никогда не была бы так близка к успеху, если бы британский флот крейсировал в районе, определявшемся стратегическими соображениями.[5] Кроме того, привычка к рейдовой жизни существенно влияет на дух личного состава флота: она ухудшает его, тогда как морские плавания закаляют его; вообще привычка военной силы быть всегда наготове, как и привычка к покою, сказываются соответствующими результатами во всей ее деятельности. Эта истина ясно сознавалась великим военачальником лордом Сент-Винсентом и вместе с его верным стратегическим соображением побуждала его по возможности держать свой флот в море близ портов неприятеля. «Я не останусь здесь, – писал он из Лиссабона в 1796 году, – ни одной минутой дольше того, сколько необходимо для приведения эскадры в порядок, потому что, как вы понимаете, бездействие на Тахо должно сделать всех нас трусами». Без сомнения, любовь лорда Худа к отстаиванию на якоре в отечественных портах содействовали безнаказанности энергичных операций французских крейсеров при входах в Канал в 1793 и 1794 годах.

Образ действий английского адмирала, вместе с печальным состоянием французского флота, был причиной того, что в 1793 году в Атлантическом океане не было выдающихся морских операций. Внутри Франции и на ее границах спасительная энергия жестокого революционного правительства упорно расчищала себе путь от возникавших затруднений. После неблагоразумного разделения в августе месяце британских и австрийских сил последним удалось взять Лекен, который сдался на капитуляцию 11 сентября, но на этом успех их и окончился. Карно был сделан членом Комитета общественной безопасности, возложившего на него специальную обязанность управлять военными делами страны. При подавляющем превосходстве своих сил он атаковал стоявших перед Дюнкерком британцев и снял его осаду 9 сентября. Затем, сосредоточив большие силы против австрийцев, осадивших Мобеж, он нанес им поражение 16 октября в сражении при Ватиньи и заставил их отступить. На северо-востоке как союзники, так и французы разошлись по зимним квартирам в начале ноября, но за революционными войсками остался престиж упорного сопротивления, которое с каждым днем становилось успешнее. И на восточной границе, также после продолжительной борьбы, год заключился для французов существенным успехом. Здесь прусские войска союзников отступили со всех своих передовых позиций к Майнцу, австрийцы же отошли на восточный берег Рейна. Союзники упрекали друг друга за несчастный для них исход кампании, а старый ветеран герцог Брауншвейгский, командовавший пруссаками, отказался от этой обязанности, предсказывая союзникам в своем письме по этому поводу дальнейшие бедствия. В то же время прусский король начал вести свою шаткую и бесстыдную политику, сделавшую его государство посмешищем Европы в течение последовавших за тем двенадцати лет. Он ясно выказал свое намерение выйти из коалиции, в образовании которой ему принадлежал такой деятельный почин. На испанских границах фортуна войны до некоторой степени отвернулась от французов, которые были вынуждены сосредоточить все силы, какие только могли, на осаду Тулона. Взятия последнего требовали как национальное достоинство, так и морские интересы республики в Средиземном море.

Но самыми существенными результатами, достигнутыми в 1793 году, были восстановление внутреннего порядка и утверждение власти центрального правительства. Сопротивление вандейцев, долго имевшее успех вследствие ошибочных действий республиканских вождей и недостатка единства между ними, начало ослабевать при более дружных усилиях восстановленного Комитета общественной безопасности. После сражения при Шоле 16 октября инсургенты, разбитые наголову и пришедшие в отчаяние, решились оставить свое отечество, перейти Луару и отступить в Бретань. Они медленно прошли через эту провинцию, будучи вынуждены на пути принимать сражения, и 12 ноября достигли Гранвиля, где надеялись установить сообщение с Англией. Нападение их на упомянутый город окончилось неудачей, и так как ожидавшиеся ими корабли не пришли, то они пошли обратно в Вандею. Но им уже не суждено было возвратиться через Луару стройным отрядом, каким они оставили родину, и решительная битва 22 декабря при Савенэ, на северном берегу, довершила рассеяние их сил. Отдельные костры междоусобной войны в Вандее продолжали еще вспыхивать и в следующем году к северу от Луары, но они уже не разгорались снова в общее восстание и не сгруппировали кругом себя больших отрядов, сколько-нибудь серьезно угрожавших нации. Можно сказать даже, что они нанесли вред главным образом той провинции, которая раздувала их.

