Чайки садятся на воду - Альберт Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Матросы скучились под полубаком. Они смотрели на мостик, ожидая команды выбирать трал.
Капитан не торопился. Он важно шагал по мостику и громко говорил:
— Вы понимаете, Венцель, этот трал мой. Его придумал лично я. Ни у кого нет такого трала. У нас должны быть огромные уловы, десять-пятнадцать тонн за траление. Другие фирмы лопнут от зависти. Но я своего не отдам никому. Этот трал принесет мне деньги и славу. Мы будем тралить день и ночь, в любую погоду, но из рейсов мы будем привозить полные трюмы рыбы.
Венцель молчал и покорно кивал головой. Что мог он сказать? Что в семибалльный шторм даже русские — а уж до чего они заядлые рыбаки! — ложатся в дрейф? Это капитан и сам знает. Что в такую погоду опасно работать с тралом? Что ж, в конце концов не Венцель здесь хозяин.
Выдержав точно два часа, Штиммель приказал выбирать трал. Сбавив ход, траулер медленно описывал огромную циркуляцию, пока мощные лебедки, грохоча, тащили из глубины тяжелый трал. Толстые стальные ваера плотными кольцами ложились на барабан лебедки.
И когда море за кормой вдруг яростно запенилось и стаи чаек с дикими криками бросились к траулеру, Курт Штиммель довольно засмеялся и хлопнул Венцеля по плечу.
— Ну, что я вам говорил? Вот он, мой час. Пожалуй, все пятнадцать тонн зачерпнули.
Огромный мешок трала был битком набит рыбой. Застопорили машину, и лебедки осторожно начали подтаскивать трал к борту.
Бортовая качка стала такой сильной, что трудно было устоять — палуба то вдруг проваливалась под ногами, то стремительно взлетала вверх, а сверху, казалось с самого неба, лились тяжелые потоки ледяной воды.
Вот показались и медленно поплыли к борту тяжелые, кованые железом траловые доски. Приготовившись закрепить их, два матроса стали у борта рядом с толстыми, гудящими от напряжения ваерами — стальными канатами, тянущими трал.
Удар волны был не сильнее прежних, это Венцель хорошо помнит. Правда, слишком уж много попало на палубу воды, но ведь это случалось и раньше. А тут только прокатилась волна, как внизу на палубе дико заорал тралмейстер Бауэр:
— Фишера смыло! Человек за бортом!
В ту же секунду Венцель увидел, как с подветренного борта в волне забарахтался человек.
Венцель метнулся из рубки на крыло мостика, схватил спасательный круг и сильным махом бросил его в воду. С палубы полетело вслед еще несколько кругов. Фишер успел поймать один из них и поднял кверху белое, искаженное ужасом лицо. Длинные льняные волосы закрывали его глаза, и с мостика был виден лишь широко раскрытый в смертельном страхе рот.
— А-о-о! — чуть слышно донеслось сквозь рев ветра.
Сейчас спасти матроса можно было, лишь обрубив ваера и пустив трал на дно. Шлюпки спускать в такую волну бесполезно.
Венцель срывающимся голосом крикнул на палубу:
— Рубить ваера!
Сильный рывок отбросил его назад, и капитан, схватив Венцеля за плечи, злобно прошипел:
— Вы с ума сошли! Вам потом всей вашей жизни не хватит, чтобы расплатиться за этот трал!
Он оттолкнул Венцеля и зычно скомандовал:
— Отставить рубить ваера! Вира трал! Не зевать на лебедках!
Венцель ошеломленно смотрел на капитана.
— Ведь он утонет!
Капитан повернулся и отчеканил:
— Не будьте слюнтяем, Венцель. Матросу ничего не сделается, если он полчаса поболтается в воде. Установите за ним наблюдение. Как только выберем трал — сразу и подберем его. Действуйте!
— Есть, — подавленно ответил Венцель.
На палубе бешено грохотали лебедки, и из мешка трала живой струей текла на палубу рыба. Какая это была рыба! Двухметровые пятнистые зубатки змеями крутились среди пудовых туш трески, оранжевые окуни выпученными глазами ошалело смотрели в небо, там и тут мелькали плоские круглые палтусы… Да, это был прекрасный улов, редкий улов.
— Что я вам говорил, Венцель? — раздался бодрый голос капитана. — Верных пятнадцать тонн взяли, а? — Он повернулся и крикнул на палубу: — Шевелитесь, шевелитесь, ребятки, Фишер ждет нас. Как бы он не обиделся на вашу медлительность, — и Штиммель деланно захохотал.
Но матросов нечего было подгонять. Балансируя среди потоков скользкой рыбы, они выжимали из машин и из себя все, на что были способны. А сверху все рокотал бас Штиммеля:
— Быстрее, быстрее! Черт возьми, из-за вашей нерасторопности мы можем опоздать к Фишеру!
