Знак черепа - Джон Данн

Почувствовав прилив свежих сил благодаря отдыху и возбуждению от увиденного, я продолжил свои акробатические упражнения. Подтянувшись на руках, я вновь охватил канат ногами и пополз по нему до кормовых шпигатов. Перебраться через фальшборт не составляло особого труда, и вскоре я уже стоял на пустынной палубе юта. У трапа, ведущего с квартердека на главную палубу, горел фонарь; все еще не очень уверенно ступая на нетвердых ногах, я, крадучись, подошел поближе и выглянул из-за ограждения.

Повсюду внизу, куда только можно было проникнуть взглядом, лежали разнообразные тюки, бочонки и ящики, приготовленные то ли к погрузке, то ли к выгрузке, но ни одной живой души вокруг не было видно. Со всеми предосторожностями я спустился с квартердека, и в эту минуту дверь каюты внезапно распахнулась. Я едва успел укрыться в тени ближайшей кучи каких-то мешков, однако из двери никто не вышел. Оба мужчины продолжали беседовать, стоя в каюте.

— Итак, — услышал я голос Картера, — если ты сможешь дать мне своих людей, да еще дюжину с «Пеликана», то у меня как раз наберется сорок человек. Но ты сам должен мне их доставить. Капитан Уэйн взбеленится, когда узнает, что кто-то сманил его команду, посулив ей более выгодные условия. И если он пронюхает, что за всем этим стою я, то на мне можно будет поставить крест.

— Хо-хо, — засмеялся другой, скорее всего вахтенный матрос, как я определил по его одежде и манерам, — а разве не ты набирал команду на «Пеликан»? Редкую шутку ты сыграешь с Уэйном, продав ему людей сегодня, а завтра похитив их всех до единого!

— Держи язык за зубами, приятель, если не хочешь его лишиться! — злобно прошипел Картер.

— Не волнуйся: я знаю, с какой стороны мой кусок хлеба намазан маслом! Где мы встретимся?

— У меня. Знаешь, где это? Ладно. Когда тебя сменят? В девять вечера? Отлично; сразу же отправляйся на полубак «Пеликана». Не забудь захватить с собой флягу с грогом: так легче будет заключить сделку. Намекни им на то, о чем я тебе говорил относительно рейса. Им это больше придется по душе, чем гнуть спину под командой Уэйна на половинном пайке и нищенском жалованье. Это плавание покажется им просто увеселительной прогулкой! Свяжись со мной, когда все закончишь, чтобы я смог найти, где им спрятаться и переждать, пока «Пеликан» не наберет себе новую команду. Послезавтра он снимается с якоря. Постарайся управиться до полуночи.

— И ты полностью расплатишься со мной? По кроне за голову?

— Деньги уже тебя ждут. Смотри не подведи меня!

— Можешь на меня положиться. Черт, ну и ночка: хоть глаз выколи! Сумеешь сам найти дорогу?

Картер ответил утвердительно, и вахтенный вернулся в каюту, захлопнув за собой дверь. Я узнал не очень много, но в моем мозгу зародилась идея помешать Картеру явиться в назначенное место встречи. Рядом со мной находилась толстая дубовая кофель-планка с массивными железными нагелями для крепления снастей. Я протянул руку и выдернул один из них. Картер продолжал идти в сторону сходней, то и дело спотыкаясь о сваленный на палубе груз и громко чертыхаясь, чем облегчал мне задачу пробираться следом за ним. Я старался двигаться как можно бесшумнее, прикидывая, который уже может быть час.

Однажды Картер остановился и замер прислушиваясь. Я тут же спрятался за ящиком, хотя ночь и туман делали подобную предосторожность излишней. Палуба барки находилась на одном уровне с причалом, и, когда Картер ступил на сходни, я нанес ему сильный удар тяжелым шкворнем по затылку. Вербовщик молча рухнул на освещенные фонарем доски причала. Он был практически без сознания, все равно пытался непроизвольно встать.

Все произошло без единого звука. Причал загромождали груды всевозможного груза, разбросанного в беспорядке. Во мгновение ока я связал Картера более надежно, чем он меня, и вместо кляпа сунул ему в рот обрывок каната, чтобы он тоже почувствовал вкус просмоленной пеньки, когда придет в себя. Я огляделся, ища, куда бы его спрятать. Фонарь, освещавший причал, раскачивался на кронштейне над дверью какого-то сарая. Дверь была не заперта, и внутри все было завалено старой парусиной, канатами, бочками с засохшей краской, сломанными веслами и прочей дребеденью. Я оттащил вербовщика в самый дальний угол, рискнув для этого снять фонарь с крюка, и спрятал его под кучей гнилых парусов.

Увы, больше я ничего не мог сделать, хотя счастливый случай и дал мне возможность обернуть мою оплошность нам на пользу. Я не сомневался, что теперь нам удастся опередить наших конкурентов и наверстать упущенное время. Картера вряд ли сумеют скоро найти; впрочем, данное обстоятельство нисколько меня не заботило: то, как подло он поступил со мной, служило мне оправданием. Я вернул фонарь на место и направился к каменным ступеням широкой лестницы, что вела с пирса на улицу. Я чуть не падал от усталости и голода, на моем теле не найти было живого места от ударов о бревна и сваи, но сознание того, что мне удалось не поддаться козням наших врагов — кем бы они ни были, — согревало мне сердце.

Картер, очевидно, очень торопился, потому что, хотя мой кошелек и исчез, однако выкупленные из залога мелочи, которые я положил во внутренний карман, к моей великой радости остались в целости и сохранности. Впрочем, радость эту немного омрачала перспектива предстоящей длительной пешей прогулки по ночному городу. Ни один носильщик или возница, конечно, не согласился бы поверить на слово джентльмену в моем нынешнем положении: в насквозь промокшей, грязной, перепачканной смолой и илом одежде, без шляпы и без единого фартинга в кармане. Поэтому я недолго думая пустился в путь, благословляя ночь и туман за то, что они, как в дни моей недавней бедности, оказывают мне дружескую услугу, скрывая от любопытных глаз мой жалкий и непристойный вид.

Об одном я только сожалел. Мне так и не удалось установить личность человека, стоявшего за Симпкинсом, а также раскрыть сущность заговора, который, как подсказывало мне чутье, был хитрым и коварным.

Глава десятая. МЫ ФРАХТУЕМ «ЗОЛОТУЮ НАДЕЖДУ»

… Своя судьба для каждого бесценна,

и в жизни всяк свою играет роль:

храбрец и трус, преступник и король,

вся наша жизнь — одна сплошная сцена.

Пробило полночь, когда я наконец добрался до дома. По правде говоря, я не особенно следил за временем, устало бредя по ночным улицам, мокрый, голодный, в хлюпающих на каждом шагу сапогах. Несмотря на поздний час, окна нижнего этажа особняка сэра Ричарда были ярко освещены. Мое отсутствие, несомненно, уже вызвало тревогу у моих компаньонов, причем они могли истолковать его совершенно превратно. В самом деле, была ли у них гарантия, что я не поступил так же, как Симпкинс? Эта чудовищная мысль потрясла меня. Правда, сэр Ричард слышал о моем семействе, но разве я не мог оказаться самозванцем? И много ли вообще знал он обо мне, о моих вкусах, привычках и наклонностях, кроме того, что я практически представлял собой обыкновенного бродягу, когда он взял меня на службу?