Дневник Елены Булгаковой - Елена Булгакова

М. А. прочитал ему наброски «Ивана Васильевича». Мы передали ему сведения о «Портрете». Горчаков взволновался, начал советовать жаловаться Енукидзе, что оттесняют «Мольера», что с ним тянут четыре года, взять пьесу из Театра… Какой смысл? А что с ней делать?

Были: Загорский, Коростин и Катинов. Загорский, сквозь дремоту (что он все спит?) говорил, что хочет, «чтобы это была сатира…»

Такие разговоры действуют на М. А. угнетающе.

Звонил Горчаков — «Портрета» ставить не будут, а «Мольера» репетировать будут полным ходом.

Позвонил днем Русланов и сейчас же пришел. Очень заинтересован, очень любезен. Тут же устроил Сергея с Екатериной Ивановной на «Турандот».

Разговор начал с того, что Театр и сам давно хотел обратиться к М. А. по поводу Пушкина (близкий юбилей), — только они не надеялись, что М. А. согласится.

Вместе вышли. Спрашивал, не хотим ли строить дачу, — можно было бы записаться в их кооператив дачный.

Вечером у нас Леонтьевы, Арендты, Ермолинские. Угощала их пельменями. После ужина М. А. читал «Тараканьи бега» и сцену в Париже из «Бега».

Днем были у Вересаева. Рассказали о предложении вахтанговцев, решили идти на договор с театром.

Русланов звонил дважды, просит придти в театр.

Вечером — Танины, Жуховицкий и Дмитриев. Жуховицкий в «Пиквике» не узнал М. А. в судье, а думал, что он играет адвоката (Болдуман играет, но у них с М. А., действительно, есть какое-то сходство, замечаемое всеми актерами).

Перерыв в ужине для делового разговора с Таниным. М. А. категорически отказывается идти в Верховный Суд, чтобы требовать с ленинградских жуликов-директоров деньги за мхатовские гастроли. Оказывается, они говорили Танину: «У Булгакова и так бешеные деньги».

Откуда? С одного МХАТа? Да и потом, не в этом же дело. Они же не доплатили. Но М. А. настаивает, что все это должен делать Всероскомдрам, что он плохо защищает авторские права.

Оказывается, что Анатолий Каменский, который года четыре назад уехал за границу, стал невозвращенцем, шельмовал СССР, — теперь находится в Москве!

— Ну, это уже мистика, товарищи! — сказал М. А.

Все ушли, остался Дмитриев, сидел долго. Очень опечалил нас: не спит, нервное расстройство. Очевидно, явное переутомление, у него бешеная работа. И кроме того — навязчивые мысли…

Русланов не позвонил. Неужели опять начинаются эти таинственные исчезновения людей?

Хотя с Грузией мы ошиблись, они на днях опять звонили, звали в Тифлис. М. А. сказал — весной.

Какой-то негодяй снял с Женички шапку на улице.

М. А. и Вересаев были в Вахтанговском театре. Договорились.

Вечером и ночью звонил Рубинштейн из Камерного театра. Он узнал от Жуховицкого о пушкинской пьесе и предложил договор с театром.

М. А. сказал, что поздно.

Да Камерному и нельзя дать. Штучки.

Вчера мы были у директора Вахтанговского театра Ванеевой — М. А. подписал договор. М. А. говорил вахтанговцам, что ему крайне неприятно подписывать договор после Толстого, с которым они обвенчались раньше. Вахтанговцы клялись, что они не верят, что Толстой напишет хоть что-нибудь подходящее, и идея его — писать пьесу с Пушкиным — для них неприемлема.

После этого — М. А. — на репетицию «Мольера». А у меня разговор с Егоровым — как они намерены оплатить игру М. А. в «Пиквике».

— Мы его зачислим в актерский цех.

— Он не пойдет. Когда он к вам просился, его не взяли.

Егоров возмущался, что М. А. отдает пьесу не МХАТу.

У Вересаева. М. А. рассказывал свой план пьесы. Больше всего запомнилось: Наталья, ночью, облитая светом с улицы. Улыбается, вспоминает. И там же — тайный приход Дантеса. Обед у Салтыкова. В конце — приход Данзаса с известием о ранении Пушкина. 19 декабря.

Вечером — Дина Радлова. Откуда-то уже знала о пушкинской пьесе, не советовала работать с Вересаевым.

— Вот если бы ты, Мака, объединился с Толстым, вот была бы сила!

— Я не понимаю, какая сила? На чем мы можем объединиться с Толстым? Под руку по Тверской гулять ходить?

— Нет!.. Но ведь ты же лучший драматург, а он, можно сказать, лучший писатель…

Просила рассказать содержание пьесы, М. А. отказался.

Портной мхатовский Шендельман приходил мерить М. А. костюм. Рассказывал, что, по распоряжению Станиславского, все костюмы к «Мольеру» будут из бархата и парчи.

Вечером звонок — какая-то ученица театральной школы просит списать сцену из «Турбиных».

У М. А. — Коростин, работа над «Ревизором». М. А. боится, что не справится: «Ревизор», «Иван Васильевич» и надвигается «Пушкин».

А его тянет к роману.

Елка была. Сначала мы с М. А. убрали елку, разложили под ней всем подарки. Потом потушили электричество, зажгли свечи на елке, М. А. заиграл марш, — и ребята влетели в комнату. Потом — по программе — спектакль. М. А. написал две сценки (по «Мертвым душам»). Одна — у Собакевича. Другая — у Сергея Шиловского. Чичиков — я. Собакевич — М. А. Потом — Женичка — я, Сергей — М. А.

Гримировал меня М. А. пробкой, губной помадой и пудрой.

Занавес — одеяло на двери из кабинета в среднюю комнату. Сцена — в кабинете. М. А., для роли Сергея, надел трусы, сверху Сергеево пальто, которое ему едва до пояса доходило, и матроску на голову. Намазал себе помадой рот.

Зрители: Ольга, Сусанна и мальчики. Успех.

Потом ужин рождественский — пельмени и масса сластей. Калужский пришел со спектакля в двенадцатом часу.

М. А. перегружен мыслями, мучительными.

Вчера он, вместе с некоторыми актерами, играл в Радиоцентре отрывки из «Пиквикского клуба».

Звонила Оля:

— Судаков до того взволновался, что заявил, что расторгнет договор с вахтанговцами! Укорял Пашу (Маркова), но тот клянется, что не знал ничего о пьесе.

В девять часов вечера Вересаевы.

М. А. рассказывал свои мысли о пьесе. Она уже ясно вырисовывается.

Звонил Русланов — вахтанговцы зовут к себе встречать Новый год. Но мы не хотим — будем дома.

Спускают воду из труб. Батареи холодные. Боюсь, что мы будем мерзнуть. Сегодня на улице больше двадцати градусов.