Падение Иерусалима - Дерек Картун

Глава 14

На следующее утро около девяти в доме появилась местная полиция. Здание к этому часу почти обезлюдело, здешние жильцы - в основном нелегалы - не испытывали ни малейшего желания иметь дело с полицией, тем более принимать участие в расследовании убийства. Обитаемую квартиру дежурный инспектор все же нашел: за одной из дверей, в которые он колотил кулаком, зашаркали медленные шаги, и на пороге показался древний старик, он провел полицейских за собой в убогую, почти без мебели комнату - тут на стуле недвижно сидела еще более древняя старуха.

Слышал он ночью что-нибудь? Старик неопределенно пожал плечами - может, и слышал. Вот и отлично, а что за шум-то был? - Инспектор спрашивал добродушно-грубовато, он всегда так разговаривал с подобными людьми.

Старик пробормотал, что в жизни ему не доводилось слышать такого жуткого крика. А закончился этот вопль рыданиями, добавил он. Вроде как визг сначала, а потом рыдания. Будто кто-то просил о чем-то. Вот в тот миг он и понял, что это мужчина, потому что сначала, когда он от крика проснулся, ему показалось, будто голос женский. Но эти мольбы... Мужчина был, это точно.

- По-арабски говорил?

- Да, по-арабски. Потом опять такой же вопль. И еще много раз.

- А другие голоса слышал?

- Нет.

- Так-таки и не слышал? А видел кого-нибудь?

- Что я мог видеть из своей комнаты?

Старик переминался с ноги на ногу, вид у него был не то недовольный, не то испуганный, а может - и то, и другое.

- Мы боялись нос высунуть, - сказала старуха. - Тут место такое, смотри в оба.

- Закрой рот, - прикрикнул на нее муж. - Тебя, что ли, спрашивают?

- Это был предсмертный крик, - продолжала старуха, не обращая на него внимания. - Я-то знаю, я ведь в шестьдесят первом была в Константине. Говорю вам - так перед смертью только кричат. - И она принялась качать головой.

- А что вы знаете об этом жильце - его Абу Афа звали...

- Ничего, ровным счетом, - ответил старик.

- Это его настоящее имя?

- Откуда мне знать?

- А долго он тут жил?

- Они приходят, уходят - как я могу знать? Мы сами по себе. В наше время лучше язык за зубами держать. Подонки... Они все тут без документов...

- Ты с ним разговаривал?

- Никогда в жизни.

- Сколько времени он тут жил?

- Не знаю - несколько дней, может, с неделю или меньше.

- Кто-нибудь его навещал?

- Ни разу не видел.

- А может, женщина? Бабу-то уж наверняка приводил, такой мужик - и чтобы один спал...

Старик помялся, утер каплю с носа ладонью.

- Подонок, - произнес он. - Жирный боров.

- Ночью, значит, ты никого не заметил - кто при - шел, кто ушел...

- Говорю я, мы у себя в комнате были. Спали.

- Но все же ты слышал, как мужчина что-то просил по-арабски, так ведь?

- Это было слышно. Слов не различишь, но точно, что по-арабски.

- Ты хоть какие-то слова разобрал?

- Вроде он Аллаха призывал. Или просто кричал "нет" - долго так ла-а-а, ла-а-а... Между нами стена вот эта...

- А ты? - обратился полицейский к старухе.

- Она вообще ничего не слышала. Голову под подушку спрятала, когда это началось. Да и вообще она глухая. Не обращайте вы на нее внимания.

Он что-то грубо приказал ей по-арабски.

Та шмыгнула носом, но не смолчала:

- Как человек может такое выдержать? - вымолвила она, тряся головой. Я слышала ва-хьяятак... ва-хьяятак - прошу вас, прошу вас...

Инспектор уголовного розыска обернулся к сержанту:

- Время казенное только тратим. Может, другого кого поискать?

- Другие скажут, что и криков-то не слышали. Оглохли, мол, на время.

- Ясно. Как всегда, - со вздохом согласился инспектор, которому смерть как неохота было продолжать допрос: он терпеть не мог всех этих североафриканцев, корсиканцев, выходцев с Ближнего Востока, - словом, всех кто родом из мест южнее Марселя. Это из-за них, считал он, в Париже существует преступность. Работник он был добросовестный, но его тянуло к спокойной жизни, серьезность сержанта казалась ему помехой.

- Сдается мне, это обычное выяснение отношений, у арабов это принято, сказал он, поглядывая на старика и старуху, заерзавших под его недовольным взглядом.

- Да нет, подумайте только, как его терзали! - возразил сержант. Стало быть, он их сам разозлил. Кофе, может, не предложил - вот они и озверели...

Шутка вышла мрачная. Инспектор снова поморщился, уставившись на стариков. Это разве люди? Звери настоящие - что они друг с другом выделывают, а?

