Сионистское движение в России - Ицхак Маор

Принятая конгрессом резолюция по вопросу о культуре гласила: «Конгресс разъясняет, что под понятием культуры он имеет в виду национальное воспитание еврейского народа, рассматривает эту работу как важный пункт сионистской программы и вменяет ее в обязанность каждому сионисту».

Во время прений по этому вопросу Вейцман внес предложение основать еврейское высшее учебное заведение. Приоритет идеи создания еврейского университета в Эрец-Исраэль принадлежал, как известно, профессору Герману Шапиро. На этом конгрессе состоялось решение и по другому предложению профессора Шапиро — об основании Национального земельного фонда, которое он выдвинул на Первом конгрессе, за год до своей смерти. Четвертый конгресс принял лишь принципиальную резолюцию, поручив Исполнительному комитету разработку устава фонда. Во вступительном слове на открытии Пятого конгресса Герцль сказал, что теперь, с началом функционирования Колониального банка, настало время провести в жизнь решение об основании Керен Каемет ле-Исраэль.

И действительно, конгресс постановил основать этот фонд в виде постоянно действующего учреждения. В решении говорилось, что фонд является национальным капиталом и не может быть использован ни на какие другие цели, кроме приобретения в Палестине и в Сирии земельных участков. Он должен достичь суммы по меньшей мере в 200 тысяч фунтов стерлингов. В целях сбора средств были отпечатаны особые марки: каждому сионисту вменялось в обязанность наклеивать их на свои конверты. Была также учреждена «Золотая книга», куда заносилось имя любого человека или семьи, пожертвовавших в фонд 10 фунтов стерлингов. Цель Национального фонда — приобретение земель в вечную собственность еврейского народа.

Земля не должна продаваться частным собственникам, а может быть отдана лишь в аренду. Так был навсегда установлен принцип национализации земли — принцип, ставший спутником сионизма на всем его пути и краеугольным камнем национально-общественного устройства Государства Израиль. Весьма сомнительно, чтобы участники Пятого конгресса, кроме разве немногих, могли тогда полностью осознать значение этой резолюции, и тем не менее они чувствовали ее огромную важность для развития Эрец-Исраэль как родины еврейского народа.

В прениях по поводу работы банка, Моцкин выступил от имени Демократической фракции с рядом предложений, имевших целью сохранить демократический характер этого учреждения. Суть предложений сводилась к следующему:

1. Каждый акционер обладает правом лишь одного голоса, невзирая на количество акций, которыми он владеет.

2. Каждый акционер может быть директором банка, вне зависимости от того, сколько у него акций.

3. Учредительские акции являются исключительной собственностью всего Исполкома в целом и, в силу устава, не могут быть переданы больше никому.

Моцкин отметил, что совершенно непонятно, почему директор должен владеть пакетом именно в пятьсот акций. Ведь могут найтись люди, не имеющие возможности приобрести такое количество акций и, тем не менее, достойные по своим способностям руководить банком.

На конгрессе состоялось также обсуждение того, что сионисты называли «работой данного часа» или «текущей работой» (Гегенвартсарбайт (нем.).).

Речь шла о деятельности в экономической и других областях жизни еврейства в диаспоре. Обсуждение завершилось принятием принципа свободы действий для каждой организации в пределах данной страны и в соответствии с местными условиями.

Особое значение для дальнейшего развития Сионистской организации имело изменение, внесенное в организационный устав. Герцль предложил положить в основу структуры движения федеративный принцип. До той поры в каждой стране существовал лишь один отечественный центр, с которым сионистское руководство в Вене поддерживало связь.

По новому предложению, 50 отделений, распространивших не менее пяти тысяч «шекелей», получали право объединиться в особую федерацию и вступить в непосредственную связь с Малым исполкомом в Вене. Усышкин выступил против этого изменения, будучи сторонником крайнего централизма и бюрократической структуры в Сионистской организации.

Он считал, что с точки зрения руководства работой, организация отделений «снизу» не имеет большого значения. Необходима такая организация, которая будет направляться сверху, и возглавлять ее будут в каждой отдельной стране члены Сионистского исполкома. Членов (избранный на сей раз вице-президентом конгресса, т. к. Мандельштам на Пятый конгресс не приехал) оспорил этот подход Усышкина.

