Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине. - Сергей Гусев-Оренбургский

Пронесся слух:

Большевики наступают на пароходе из Киева. В течение получаса город опустел, солдаты уехали к речке Уше. Но наступление оказалось мифом, и солдаты, возвратившись, говорили:

— Ваше счастье, что не было наступления, а то бы ни одного жида не оставили в Чернобыле.

К вечеру сильные обыски.

Некоего Смоленского нашли на чердаке, повели в штаб, но по дороге застрелили.

11-го апреля

Несколько спокойнее.

Награбленное по-прежнему носят, но реже. Струк через старосту заявил, чтобы евреи собрались в синагогу. Трепет всех охватил. Я тоже пошел в синагогу. По дороге остановили солдаты:

— Жид, куда идешь?

Я ответил:

— Пан атаман пригласил нас в синагогу.

В синагоге я увидел много рыдающих женщин и несколько стариков. Я призывал прекратить плач и стон и обдумать, как облегчить создавшееся положение.

Вдруг заходит пьяный Алеша.

Он успел уже многих потопить и теперь, в каске, держа в одной руке голую шашку, в другой револьвер, обращается к нам с речью:

— Жидовня! Всех вас надо с корнем убить, детей, молодых, да и стариков изрубить.

Я со слезами умолял его о пощаде.

Доказывал нашу невинность.

Грозя мне револьвером, он ответил:

— Я со Струком не считаюсь, я сам по себе. Если дадите мне 100 000, оставлю вас в живых.

Мы обещали собрать, и он ушел.

Все, как один человек, решили отдать до последней копейки, искупить себя от смерти, и тут же собрали некоторое количество денег и выбрали специальную комиссию.

Спустя полчаса вошел Струк.

Я обратился к нему с приветственной речью, обещал за всех ему повиноваться, разъясняя ему, что мы невинные страдаем и являемся козлом отпущения.

Мы не коммунисты, ведь виновные удрали все до одного.

Он ответил:

— Погром постараюсь прекратить.

12-го апреля

Еврейские женщины поодиночке, как бы крадучись, стали появляться на улицах. У меня в доме собралась комиссия. Струк потребовал денег для содержания армии. Ему дали 30 000 рублей и предводителям его, Кравченко, Фещенко и другим, по 5000 рублей, всего 60.000 рублей.

13-го апреля

Погром принял хронический характер.

По всем домам бандиты продолжают свое действие, бывают единичные случаи убийства и бросания в реку, получаются сведения о погромах из окружающих деревень. В Гацановичах крестьяне убили старика, жену его и дочь. В Кошовке отца и сына, в Нагарцах подожгли еврейский дом и загнали туда евреев…

14-го апреля

Кравченко прислал новое требование:

«Негайно доставити 25.000 рублей, а то будете считаться нашими ворогами и каратись по часу войскового стану».

Мы собрали.

Послали к нему с деньгами делегацию.

Он ответил, что фактически «хлопцам дали 24 часа погулять, но хлопцев нельзя удержать». Все же обещал завтра выпустить объявление о прекращении грабежа.

15-го апреля

Появились на улицах некоторые евреи, удрученные, мрачные, с поникшей головой. Заметно кое-какое движение на базаре. Бандиты расхаживают по городу, проявляя свои действия. К вечеру по армии был приказ, что через час приезжает к ним делегация из Межигорья от Зеленого, обсуждать совместное наступление на Киев, и еврейским музыкантам велено встретить делегацию церемониальным маршем. Евреи, вместо исправления традиционного «седера», удрали в погреба, попрятались по норам, предчувствуя новую беду. По ночам налеты на квартиры, насилия, издевательства, грабежи.

16-го апреля

Арестовывают много невинных молодых людей, мотивируя, что они коммунисты. Ходят по квартирам со списком коммунистов. Однофамильцев избивают шомполами, шашками до потери сознания.

17-го апреля

Каждая минута грозит новой провокацией. В домах делают тщательные обыски, подбрасывают ружья, потом ведут в штаб, вымогают последние гроши и забирают последние крохи.

18-го апреля

Одну еврейку тащат к реке по той причине, будто какой-то русский мальчик заявил, что эта женщина сказала: у русских будет такая же пасха, как у евреев. Целую семью тащат к реке за то, что они будто бы имеют сношение с Киевом. Канун русской Пасхи еще больше волнует нас. Собравшиеся в церкви волнуются: кто-то пустил слух, что евреи бросят бомбу в церковь. По дороге в Чернобыль возили убитых деревенских евреев, но из одной деревни вышло несколько крестьян, и побросали их в реку.

