Черные мечи - Феликс Крес

Эгдех никогда ему не симпатизировал, он вообще никого не любил. Злобный, тупой и жестокий; ему нравилось только убивать…

Ненавидя друг друга, они дрались холодно, без ярости, без чувств. Один расчет двигал обоими. Рбаль не хотел недооценить противника, прекрасно зная, что мало найдется убийц более опытных, чем Эгдех. Тот, в свою очередь, понимал, что Рбаль слишком ловко орудует мечом, чтобы рисковать судьбой поединка. Эгдех не намерен был давать противнику форы. Стараясь измотать его, он не ослаблял своей хватки ни на секунду, чтобы не дать передышки, затем позвал на помощь своих людей. Парень, однако, сражался отчаянно и умело, так умело, что, несмотря на многочисленные раны, сумел убить еще одного гвардейца. Однако конец близился, и Рбаль это понимал. Он не боялся смерти, но хотел хотя бы глазком увидеть Лейну. Так хотел! И крикнул, но из залитого кровью рта вырвался лишь неразборчивый всхлип. В следующее мгновение кольчуга треснула, и он почувствовал холодный клинок под ребрами. Рбаль пошатнулся, схватившись за грудь, и разом три меча пробили ему живот, бок, шею. Солдаты отступили.

Рбаль все еще стоял. Он не чувствовал боли, не чувствовал даже слабости. Он опустил меч, криво улыбаясь и разглядывая в глазах убийц неуверенность, а затем и страх.

Рбаль медленно оторвал левую руку от груди и спокойно, совершенно спокойно вытер ладонь о край одежды. Выпустив из руки меч, он оперся о стену, выпрямился, скрестив руки на груди в ожидании.

Шернь подарила ему еще несколько минут жизни.

Солдаты отодвинулись от него подальше. Гольд и Даганадан, протолкнувшись через молчаливый круг, встали перед парнем. Даганадан посмотрел ему в глаза.

Рбаль тоже их видел, но… как бы с очень большого расстояния. Он не чувствовал ни ненависти, ни страха, ни сожаления… Он хотел только еще раз увидеть ее.

Однако он увидел Бельгона и людей из его тройки. Они стояли позади других; Бельгон был бледен, словно покойник. И Рбаль вдруг понял, что не видел друга рядом с собой во время сражения.

Окровавленные губы расползлись в страшной ухмылке, дрогнули, но из пробитого горла донесся лишь булькающе-свистящий звук.

Безразлично. Этот человек был ему безразличен.

Он ждал ее.

Гольд это понял.

— Приведите ее, — сказал он не своим голосом. Потом убрал свой меч в ножны и повторил громче: — Привести ее.

В глазах Рбаля появилось удивление, потом — туманная, далекая благодарность. Медленно, очень медленно он кивнул сотнику. Тот, сжав зубы, отвел взгляд.

Шернь медленно забирала свой дар…

Когда Лейну привели, глаза его были закрыты. Но вдруг он поднял веки, спокойно, без трепета. Тут же руки упали, а его лицо исказила болезненная гримаса: он увидел в ее глазах не слезы, а отвращение, презрение и гнев…

Рбаль медленно опустился на колени. Он еще раз поднял залитое кровью лицо, но на этот раз взгляд его искал Гольда.

Они снова поняли друг друга.

Сотник протянул руку, но дергающиеся пальцы уже не успели ее пожать.

Шернь забрала свой дар…

Он неподвижно лежал под дождем, закрыв глаза рукой, когда рядом сел Даганадан.

— Шесть трупов, — сообщил он. — Два наших, люди Эгдеха. И раненые.

Гольд тяжело сел.

— Два наших? — угрюмо спросил он. — Все наши, Даг. Те ребята Рбаля даже не знали, за что бьются. Они дрались за него.

Даганадан молчал.

— Ты был прав, — добавил Гольд. — Это все она. Она виновата. Вместо того чтобы гробить шестерых отличных солдат, следовало бы повесить… эту ведьму.

Молчание.

— Змея. Сука.

Даганадан покачал головой:

— Если бы мы ее убили, Гольд, было бы хуже. Еще хуже.

Лицо Гольда вспыхнуло гневом, он взорвался.

— Это ты виноват, — процедил он сквозь зубы. — Это ты виноват, что парнишка лежит теперь в могиле.

Подсотника нелегко было вывести из себя, но на этот раз он побледнел.

— Сердце и душа всего. Так я говорил. О ней. Я предупреждал…

— Это из-за тебя произошла нынешняя заварушка!

— Ее бы не было, если бы…

— Это из-за тебя!

Даганадан медленно встал и хотел было уйти, но Гольд остановил его:

— Ты хотел смерти Рбаля. Так? Хотел или нет?

— Гольд…

— Хотел или нет?

— Так точно, господин, — по-уставному ответил Даганадан сквозь зубы.

Гольд жестом приказал ему убираться. Подсотник повернулся и, размеренно вышагивая, ушел прочь.

Гольд остался один.

Он снова лег и закрыл глаза. Однако мгновение спустя он вскочил, выхватил из ножен меч и изо всех сил ударил им по скале. Лязг железа о камень, посыпались искры. Гольд колотил мечом до тех пор, пока клинок не сломался пополам. Отшвырнув рукоятку с остатком лезвия, он пошел куда-то, быстро скрывшись среди скал. Ему нужно было побыть одному, совсем одному.

Тем временем Лейна задыхалась от неведения. Проходившие мимо нее гвардейцы сторонились ее безумного взгляда. Лицо дартанки неузнаваемо изменилось: на нем застыло выражение ужаса и брезгливой ненависти. Какая уж тут красавица! Чувства стерли всю красоту, превратив личико в отвратительную и отталкивающую харю. С кривых приоткрытых губ на подбородок стекала струйкой слюна; отвратителен был вид изящных рук, терзающих согнутыми, словно когти, пальцами брошенный на землю плащ.

Ее душило отчаяние. Все планы, все надежды пошли прахом. Гольд был жив, а единственный человек, на которого она рассчитывала, все ее труды превратил в ничто.

Не сдерживая себя более, она разразилась самыми непристойными ругательствами, какие только смогла подобрать. Солдаты у костра застыли, услышав хриплый крик. Они по-настоящему боялись ее с того мгновения, когда увидели, как, плача от ярости, отчаяния и ненависти, она пинает ногами мертвое тело человека, которого — как они полагали — она любила и который любил ее. Даже Эгдех с омерзением отвернулся, не желая видеть, как она плюет на труп и последний раз пинает его ногой в голову.

Подавившись собственным голосом и слюной, она замолкла.

Все кончено, все пропало. Она была разоружена, побеждена, уничтожена. От единственного оружия, которым она обладала, не было никакой пользы. Кто теперь ей поверит, кто заметит ее красоту?

Никто.

Она была отдана на гнев и милость человека, которого боялась и ненавидела.

Она разрыдалась — уже не от злости, не от ненависти, а от собственного бессилия. От жалости к себе и от страха.

Только теперь она испугалась не на шутку.

Когда багровый от злости и унижения Даганадан вошел в пещеру, она все еще плакала. Он бросил на нее ненавидящий взгляд и сел в углу. Вскоре к нему подошел Эгдех.