Моя любимая дура - Андрей Дышев

Но вот же какая досада! Милиция даже не догадывается о моей уникальности. Для них я заурядный объект оперативной разработки. И когда я попаду к ним, они станут долго и обстоятельно разбираться в том, что я делал. Какие при этом были мотивы, какие я испытывал чувства… И все будет происходить именно тогда, когда надо предельно внимательно и аккуратно обращаться со временем!

Может, вскочить с кресла и кинуться к выходу, сбивая молодых людей, как кегли в кегельбане? Стрелять они не станут – в салоне слишком много людей. Но где гарантия, что у подножия трапа нет никого? Что там не застыли в предельной готовности мускулистые парни? Наверняка стоят. Это красивая процедура, в которой оперативники всегда хотят принимать участие – встречать преступника у трапа самолета. Сколько раз эту сцену смаковали кинематографисты! Я мог в деталях представить, как будет проходить мое задержание. Цепкие руки оперов, наручники, удостоверение сотрудника уголовного розыска, черная «Волга» и скудный стандартный ответ на мой вопросительный взгляд: «В управлении вам все объяснят».

Готовность сопротивляться, драться, взбивать, как в миксере, всех подряд, кто встанет на моем пути, была столь высока, что я даже глаза закрыл, чтобы оперативники не догадались о моих намерениях по моему искрометному взгляду. Я слышал их шаги. Оперативники гнали по коридору воздух, легкий сквознячок с запахом дешевого одеколона с китайского рынка, несвежей рубашки и новых кожаных туфель. Я знал, что буду делать, когда они попросят меня встать и пойти на выход: послушно встану и выйду. Потом шагну на трап. С него будет хорошо видно, сколько человек меня встречает. Покорно, ничем не выдавая своих намерений, стану спускаться. И вот когда мне останется пройти пять или шесть ступеней, я перепрыгну через перила. А там уже дам волю своим ногам. Двухкилометровую дистанцию я с легкостью пробегаю за семь минут. Пусть попробуют угнаться. И пусть попробуют открыть огонь – я буду зайцем петлять между оранжевых заправочных цистерн. Мы еще поборемся, Ирина. Моя глупая, моя взбалмошная, моя нелюбимая Ирина…

Оперативники поравнялись со мной. Я не открывал глаза, но почувствовал, как кто-то из них задел мое плечо. Запахи, слабое движение воздуха и теней, которые можно различить даже сквозь веки… Но шаги стали удаляться. Оперативники прошли мимо меня, не остановившись. Я открыл глаза и обернулся. Они продолжали идти по проходу – целеустремленно, наступательно, в ногу. Красавцы! Но почему они обделили меня своим вниманием? Я даже почувствовал что-то вроде досады: такой масштаб событий – и не ради меня? Хоть вскакивай с кресла и кричи вдогонку: «Эй, ребята! Я здесь!»

Глава 15

С ПРИБЫТИЕМ!

Напряжение спадало лавиной. За две или три секунды с моих плеч сорвались тонны груза. Я ошибся! Никому я не нужен!.. И тотчас – новый шок, ледяной душ на расслабляющееся тело. Оперативники остановились напротив того кресла, в котором должен был сидеть я! Грузный мужчина намного более тяжело переживал ожидание, чем другие пассажиры; он был уже без галстука, и рубашка была расстегнута как минимум на три пуговицы, а по его отечному лицу скатывались капельки пота. Я не слышал, что ему сказали молодые люди, но физиономия толстяка стала оттягиваться книзу, будто была слеплена из мягкого теста, и того гляди подбородок коснется живота и станет по нему растекаться…

Молодые люди взяли его под руки. Толстяк не сопротивлялся, не шумел. Может, он так страдал от одышки и давления, что посчитал счастьем первым из пассажиров выйти на свежий воздух. На воздух, в ночную прохладу! А там уж разберется, что эти милые юноши от него хотят… Пассажиры провожали толстяка и оперативников в гробовой тишине. Мне было его жаль. Он волнуется, он в недоумении, ему предстоит пережить несколько не самых приятных минут – и все из-за меня. Молодые люди работали быстро и уже выводили грузного мужчину из салона. Полы его пиджака шлепали по спинкам кресел. На уровне поясницы темнело мокрое пятно. Засаленный воротник. Редкие, слипшиеся волосы на затылке, сквозь которые просвечивалась бледная лысина. Я слышал, как он тяжело дышит. Больной человек, для которого в жизни уже не осталось ничего радостного. Его существование отравлено непреходящей слабостью, одышкой, сердцебиением, помутнением в глазах. И зачем мучается человек?

Впрочем, я мучился вряд ли меньше его. Только ради Ирины! Только ради ее спасения! Так я увещевал свою совесть. Ну не станут же они его бить! И руки не будут заламывать. Видят же, что персонаж совершенно беззащитный и не представляет никакой угрозы. Отвезут на черной «Волге» в отделение транспортной милиции, где работают кондиционеры, посадят за стол, дадут отдышаться, нальют стакан воды, чтобы он запил нитроглицерин, а потом проверят паспорт и поймут, что ошиблись. Этому мужчине даже лучше – не будет толкаться в узком проходе, идти пешком до зала прибытия.

