Хранитель драконов - Робин Хобб

За рекордно короткое время Гест и Элис добрались до конца стола. Элис задыхалась, проговаривая последнее условие своей семьи. И наконец дошла до заключительного, стандартного:

— Я буду хранить себя, свое тело и привязанности, сердце и верность только для тебя.

Гест повторил эти слова, и они показались ей лишними — после всего, что уже было обещано друг другу. Они поставили подписи. Вернули письма сопровождающим. И, наконец избавившись от утомительных формальностей, взялись за руки и шагнули туда, где стол их больше не разделял. Они повернулись к родителям. У Геста руки были теплыми, у Элис — холодными. Он бережно сжимал ее пальцы, как будто боялся повредить, если сожмет покрепче. Она принадлежала ему, ее благополучие было в его руках.

Их благословили — сначала матери, потом отцы. Мать Геста говорила куда дольше, чем мать Элис, призывая Са дать им процветание, счастливый дом, здоровье и долгую жизнь, здоровых почтительных детей — список все рос и рос. Элис чувствовала, что ее улыбка застывает.

Наконец благословения кончились, и жених с невестой повернулись друг к другу. Поцелуй. Это будет ее первый поцелуй, и она вдруг поняла, что Гест откладывал его до этого момента. Она сделала глубокий вдох и подняла к нему лицо. Он посмотрел на нее сверху вниз. Его зеленые глаза были непроницаемы. Элис почувствовала его дыхание, когда их губы соприкоснулись. Гест поцеловал ее — легчайшим прикосновением. Как будто колибри махнула крылышком возле губ.

Дрожь пробежала по телу Элис, и она задержала дыхание, когда жених отступил от нее. Ее сердце громко стучало.

«Он дразнит меня», — подумала она и не смогла не улыбнуться.

Гест отводил глаза, но по его лицу скользнула лукавая улыбка. Жестокий человек. Он заставил ее признаться самой себе. В том, что она желает того же, чего и он.

«Скорее бы ночь», — подумала она и искоса взглянула на красивое лицо своего мужа.

— Понятно. Расскажи о ней, — сказал Лефтрин, когда молчание слишком затянулось.

Сварг вздохнул, посмотрел на него и улыбнулся. Лицо его преобразилось. Тяжесть лет словно исчезла, а голубой блеск в глазах казался почти мягким.

— Ее зовут Беллин. Она… ну, я ей нравлюсь. Она играет на свирели. Мы встретились пару лет назад в одной таверне в Трехоге. Ты знаешь это место — «У Ионы».

— Знаю. Там торгует речной народ.

Лефтрин склонил голову набок и посмотрел на своего рулевого, с трудом удержавшись от вертевшегося на языке вопроса. Женщины, которых он встречал в таверне Джоны, были по большей части шлюхами. Некоторые выглядели вполне ничего, но, преуспевая в своем деле, не собирались расставаться с ним ради одного мужчины. Может, на Сварга нашло затмение, его охмурили? Лефтрин чуть было не спросил, уж не отдал ли Сварг ей деньги — «отложить на дом». Он не раз видел, как доверчивые матросы попадались на этот трюк.

Но рулевой опередил его — должно быть, заметил сомнения капитана.

— Беллин из речных. Она там была со своей командой, заказывала выпить и горячего. Она работает на барке «Сача», которая ходит между Трехогом и Кассариком.

— Чем она занимается?

— Она багорщица. В этом-то и загвоздка. Когда я в порту, ее нет. Когда она — нет меня.

— Если вы поженитесь, это не изменится, — заметил Лефтрин.

Сварг уперся взглядом в стол.

— В прошлый раз, когда мы встречались с Беллин в порту, капитан «Сачи» предложил мне работу. Сказал, что, если я хочу сменить корабль, он возьмет меня рулевым.

Лефтрин разжал кулаки и, стараясь быть сдержанным, спросил:

— И ты согласился? И не предупредил меня, что можешь уйти?

Сварг разглядывал пальцы, вцепившиеся в край стола, потом без приглашения налил себе и Лефтрину еще рома.

— Я ничего не ответил, — сказал он, опрокинув стаканчик. — Твоя правда, кэп, я на Смоляном уже десять лет. А Смоляной — живой корабль. Я знаю, я не член семьи, но мы связаны. Мне нравится чувствовать его на воде. Это как холодком пробирает, будто знаешь прежде, чем увидишь. «Сача» — отличная барка, и все же она всего лишь деревяшка. Уйти со Смоляного будет тяжело. Но…

— Но ради женщины ты это сделаешь, — мрачно произнес Лефтрин.

— Мы хотим пожениться. Родить детей, если получится. Ты только что сам сказал, кэп. Десять лет — это половина вечности для человека Дождевых чащоб. Я не молодею. Беллин — тоже. Нам стоит поспешать.

Лефтрин молчал, взвешивая возможности. Он не мог отпустить Сварга. Не сейчас. И без того полно дел, не время заставлять Смоляного привыкать к новому рулевому. Нужен ли ему еще один член команды? У него есть Хеннесси, чтобы работать на палубе и орудовать багром, тощая маленькая Скелли, Большой Эйдер и он сам. Сварг на руле — Лефтрин на это надеялся. Нет, еще один человек в команде — это неплохо. Это даже может приумножить движущую силу Смоляного. Да, вот и выход. Может сработать. Он подавил улыбку, в уме подсчитал финансы и принял решение.

— Она и вправду хороша? — спросил он у Сварга и, увидев, что тот обиделся, пояснил: — Как багорщица? Отрабатывает свою долю? Может справиться с делом на баркасе размером со Смоляного в случае чего?

Сварг глянул на него. В его глазах мелькнула надежда. Он торопливо отвел взгляд, уставившись в стол, словно пытался скрыть свои мысли от капитана.

— Она хороша. Не какая-нибудь пигалица. Беллин — крепкая женщина, у нее есть мясо на костях. Знает реку и знает свое дело. — Он поскреб в затылке. — Смоляной намного больше, и он живой корабль, это существенная разница.

— Так ты полагаешь, что она справится? — Лефтрин закинул приманку.

— Конечно.

Сварг помедлил, потом выпалил почти яростно:

— Ты говоришь, она может войти в команду Смоляного? Что мы сможем быть вместе на Смоляном?

— Ты предпочел бы быть с ней на «Саче»?

— Нет. Нет, конечно.

— Тогда спроси ее. Я не буду настаивать, чтобы ты подписал бумаги, пока их не согласится подписать она. Но условия те же самые. На всю жизнь.

— Ты еще не видел ее.

— Я знаю тебя, Сварг. Раз ты полагаешь, что останешься с ней на всю жизнь, то я вполне уверен, что и мне она подходит. Так что спроси ее.

Сварг потянулся за пером и бумагой.

— Не надо, — сказал он, макая перо в чернильницу. — Она всегда хотела служить на живом корабле. А какой матрос не хочет?

И поставил четкую, разборчивую подпись, навсегда связав свою жизнь со Смоляным.

Многие из присутствовавших на свадебной церемонии отметили румянец на щеках Элис. А когда гости перешли в их новый дом на свадебный обед, Элис едва отведала медового пирога и не следила за разговорами. Обед тянулся бесконечно долго, и она не запомнила почти ничего из того, что ей говорили. Она смотрела только на Геста, который сидел на другом конце длинного стола. На его пальцы, сжимающие бокал с вином, на то, как он облизывает пересохшие губы, на упавшую на лицо прядь волос. Неужели этот обед никогда не кончится и все эти люди никогда не уйдут?