Созданные для любви - Евгения Перова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выплакавшись, я, наверно, заснула – очнулась, не понимая, где я и что со мной. Ноги уже слушались, я встала, сняла парадное платье, завернулась в халат и побрела в сторону кухни: мне хотелось выпить воды или чего-то покрепче, а потом вымыться и что-нибудь съесть. Именно в таком порядке. На кухне горел свет, а у стола сидел Джуниор и спал – голова запрокинута, рот открыт. Я достала из холодильника бутылку минералки, открыла и стала пить прямо из горлышка, проливая воду на грудь. Потом присела на другой стул – вздохнула и тупо уставилась в пространство. Через некоторое время Петя зашевелился, проснувшись: сначала чертыхнулся – нога затекла, а потом увидел меня:
– Как ты, Кошка?
Я пожала плечами. Представляю, какой у меня был вид: зареванная, опухшая, лохматая… Джуниор встал и поморщился, разминая ногу, потом шагнул ко мне, сел на пол и положил голову мне на колени:
– Ленка-а… Я так тебя люблю…
Я бы заплакала, если б могла.
Но слез больше не было.
На следующий день я не выдержала и рассказала про досье Челинцеву. А кому еще? Он же был моим другом, чуть ли не единственным.
– Представляете, Федор Николаевич? Лыткин-старший расследование провел. И чего он так волнуется – я же не собираюсь замуж за его драгоценного сына.
– Что вы! Ему и в голову не придет, что найдется женщина, которая откажется от подобного шанса. Кстати, а сам драгоценный сын знает, что вы не собираетесь за него замуж?
– Я думаю, знает, – неуверенно проговорила я. Или нет?! – Интересно, а чем я так не хороша Лыткину-старшему? Как вы думаете? Тем, что нищая?
– Ну, у них столько денег, что приданое невесты волнует папашу меньше всего. Наоборот, чем беднее невеста, тем легче держать ее под башмаком. Мне кажется, ему не нравится, что вы сильная женщина.
– Это я-то – сильная?
– Конечно! Сильная, умная, самодостаточная. Вас не подомнешь под башмак. Вы способны влиять на Петю, даже управлять им. Папаша боится этого и ревнует.
– Почему-то я совсем не уверена, что могу хоть как-то повлиять на Джуниора…
– Напрасно вы так думаете. Возьмите хотя бы его внешний вид – он всю жизнь стригся почти «под ноль», а теперь имеет вполне презентабельную прическу. Разве не вы велели ему отпустить волосы?
– Я не велела! Я просто намекнула.
– Ну вот! Но главная причина папашиной неприязни, я думаю, другая. Он ярый антисемит.
– И что?
– Как что?! Лена, вы же еврейка!
– Я?! С чего вы взяли?! – изумилась я, но потом опомнилась: – Ах да! Дед Бронштейн! Надо же, я никогда не думала о себе с этой точки зрения… Но сколько у меня той крови – четвертинка!
– Не важно, сколько. Главное, что она есть. Трофим Лыткин – антисемит и ксенофоб, махровый националист. Возможно, тут есть что-то личное – его первая жена была еврейка. Он иначе, чем чертовой жидовкой, ее не называет. И к дочерям такое же отношение. Именно поэтому он так зациклился на Пете. Его-то мать чисто русская.
– Какое-то средневековье, честное слово! А откуда вы столько знаете о Лыткине, Федор Николаевич?
– Я одно время встречался с его старшей дочерью.
– Вы любили ее, да?!
– Да. Но ничего не вышло. Трофим… В общем, не вышло. Лена, хочу вам сказать еще одну вещь: в этом году Трофиму исполняется семьдесят пять. Ходят упорные слухи, что он собирается на покой – сдает сердце. Тогда ваш Джуниор встанет во главе семейного бизнеса. Тридцать лет, пора. Подозреваю, отец будет настаивать, чтобы Петя с вами расстался.
– А когда юбилей?
– В середине декабря. Он Козерог по зодиаку. Поэтому такой упертый.
– Неужели вы верите во все эти гороскопы?
– Не очень. Но Трофим действительно Козерог. Я бы сказал – царь Козерогов. Так что: будьте осторожны!
Чем больше приближался декабрь, тем сильнее нервничал Джуниор и тем нежнее он обращался со мной. Наша обоюдная закрытость удвоилась – мы оба словно надели дополнительные доспехи, а разговоры стали шедеврами конспирации из-за обилия умолчаний и недоговорок. Я часто ловила на себе напряженный взгляд Джуниора, но он тут же отворачивался. Однажды он осторожно спросил:
– Лен, а ты… – но сам себя остановил: – Да нет, ничего.
– Что ты хотел узнать?
– Да ерунда.
– О чем-то из моего прошлого? Спроси, я переживу.
– Я хотел спросить… Ты что… Ты сделала аборт?
– Конечно, нет! Я хотела этого ребенка! Он умер, не родившись.
– Боже мой… Прости меня!
– Перестань. Я смирилась.
– Ты очень его любила, да? Этого учителя?
– Сейчас уже не знаю. Тогда казалось, что безумно. Наверно, я совсем не понимаю, что такое любовь…
– Не понимаешь?! – Голос у Джуниора был какой-то странный. Он нахмурился и повторил задумчиво: – Не понимаешь…
– Мне кажется, я не создана для семейной жизни. Одиночка по натуре. Наша семья… Она ведь своеобразная: четыре поколения женщин без мужчин. У прабабки муж пропал без вести (я не стала углубляться в подробности), у бабушки – рано умер, мамин избранник был женат и не стал разводиться из-за нее. Видишь, я и не знаю, что такое нормальная семья.
– Нормальная семья! Разве они вообще бывают?!
– А почему нет?
– Лен, а больше ты не пыталась?
– Завести ребенка? С кем? Петя, ты второй мужчина в моей жизни!
– Правда?!
Он явно обрадовался и полез целоваться.
– Нет, я не понимаю, – возмущенно сказала я, отпихивая его. – Что ты обо мне вообще думал?! Кто я, по-твоему?! Шлюха, что ли?!
– Ну, Кошка! Не сердись! Ты же красавица! Разве я мог предположить, что ты ведешь такую праведную жизнь!
– А что, в досье твоего папаши моя праведная жизнь не отражена?
– Не отражена.
При упоминании об отце он сразу сник. Я прекрасно понимала, что его на самом деле интересует: способна ли я в принципе забеременеть? Родить наследника? На что он надеялся, если отец был так категорически настроен против меня? Не знаю. Я предполагала, что отец давит на Джуниора со страшной силой, но он пока держался. А я делала вид, что ничего не подозреваю. Конечно, долго так продолжаться не могло. Был самый конец ноября, когда Петя, наконец, раскололся. Мы лежали в постели, остывая после любовной баталии, когда он вздохнул и мрачно произнес:
– Отец хочет, чтобы я женился.
– Так женись! – воскликнула я. Пожалуй, слишком бодро и фальшиво. Джуниор покосился на меня и продолжил:
– Понимаешь, он совсем сдал. Сердце, всякое такое. Говорит, что хочет увидеть внуков.
– Его можно понять.
– Лен… Выходи за меня, а?
Ну вот. Дождалась.
– Петя! Ты же сам понимаешь, что это невозможно!
– Значит, не хочешь? И чем же это я так плох?
– Ты вовсе не плох! Ты же знаешь, что дело во мне! Это я не гожусь тебе в жены! Твой отец…
– Отец тут ни при чем. Я говорю о нас с тобой.