19-го апреля

Получена на имя комиссии заметка: «негайно доставити в штаб сто пар белья и пять костюмов». Беготня по всем улицам, многие отдают последнюю рубаху, ибо все увезено и разгромлено. В течение дня с трудом достали 60 пар белья и отнесли в штаб. По городу расклеены объявления о прекращены грабежа. Патрули останавливают грабителей, нагруженных тюками, говоря лаконически:

— Знаете, приказано не грабить, ступайте.

20-го апреля

Нет минуты без волнения.

Приходят пострадавшие ко мне, заявляют о постигшем горе: у того корову забрали, у другого лошадь, у третьего подушку последнюю. По ночам творятся ужасы.

Вдруг забегает одна девушка в слезах.

— Гвалд, с из шлехт, идин. Печатаются у Рыслина объявления о поголовном избиении евреев.

Несколько человек пошли узнать. Жена Рыслина прибегает взволнованная.

— Евреи, спасайтесь, где можете, нашего наборщика патрули заперли в типографии и под угрозой заставляют печатать «Выдозву».

Весть облетела город.

…Новая беда, новое несчастье.

21-го апреля

10.000 экземпляров «Выдозвы» разослали по деревням и роздали солдатам. Мы пошли к Струку совместно со священниками и судьей. Он ответил, что грабежей больше не будет, ловить будут только коммунистов, а невинных жертв не будет больше.

22-го апреля

По городу распространяются воззвания, что жиды, капиталисты, коммунисты церковь осквернили, сами деньги делают, царя хотят. Пьяные солдаты расхаживают по городу, входят в дома, стреляют. Идут повальные обыски по ордерам, забирают последний фунт сахару и муки, изрывают штыками в погребе, на чердаках и во дворе, переворачивают все вверх дном. Сено увозят в штаб. Мальчишки русские бегают по улицам и призывают солдат:

— Идемте, у нас на улице у русского жид прячется.

Толпой солдаты бегут ловить его.

Русские начертили у ворот кресты.

Написали: «Здесь живет христианин».

Евреев в дом не впускали.

23-го апреля

Пошел с членами комиссии к Кравченко просить о вылавливании трупов из реки. Он ответил — Струк не разрешает, это может взволновать население, и наотрез отказал. В городе тревожно, обыски продолжаются.

Некоторых арестованных, избитых до потери сознания, за большую сумму денег удалось освободить.

24-го апреля

Многие крестьяне, пользуясь случаем, предъявляют иски к евреям. Один еврей успел из деревни Корогод удрать, а свою корову оставил у соседа-крестьянина. Теперь тот пришел в Чернобыль и заявил:

— Слухай, Янкель, три года назад ты у меня одолжил 30 рублей и не отдал. Теперь отдай за ци гроши корову, бо вона тоды стоила 30 рублей и дай росписку, что не маешь претензии, а то у меня тут сын в армии, и он тебя убьет.

Еврей, конечно, согласился.

25-го апреля

Требуют новую контрибуцию в 40 000. Отдаем последнее гроши. Бандиты, приезжие с Межигорья, избивают по улицам, грабят. Заходят в дом, требуют:

— 1000 рублей или девушку.

В городе снова паника, девушки в отчаянии согласны покончить жизнь самоубийством, но не попасть в руки насильников.

Ко мне зашел командир кавалерии Уланов, пьяный поздравил с праздником, просил одолжить пару тысяч. Рассказывает, что вчера у них в штабе разбирался вопрос, как поступить с евреями.

Я говорил им, что не надо всех убивать, отошлем их в Палестину.

…Просили мы некоторых мещан уговорить Струка разрешить им вылавливать трупы, но он отказал:

— Воду можно пить, — сказал он, — жиды уже, наверное, доплыли до Киева. Много денег вы взяли у жидов за просьбу. Лучше вы мне доставьте того жида, что заплатил вам, и бросьте его в реку, так я вам дам награду.

26-го апреля

Струк уверяет солдат, что Киев окружен. Обещает им при взятии Киева 10-ти дневный погром. Объявлена мобилизация. Универсал призывает бить жидов-коммунистов. Со всего уезда стекаются тысячи мобилизованных, среди евреев волнение и паника, По городу маршируют солдаты с оркестром музыки. У волостного правления произносят зажигательные речи против коммунистов.