Венцель стоял на крыле мостика и до боли в глазах всматривался в даль — туда, где затерялся в волнах Фишер, Он смотрел, и горькое чувство жалости к упавшему за борт матросу, горькое сознание своего бессилия охватили его.
Через полчаса трал выбрали из воды. Штиммель развернул траулер и направил его на поиски матроса. Палубная команда сгрудилась на полубаке и напряженно смотрела вокруг, выискивая затерявшегося среди волн человека. Траулер прошел вперед, затем вернулся обратно, еще раз прошел вперед, опять вернулся. Фишера никто не увидел. На третьем заходе подобрали багром один из спасательных кругов, и это было все.
Штиммель скомандовал рулевому новый курс. Подойдя к Венцелю, он бодро похлопал его по плечу.
— Ну-ну, старина, выше голову. Таких уловов у нас еще не было. Мы хорошо заработаем на этот раз, а? Жаль матроса, но вы же видели, его и нельзя было спасти.
Венцель, не понимая, взглянул на капитана.
— Как… нельзя было?
Холодные глаза Штиммеля не мигая смотрели на Венцеля.
— А так, что он камнем пошел на дно, прежде чем мы успели развернуться. Видно, совсем не умел плавать. Надо разъяснить это людям, чтобы не было лишних разговоров. Идемте к ним.
Венцель молча повиновался.
Они подошли к угрюмо сидевшим матросам. Штиммель снял фуражку, поднял глаза к небу и старательно перекрестился.
— Да упокоит господь душу моряка. Он был хорошим матросом. Но видит бог, мы сделали все, что могли, и не наша вина, если не удалось спасти Фишера. На море бывает всякое. Помянем его душу. — Он повернулся к Венцелю: — Чиф, выдайте сегодня к ужину по доброй чарке виски каждому за мой счет. Они заслужили это сегодня. Если бы Фишер умел плавать хоть немного, мы спасли бы его.
Зычный голос Штиммеля назойливо бился в ушах Венцеля. Он слушал, и в груди его вскипал гнев. Гнев на Штиммеля, нагло внушающего всем нужную ему версию, гнев на себя, на свою беспомощность.
Матросы недобрым взглядом смотрели на Штиммеля и молчали.
Венцелю стало жутко.
А Штиммель как ни в чем не бывало кивнул старпому и направился обратно на мостик.
Венцель явственно слышал, как вслед им кто-то злобно крикнул: «Собаки! Фишера на трал променяли!»
Он вздрогнул. Несомненно, Штиммель тоже слышал. Но даже не оглянулся.
Венцель плелся за ним, и горькие мысли роились в его усталой голове. «Боже, но я-то при чем здесь? Я же не хозяин». Он с ненавистью смотрел на затылок капитана, а в голове настойчиво сверлила мысль: «Трус, ты просто трус, Венцель, ты боишься потерять место…»
На мостике капитан вытер мокрое лицо и с кривой усмешкой сказал Венцелю:
— Знаете, я все ждал, что они чем-нибудь запустят в нас. От этого сброда можно всего ожидать. Но, кажется, все обошлось. А теперь берите перо и записывайте в вахтенном журнале. — Он подумал немного и стал диктовать: — «В четыре часа пополудни, после того, как трал был полностью выбран на палубу, волной смыло за борт матроса Фишера. Немедленно приняли меры к его спасению. Однако обнаружить Фишера не удалось. Как выяснилось, Фишер не умел плавать». Записали? Давайте посмотрим, что получилось.
Штиммель взял журнал и начал читать. И вдруг быстро бегавшие по строчкам глаза его засверкали, и он в бешенстве грохнул кулаком по столу.
— Вы отдаете себе отчет в том, что здесь записали? Вы что, больной? Сумасшедший?
— Нет, не больной и не сумасшедший. — Венцель стоял весь подобравшийся и, не отводя глаз, твердо смотрел на разгневанного капитана. — Я записал так, как это было на самом деле. Вы же все видели сами. Я записал правду.
— Что? — взревел Штиммель. — Правду? Плевал я на вашу правду! Здесь правда моя, зарубите это себе на носу. Вот вам ваша правда… вот… вот…
Он неистово рвал листы вахтенного журнала, и белые клочки бумаги разлетались по штурманской рубке.
— Видели? Я заведу десять новых журналов, но будет по-моему, поняли, а? Будет так, как хочу я!
— Фишер погиб по вашей вине, и вы должны отвечать за это, — упрямо твердил Венцель.
— Ах вот как? Хорошо. Я давно подозревал, что вы красный. Но теперь хватит. С этой минуты вы уволены, Венцель, вы поняли меня?
— Да, герр Штиммель, понял.
— Но это еще не все. Я позабочусь о том, чтобы ни один хозяин на всем побережье Германии не брал вас на работу. Поняли? Я позабочусь об этом особо. Вы подохнете с голоду.
— Я понял и это.
Венцель спокойно смотрел на дергающиеся губы капитана, на его выпученные глаза и вдруг подумал: «А ведь он боится!»