Главный опорный пункт восстания на востоке – Лион пал 9 октября. Несмотря на недоброжелательство к центральному правительству населения южных и восточных областей Франции, правительственные комиссары были в состоянии без затруднений стянуть к городу отряд, достаточный для того, чтобы сначала отрезать ему сообщения с окрестной местностью, а затем и занять командовавшие над ним укрепления. Слабость сопротивления инсургентов, почти спокойно подчинившихся правительству в одном из главных центров мятежа, не давала надежды на какую-либо поддержку изнутри страны союзным силам, опиравшимся на Тулон. Капитуляция Лиона, освободив большое число людей для усиления республиканских войск, осадивших упомянутый порт, заставила союзников осознать, что надежда удержать его за собой мала. К концу ноября численность республиканских войск достигла свыше двадцати пяти тысяч, и 16 декабря форты на возвышенности, господствовавшей над якорной стоянкой флота, были взяты штурмом. Военный совет союзников решил, что для кораблей было бы опасно оставаться здесь, и что гарнизон не может держаться при нарушении сообщений с моря. Постановлено было очистить порт, и 19 декабря числа британцы и испанцы удалились в море. Прежде отплытия их была сделана попытка уничтожить адмиралтейство и все те французские корабли, которые нельзя было увести с собой. Однако опасность, угрожавшая с перешедших теперь в руки неприятеля позиций, была так велика, необходимость быстрого отплытия так настоятельна, и так много предстояло сделать в очень ограниченный промежуток времени, что предположение союзников было исполнено только в незначительной мере. Из двадцати семи стоявших тогда еще в Тулоне французских линейных кораблей девять были сожжены и три вышли вместе с отступившими эскадрами. Остальные пятнадцать составили впоследствии ядро могущественной силы, и большая часть их вошла в состав флота, который сопровождал Бонапарта в Египет и был там уничтожен Нельсоном в 1798 году.[6]

Потеря Тулона после тех радужных надежд, какие возбудила сначала сдача его, вызвала большой ропот в Англии. Невероятно, однако, чтобы удержание его, если оно даже и было возможно, имело бы благодетельные последствия для этой державы. Расход людей и денег – необходимый для того, чтобы владеть морским портом, окруженным неприятельской территорией и длинной линией командующих над ним высот, которые еще предстояло занять – далеко не вознаградился бы возможными результатами. Сообщение с ним, доступное лишь с моря, в конце концов опиралось бы только на Великобританию как на державу, наиболее способную обеспечить его и наиболее заинтересованную в этой морской позиции, а расстояние до нее между тем весьма значительно. Крайняя ненадежность расчета на местное недовольство, как на элемент, полезный для дела союзников в Тулоне, подтвердилась неудачей Лиона и быстрым усмирением инсургентов южных провинций силами незначительной армии, посланной против них Конвентом. Кроме того, в 1793 году в стране этой свирепствовал голод, так что, если бы союзные силы в Тулоне и были достаточны для того, чтобы перейти в наступление, успех был бы возможен лишь при наличии огромных запасов продовольствия в порту. (Нужда в съестных припасах была так велика, что французы одно время думали сами снять осаду порта по этой причине.) Короче говоря, обладание Тулоном не представляло выгод для британцев вследствие большого его удаления от их отечественных портов без преимуществ стратегического положения Гибралтара и без легкости его обороны. Кроме того, оккупация Тулона возбудила бы ревнивые чувства со стороны средиземноморских держав и внесла бы еще более несогласия в коалицию, и без того уже страдавшую от взаимной подозрительности ее членов.

Из Тулона Худ удалился в Гиерскую бухту, лежащую лишь в нескольких милях к востоку от этого порта и обладающую хорошо защищенным рейдом, конец года застал его еще там. Лорд Хоу отвел флот Канала в порт в середине декабря и оставался там до следующего мая. Так закончилась деятельность враждебных сторон на море в 1793 году.