Наводнение - Сергей Хелемендик

Восторг графа перед существованием собственного ребенка выражался в формах более сдержанных. Аните не приходилось думать ни о чем, кроме Люси, потому что все бесчисленные трудности и проблемы, неизбежно возникающие в жизни взрослых с появлением ребенка, граф решал сам, незаметно и просто. Настоящие проблемы начались, как только Анита перестала кормить Люси грудью и обрела относительную свободу.

Граф Хуан Сантос Родригес на глазах у пораженных и недоумевающих жителей Ринкон Иносенте стал превращаться в рогоносца! Над рогоносцами счастливые и беззаботные жители Эль-Параисо привыкли смеяться, но на этот раз никто из числа друзей и знакомых графа не смеялся над ним. Напротив, многие, и в их числе майор Кастельянос, переживали по этому поводу значительно больше, чем сам обманутый муж, продолжавший жить так, словно он совсем не замечает этого громоздкого и непристойного украшения.

Кто только не становился вдруг возлюбленным Аниты! Сначала это были чернокожие аборигены Эль-Параисо, пленявшие Аниту сочетанием беззаботного, веселого, детского характера с горячим африканским темпераментом. Потом она вернулась к своим старым вкусам и начала влюбляться в мужчин испанской расы.

«Она словно сорвалась с цепи!» – восклицал про себя майор Кастельянос, не подозревая, насколько он близок к истине.

Анита привыкла менять мужчин часто. Страстная привязанность к графу, беременность, появление Люси – вся эта цепь событий привела к тому, что Анита в течение двух лет вела ей не свойственный, необычно целомудренный образ жизни. Когда же «цепь» ослабла, она ничего не могла с собой сделать и, раздирая душу угрызениями совести и вполне искренне считая себя последней шлюхой, влюблялась в новых и новых мужчин.

Однако терпение графа не знало границ. Его отношение к Аните ни в чем не изменилось. Он оставался любящим, заботливым и верным мужем. В перерывах между увлечениями Анита буквально не выпускала графа из спальни. Обливаясь слезами раскаяния и восхищения, она твердила, что нет и не может быть мужчины лучше, чем он.

А потом опять влюблялась, и независимо от того, как долго длилось ее увлечение, оно кончалось разочарованием и бурными длинными исповедями, которые граф терпеливо выслушивал.

Исповеди Аниты граф не любил. Это были именно те моменты, когда Анита по-настоящему испытывала терпение графа, посвящая в подробности своей новой любви. Но он научился управлять состоянием Аниты, даже в такие критические для нее минуты.

Анита всегда начинала исповедь с попытки поссориться с графом по любому пустяковому поводу. После такой странной ссоры, во время которой она осыпала графа незаслуженными упреками, а он молчал и слушал, Анитой овладевало раскаяние. Она вскрикивала: «Я – шлюха!» – и начинала целовать руки графа. Первое время он терялся перед проявлением темперамента своей жены, но скоро нашел разумный и даже забавный выход.

Главное оружие против любой патетики – это смех. Когда Анита бросалась на пол в очередном приступе раскаяния, граф начинал увертываться от попыток жены распластаться у его ног. При этом он залезал на диван, на стол, иногда даже на шкафы – и все это было так смешно, что плач Аниты часто переходил в хохот. Любыми средствами граф непременно заставлял Аниту двигаться, и вместе с движением находили выход и разрядку ее отчаяние и тоска.

Иногда он подхватывал рыдающую Аниту на руки, тормошил ее, подбрасывал высоко вверх, как ребенка, щекотал, пока вместе со смехом Аниты в дом не возвращались мир и покой.

Привыкнув к амплуа обманутого мужа, граф начал догадываться, что Аните хотелось, чтобы ее ревновали. И чем больше Анита убеждалась, что ее приключения действительно не волнуют его, тем острее становилась ее глубоко спрятанная, жгучая и невысказанная обида.

Впоследствии граф горько жалел о том, что ни разу не попробовал объяснить Аните, что не умеет ревновать. Он никак не мог выбрать время для такого объяснения. В приливе раскаяния Аните было так плохо, она так страдала, что граф стремился как можно скорее вывести ее из этого состояния. Зато когда они мирились, точнее Анита мирилась со своей очередной изменой, ей было так хорошо, что граф ни за что на свете не стал бы возвращаться к больной теме и рассуждать, почему его так мало волнуют увлечения Аниты. Между тем Анита была умна, и, без сомнения, граф мог, по крайней мере, попробовать успокоить ее оскорбленное самолюбие.

Конфликт Аниты с графом достиг критической точки с появлением в Ринкон Иносенте Луиса. Уже через неделю новый сосед стал другом графа, любимцем графини и потребителем мясных пирожков бабушки Марии. Тогда и сложилась странная и, с точки зрения графа, отчасти забавная ситуация, которую Анита и Луис переживали как катастрофу, а граф мастерски не замечал, проявив при этом актерские задатки, ибо обмануть проницательного Луиса было нелегко.

Это был необычный любовный квадрат, одним из углов которого стала графиня. Луис влюбился в Люси с первого взгляда и проводил все свое свободное время в ее обществе, очаровав начинавшую уже неплохо говорить графиню тем, что называл себя не иначе как Котенком, и очень добросовестно играл свою нелегкую роль. Он часами бегал от Люси на четвереньках и мяукал приятным мелодичным тенором.

Тем временем Анита переживала свое очередное увлечение. Когда экспресс-роман Аниты, как обычно, завершился раскаянием и миром с графом, Луис, поначалу недоумевавший по поводу странных отношений между супругами, стал восторженным свидетелем настоящей семейной идиллии.

Анита не отпускала от себя графа ни на шаг, смотрела на него влюбленными глазами, готовила фантастические обеды, играла в прятки с графиней, и все шло как нельзя лучше, пока Луис вдруг не стал чувствовать на себе горячие, зовущие взгляды Аниты. Развязка наступила быстро, так как Анита не любила и не умела ждать…

Через неделю Анита улетела в Мехико. Ее отъезд был неожиданностью как для графа, так и для Луиса, который уже почти договорился о переводе в столичный университет. Он не мог оставаться в Ринкон Иносенте, потому что Анита приходила каждый раз, когда граф был в клинике, а Луис дома. Она заражала его своей страстью. Долгие сладкие часы любви, проведенные с Анитой, переходили в многочасовые угрызения совести. И Луис решил уехать.

С отъездом Аниты перевод в столицу потерял смысл, и Луис остался. На отношениях с графом этот эпизод никак не сказался. Граф ничем не дал понять, что он догадывается, что случилось, когда по просьбе Аниты он ушел с пляжа готовить «дайкири», который ему пришлось пить одному, так как Луис не пришел, а у вернувшейся с пляжа Аниты вдруг разболелась голова.