Особняк с видом на безумие - Валентина Андреева

Мне показалось, что она собралась подвинуться и уступить освободившееся место Аленке. Ибо других транспортных средств для своевременного спасения под рукой не было.

С большим трудом мы оторвали худенькую старушку от Наташки. Вся шея у подруги была в красных пятнах и полосах.

– Нет, ну хоть бы взнуздала сначала, – возмущалась она, вращая головой в разные стороны. – Сидела спокойненько и тряслась на кровати, а только я нагнулась поднять ночник с пола, как эта стрекоза сиганула на меня не хуже джигита! Честно скажу, чувствую себя загнанной лошадью. Чуть шею не свернула! Теперь и у меня появилось желание взломать дверь в комнату Дульсинеи. Успокоительное просто необходимо по жизненным показаниям. Всем нам вместе взятым. Но мне – в первую очередь.

Тем временем настроение у Наины улучшилось. Разминка пошла ей на пользу. Щечки у нее порозовели, глазки обрели некую ясность. Окинув присутствующих доброжелательным взглядом, она сказала:

– Обеденный перерыв, господа. Кушать будем на серебряном сервизе, – и, быстро нагнувшись, вытянула из-за кресла ночной горшок. Мне пришло в голову, что она просто издевается над нами. Но в следующую минуту глаза старушки опять потускнели, и она торопливо что-то забормотала. Горшок, выпущенный из рук, был вовремя подхвачен Наташкой. Надо отметить, у подруги резко обострились рефлекторные реакции.

Наина сидела, устремив неподвижный взгляд на пальцы собственных ног, и перебирала петли застежки на кофте, одетой шиворот-навыворот прямо на ночную сорочку. Руки, как у многостаночницы, быстро сновали вверх и вниз. Потом она улеглась ногами на подушку. Но буквально тут же сжалась в комочек и, не обращая ни на кого внимания, заснула, пока мы наводили порядок в комнате. Расправить скомканное одеяло как следует мне не удалось, не хотелось ее тревожить. Тем не менее ноги бедняги я укутала. Осторожно вытащила из-под одеяла теплый халат и легкую куртку. Свернула их и отложила в сторонку вместе с поднятым с пола полотенцем, решив позднее постирать. Запах был еще тот! Не мешало бы вообще сменить белье. Такое впечатление, что у Наины Андреевны была рыбная ночь. Мы на цыпочках вышли из комнаты и закрыли за собой дверь. Юли в коридоре не было. Не долго думая, я достала связку ключей и предприняла попытку открыть дверь. Первый же ключ признал свое родство с замком. Он легко вошел в замочную скважину, но этим дело и ограничилось. Его заклинило. Очевидно, Юлька в своем неуемном порыве проникнуть в комнату скособочила замок. С большим трудом удалось вытащить ключ. Остальные даже не подошли к замочной скважине.

– Быстро на улицу! – скомандовала я, и меня послушались. Пожалуй, даже слишком поспешно. Аленка вылетела на крыльцо в одних носках. Осознав оплошность, решила было вернуться назад, но махнула рукой и понеслась за мной без обуви. И правильно, что не вернулась – ее тапки, как частенько бывало и раньше, подцепила я.

У зарешеченного окна комнаты Дульсинеи мы остановились. Подпрыгивая, я тщетно старалась заглянуть в окно, находившееся более чем в полутора метрах от земли. Не помогли и Наташкины лишние пять сантиметров. Не долго думая, мы с ней сцепили руки в замок. Дочь взгромоздилась на импровизированную мини-площадку, пошатываясь от страха и напряжения, осторожно выпрямилась и прильнула к маленькой щелочке в окне, занавешенном шторами. Мешало солнце, и она загородилась от него ладонями.

– Ни фига не вижу, – расстроенно сказала Аленка, меняя ракурс. – Вот только кусочек столика с бокалом, полбутылки «Кашинской», в смысле, видно только половину. Еще треть фотографии в рамочке и треугольник неубранной кровати… Часть одеяла свесилась на пол… Таблеток нигде не вижу. Да и не будет она их хранить на открытом месте… – Дочь забыла, на чем стоит, и принялась переступать с ноги на ногу, заставив наши руки дрожать от напряжения.

– Слезай! – истерично потребовала я, чувствуя, что еще пара секунд – и она свалится самостоятельно. Аленка испуганно присела, обхватив нас руками за шеи, и скользнула на землю. Получилось легко и изящно – прямо как в цирке.

– Ну и зачем эти номера? – Наталья растирала красные кулаки и запястья.