По предложению Членова было решено впредь созывать конгресс лишь раз в два года, а в промежуточном году собирать Большой исполком совместно с председателями комиссий на Ежегодную конференцию, называемую также «Малым конгрессом». Эти рекомендации Членова вошли в новый организационный устав. Предложение Усышкина принято не было. Конгресс утвердил федеративный принцип, как предлагал Герцль.

Так открылся путь для возникновения в сионистском движении отдельных партий. Приняли лишь поправку Усышкина о том, что новая сионистская федерация в какой-либо из стран может быть создана только с согласия Малого исполкома в Вене, достигнутого совместно с членами Большого исполкома от данной страны, а в случае разногласий — решающее слово будет за национальной конференцией. То была компромиссная резолюция, до известной степени ограничившая федеративный принцип.

Большой интерес конгресса вызвал доклад Соколова о еврейской истории и науке. Докладчик отметил, что наука об иудаизме в основном сложилась в Западной Европе в 19 веке.

Иост, Цунц, Гейгер, Греци и другие заложили ее основы, однако она осталась оторванной от еврейской действительности. Сионизм, пробуждающий еврейский народ к общему обновлению его жизни, должен сыграть ту же роль и в отношении наук, предметом которых является изучение еврейства.

Сионистские конгрессы, как и другие крупные публичные собрания, тем более с участием делегатов из разных стран, порой становились ареной личных стычек. Есть смысл рассказать об одном таком инциденте, происшедшем на Пятом конгрессе, так как он проливает свет на отношения между русскими и немецкими евреями в сионистском движении того времени. В первый день конгресса, на послеобеденном заседании, вспыхнул спор по поводу того, кто лучшие сионисты — «немцы» или «русские». Д-р Клей, из германских делегатов, утверждал, что немецкие сионисты заслуживают особой похвалы: в своей работе им приходится сталкиваться с многочисленными затруднениями, поскольку в Германии евреи очень ассимилированы и вообще далеки от всего, что касается еврейства. В этом смысле русским сионистам легче, ибо они действуют в среде еврейских масс, твердо придерживающихся национальных традиций. Верно, добавил Клей, что в количественном отношении верх берут сионисты России; но в качественном, интеллектуальном смысле первенство за сионистами Германии.

Заявление Клея, задевшее честь российских сионистов, вызвало резкую реакцию с их стороны, и несколько ораторов поднялись друг за другом на трибуну. Они, прежде всего, отметили, что и в России сионистам приходится сталкиваться с многочисленными противниками. Что же касается духовного, интеллектуального уровня, то сионисты России отнюдь не уступают немецким сионистам, а возможно и превосходят их, учитывая тот факт, что подлинная еврейская интеллигенция имеется лишь в России.

Вейцмана огорчали противоречия между российскими и западными евреями, он противился внесению диссонансов и «племенной» розни в отношения между ними. В то же время он не закрывал глаза на причины самого явления и даже описал их в своих мемуарах «Поиски и заблуждения», вышедших пятьдесят лет спустя. Там он по этому поводу, между прочим, говорит:

«Западное восприятие сионизма было лишено, на наш взгляд, еврейского духа, теплоты и понимания еврейских масс. Герцль не знал русского еврейства; не знали его и примкнувшие к Герцлю западники — Макс Нордау, Александр Марморек и другие. Герцль с его способностями быстро постиг сущность русского еврейства — но не другие: они не верили, что еврейство России в состоянии дать движению руководителей. Герцль же научился ценить русское еврейство, после того как встретился с его представителями и познакомился с ними на Первом конгрессе в Базеле. Он написал об этом сразу после конгресса, дав русским евреям самую высокую оценку.

И тем не менее, при всей своей интуиции, при всем своем доброжелательном понимании Герцль не мог в корне изменить своего подхода к сионизму. Что уж говорить о людях более скромного масштаба из его окружения. Сионизм западников был в наших глазах понятием механистическим, можно сказать, чисто социологическим, основанным на абстрактной идее, без корней, берущих начало в традиции и еврейском народном чувстве. Поскольку мы находились вне руководства движением, его лидеры считали, что мы должны чувствовать себя облагодетельствованными, а не так, как мы себя ощущали — источником подлинной мощи движения. Мы, несчастные русские евреи, должны быть переправлены в Эрец-Исраэль с их помощью, помощью свободных граждан Запада. Если же Эрец-Исраэль окажется недоступной — что ж, придется им подыскать для нас какую-нибудь другую территорию»…