Его вывели. Салон начал медленно оживать. Пассажирам стало интересно: что же произошло и за какие заслуги толстяка так необыкновенно встретили? Я пока не задумывался о том, можно ли расценивать случившееся как редчайшее везение. Или же это какое-то необъяснимое, глубинное «или», в котором кроется чей-то удачный замысел. Я покосился на свою соседку. Она не обращала на меня внимания. Ее встревоженное лицо было обращено в конец салона, где рядом с иллюминатором сидел ее сын.

– Зайчишка! Котенька! Не вставай пока… Не вставай, я тебе сказала! Сядь, поганка! Вот только выйдем, я тебе все уши, как ботву, оборву! Всю душу мне вымотал, засранец!

Они могут проверить у него документы еще до того, как предложат сесть в машину, думал я, с тревогой поглядывая на шторки. Тогда события за этими кулисами развернутся не в мою пользу: оперативники ринутся назад. Если пассажиры уже начнут спускаться по трапу, в самолет их ничем не загонишь. Я решительно поднялся с кресла. Моему примеру тотчас последовали сначала наиболее нетерпеливые граждане, а потом все сразу, включая «зайчишку» с пока не оборванными ушами. Я вышел к трапу в числе первых и успел увидеть красные габаритные огни удаляющейся машины. Внизу нас встречала только сотрудница аэропорта. Вид у нее был растерянный, будто милиционеры пригрозили ей увольнением за халатное выполнение профессиональных обязанностей. Несколько пассажиров, не обращая внимания на ее жалостливые просьбы, ринулись через парковку к зданию аэропорта. Мне очень хотелось поступить так же, но я нашел в себе силы сдержаться. Лучше зайти в аэропорт с толпой, отягощенной сумками и массовым раздражением. А уж мамаша, обрывающая уши своему ребенку, притянет к себе внимание встречающих как магнитом. На ее фоне я буду выглядеть как облачко пыли.

Дисциплинированных пассажиров, в среде которых я хотел спрятаться, оказалось не так уж много. Толпой нас никак нельзя было назвать. Так, горстка индифферентных и полусонных личностей, трое из которых были в сильном подпитии и еле передвигали ноги. Мы зашли в здание аэровокзала и тотчас ощутили приливной удар встречной волны. Встречающие поглотили нас, перемешали с цветами, радостными возгласами, чмоканьем поцелуев, мазками губной помады, звяканьем автомобильных ключей, запахом водительских кожанок и навязчивым предложением «подвезти куда хочешь». Некоторое время я плыл в этом течении, но посреди зала остановился. Не стоило сразу выходить на площадь перед аэропортом. Оперативники, проверив документы у толстяка, ринутся именно туда, где уже начинают выстраиваться очереди на автобус, а таксисты гроздьями цепляются к пассажирам, которые еще не определились, на чем ехать.

Я свернул к кафетерию, заказал бокал разливного пива и, окунув губы в пену, стал оглядывать зал. Обыкновенная суета, которая периодически возникает в любом аэропорту после прибытия самолета. Прилетевших нетрудно было различить в толпе. Они отличались от тех, кому полет еще только предстоял, экспрессивностью, шумливостью, необузданной жестикуляцией, громкими голосами. Те же, кто стоял у стойки регистрации, казались удрученными и подавленными, будто им предстояла встреча с всевышним, а неискупленных грехов было выше крыши. Милиции не видно. Никто не обращал на меня внимания, если не считать двух потрепанных девушек с безобразно накрашенными глазами и выжженными перекисью волосами, которые стояли у соседнего столика, по очереди отхлебывая из жестяной баночки.

Я принялся рассматривать второй этаж, большей частью состоящий из кафе и игровых комнат, и сразу обратил внимание на вывеску с изображением земного шара, вокруг которого, словно искусственный спутник, летал почтовый конверт. Электронная почта. Проверить, не пришло ли мне очередное письмо от Человека?

Потасканные девицы сразу же переместились за мой столик, как только я его освободил, и не побрезговали не допитым мною пивом. Я поднялся на второй этаж, постоял у перил, глядя на людской муравейник, и незаметно, как мне казалось, просочился за дверь. Оказалось, это было кафе, только необычность его состояла в том, что на каждом столике стоял компьютер. Мне сразу бросилось в глаза предостережение: «Уважаемые пользователи Глобальной Сети! Убедительная просьба пиво и другие напитки на клавиатуру не лить и окурки не гасить мышкой!» Наверное, эта надпись не только насаждала высокую культуру в среде пользователей, но и демонстрировала чувство юмора, коим обладал хозяин. Из-за тяжеловесных, мерно гудящих мониторов торчали макушки голов. Призрачный зеленоватый свет придавал им некоторое сходство с болотными кочками. Было крепко накурено, и сквозь густой дым не представлялось возможным увидеть, что это помещение представляет собой в перспективе, за барной стойкой. Наверное, мне пришлось долго блуждать по этому лабиринту, натыкаясь на трупно-зеленых пользователей, приникших к экранам, если бы не тщедушный очкарик, который материализовался из дыма прямо передо мной.