– Затем, – огрызнулась я, – что теперь полностью утвердилась в своем предположении: Дульсинея покинула этот дом не по собственному желанию. Она слишком педантична и аккуратна, чтобы уехать, не наведя в комнате полного порядка. Теперь надо проверить выход из подземелья. – Гуськом мы двинулись искать дверцу. Хотя «искать» – громко сказано. Ее никто и не прятал. Сверху к ней вели забетонированные ступеньки. Я их даже едва не пересчитала носом. Навес из металлочерепицы защищал вход от возможных осадков.

Наталья попробовала открыть дверцу какой-то щепкой, которая тут же сломалась. Подруга сдалась, бормоча, что этот сейф лучше всего открывать со стартовой площадки из подвала под ускорением. Алена озабоченно посмотрела на свою ногу, где красовался внушительный синяк, и засомневалась, ссылаясь на то, что апробирование данного метода дало только один положительный результат – мы нашли выход из подвала, хотя снаружи он и сам лезет на глаза.

Осмотр маленькой площадки перед входом не открыл ничего интересного. Наверху земля была достаточно сухой и притоптанной. Только через десяток шагов я нашла то, что искала. Со всей очевидностью здесь что-то тащили волоком. Ровная полоса тянулась по направлению к берегу.

– Вот, говорили, уехала, она и уехала, – зловеще начала Наташка.

– Не уехала, а увезли! – поправила ее я.

– Если так, не думаю, что сиделке это понравилось. Надеюсь, ехала все же не вперед ногами.

– Не вперед, – успокоила я подругу. – Дульсинею Петровну тащили на каком-то большом куске материи, типа покрывала. В положении «вперед ногами» трудно удержаться и не съезжать без конца.

– Да-а-а-а… Это бы ей точно не понравилось, – вздохнула Алена. – Может, ее украли?

– Ну да – чтобы почувствовать разницу в жизни: «до нее» и «после нее». «После нее» – застрелиться, поскольку жизни уже не будет. Интересно, кто же этот мазохист? – Наталья выпрямилась, прогнула спину назад и вернулась в исходное положение человека, следящего за своей осанкой. Я, не меняя согбенного положения, поплелась по следу к озеру. Подруга шла рядом, а Алена в носках унеслась вперед, и вскоре мы услышали ее напряженный голос:

– Здесь кто-то с горочки скатился!

Я забыла про обязанности ищейки и полетела вперед. Действительно, по песчаному склону тянулся все тот же ровный след – как от большого мешка. Обрывался он почти у берега.

– Ее утопили! – испуганно прошептала Наташка, не рискуя ступить на мостки. – Прямо в покрывале!

– Если и утопили, то не здесь, – вновь утешила я подругу. – Сначала вывезли подальше. И, скорее всего, на водоплавающей посудине.

– А может, Дульсинея Петровна сама сбежала? – жалобно предположила дочь. – Впрочем… покрывала с мотором пока еще никто не изобрел. Да и не похожа она на Старика Хоттабыча. В первую очередь – характером.

– Что будем делать с Юлей? Может, вызовем милицию? Не нравится мне все это… – Наталья призадумалась и сама себе ответила: – Нет, подождем до завтра. Приедет Валерий, пусть они между собой и разбираются. А мы завтра же с семьями и уедем. Хватит, наотдыхались! Живыми бы до дома добраться!

Я оглянулась, интуитивно почувствовав взгляд в спину. Бывает такое – вокруг никого нет, но чувствуешь себя очень неуютно. Так и кажется, что кто-то буравит тебя глазами. Плотные ряды прибрежных кустов могли скрыть роту солдат, но проверять свою интуицию не хотелось. А вот желание немедленно покинуть берег стало непреодолимым.

– Кажется, у меня поднимается температура, – преувеличенно громким голосом сообщила я, вытряхивая песок из тапочек и сметая его с ног.

– В первый раз вижу, чтобы температуру по пяткам мерили! – неожиданно рассердилась Наталья. – Что ты носишься со своей простудой? Если разобраться, у каждого из нас целый букет болезней!

– Главное, чтобы он не превратился в венок на могилку, – философски заметила дочь, тоже отряхивая ноги в носках от песка.

Я заторопилась наверх, не оглядываясь и не слушая Наташкиных язвительных замечаний про двигатель внутреннего температурного сгорания в моем организме. Постепенно чувство тревоги отступило, что позволило сбавить темп. Наталья с Аленой отстали. Дочь по-прежнему слегка прихрамывала, а ее ноги в носках выглядели такими беззащитными…

– Алена! Если бы тебя сейчас видел отец, то до конца жизни шпынял меня замечаниями. Не могла мои тапочки надеть?

– Фига себе! С больной головы на здоровую! Стянула мои шузики, и меня же за это ругает! – возмутилась Алена, обращаясь взглядом за поддержкой к Наталье. Та презрительно фыркнула. – И нашла на кого ссылаться! На папика! Ты дольше меня с ним живешь. Давно бы уже научилась делать все по правилам. И за обувью, как за родной, смотреть.