- У нас документы в порядке, - заспешил старик. - Мы имеем все права. Двадцать два года тут живем. И ни разу никаких неприятностей с полицией.

- Ладно, ладно...

- Нас не будут в это дело вмешивать?

- Не беспокойся, дед, не будут.

- Ты слышала, что сказал этот господин? Ступай, проводи их.

- Мы считаем, что данным убийством должно заняться ваше управление, начальник уголовного розыска, сидя в кабинете у Альфреда Баума, тщательно подбирал слова. - Убитый - подданный Ирака, паспорт выдан в Багдаде. В иммиграционной карте указал ложный адрес.

Папку, в которой лежали три листка бумаги с весьма скупыми данными и с полдюжины сделанных на месте происшествия фотографий, следовало тут же вручить Бауму, но полицейский с этим не спешил, побаиваясь решительного отказа. Вместо этого он извлек из кармана пачку "голуаз маис" и, не предложив хозяину кабинета, закурил сам - не такой он был человек, чтобы соблюдать все эти никчемные условности, даже если ему что-то нужно было от собеседника, - и, подобно огнедышащему дракону, выпустил из ноздрей плотное облако дыма:

- История малоприятная. То есть даже весьма неприятная. Какой-то араб или похожий на араба, тридцати шести лет, если верить сомнительному паспорту. Может, правда, а может все вранье. Он, видно, снял комнату в одном из этих старых зданий на площади Жанти, которые скоро начнут сносить, собираются проложить удобную дорогу к Лионскому вокзалу. Там всякая шушера обитает - из Северной Африки, из Ирака, палестинцы, ну, сами знаете. Живут нелегально, так что рта никто не раскроет, чтобы помочь следствию. Во всяком случае, из дома № 18, где его убили, жильцов будто водой смыло - исчезли. Так что мои люди и узнать-то ничего не смогли толком, одну пожилую парочку нашли, допросили.

- Есть хоть ниточка?

- Ничегошеньки, - тут все подробно изложено, вся беседа, - он кивком указал на папку.

- Ну и чего тут особенного написано?

- Особенное - в показаниях патологоанатома. Ужас какой-то, прямо в голове не укладывается.

Гость Баума своими глазами трупа не видел, зато те, кому предстало жуткое зрелище, вернулись в полицию как-то не в себе, бледные, а одного вырвало прямо в машине.

- Что уж такого они увидели? Народ бывалый...

- Его сначала кастрировали...

- К сожалению, в этаких компаниях такое не редкость...

- ...а орудие на месте оставили - пила для хлеба, вся зазубренная...

- Приходилось и о таком слышать.

- ...глаза выколоты...

Альфред Баум покачал головой, будто сожалея, что нет предела человеческой злобе. Он заерзал в кресле, рассчитывая, что посетитель не станет углубляться в подробности. Однако тот, намереваясь избавиться от этого дела, как раз придавал подробностям большое значение. Может быть, говорить о них доставляло ему даже некоторое удовольствие - вроде очищения после того, как он столкнулся с таким чудовищным злодеянием.

- ...Его половые органы, представьте, были втиснуты в глазницы, а в горло - как только они ухитрились? - засунут паспорт. Странная какая-то идея. Потом они руки и ноги ему скрутили и так бросили - еще живого. И никто не посмел после их ухода заглянуть в комнату - эти нелегалы без документов запуганы до смерти, ребята из разных банд их прямо-таки терроризируют. Между прочим, убийцы даже и не прятались, он на весь дом вопил, а им хоть бы что.

- Специально, чтобы соседи не возникали.

- Это так, не сомневаюсь. Они еще кое-что с ним проделали, вот взгляните-ка... Нашим судмедэкспертам на этот раз понадобилось все их хладнокровие... - Он, наконец, протянул через стол папку и затянулся сигаретой. - Странно все же насчет паспорта.

Альфред Баум осторожно, будто боясь испачкаться, кончиками пальцев раскрыл папку. Делая вид, будто напряженно вчитывается в строки отчета, так напряженно, что даже брови в ниточку сошлись, он на самом деле обдумывал дальнейший ход действий.

"Попахивает Бейрутом или долиной Бекаа, а то и Тегераном. Любопытно, конечно, да мало ли на свете любопытных вещей, всем не займешься..." Не дочитав жутковатых откровений патологоанатома, он захлопнул папку и улыбнулся:

- Это распутывать вам, дружище, к нам такое дело никак не относится.

- Как это не относится - сомнительная личность с Востока с пистолетом "вальтер" и полным к нему снаряжением? Чем он тут занимался, а?

- Да уж не в Лувр ходил, это как пить дать. Но зачем вы принесли все это мне, есть у вас в угрозыске этот симпатяга Дюпас, такие убийства - его епархия...

И пухлый палец отодвинул папку к ее прежнему владельцу. Гость понял, что пора ходить с козырного туза: