Спрячь меня (сборник) - Марджери Эллингем

Подъем происходил под наблюдением медсестры и пристальным взглядом Гайоги, который по-прежнему не отпускал руку Кэмпиона.

– Сейчас придет доктор, – прошептал он. – Я ему позвонил, и он сразу к нам двинулся.

– Из города?

– Нет-нет. Он приехал сюда поиграть в теннис. Его фамилия Бакстон-Колтнесс, он живет на Аппер-Брук-стрит[15]. Очень достойный человек. Очень приятный. Вы знакомы? Он сейчас придет.

Несмотря на всю свою тревогу, Гайоги был любезен и даже слабо улыбался. Он напоминал фокусника, который во время какого-то крупного номера попутно показывает еще один небольшой фокус.

– Как удачно, что он тут оказался, не правда ли?

– Просто чудо, – неохотно согласился мистер Кэмпион. – Невероятное совпадение. Надо провести дознание.

– Дознание? Дознание в «Цезаревом дворе»?

Существует гримаса, неизменно возникающая в подобных случаях. Это недоверчивое отвращение, которое медленно проявляется на лице человека, столкнувшегося со смертельным оскорблением, беззастенчивым попранием всех моральных норм и устоев. Именно это выражение сейчас возникло на лице Гайоги, и мистер Кэмпион чуть было не почувствовал себя виноватым, но все же сделал над собой усилие и ухватился за ускользающее от него чувство пропорции.

– Друг мой, поймите, он же скончался совершенно внезапно.

– Я в этом не уверен, – спокойно ответил Гайоги. – Вы хороший, разумный человек, Кэмпион, но вы порой бываете склонны к поспешным выводам. Мы еще не знаем, скончался ли он на самом деле. Будем надеяться, что нет. Решать доктору.

Мистер Кэмпион моргнул, но не успел ничего ответить, потому что в этот момент появилась вторая повозка, в которой сидели Джорджия и Вайвенго. Джорджия бросилась к Кэмпиону. Она была бледна, но держала себя в руках, и на мгновение ему показалось, что она с трудом скрывает восторг, – впрочем, эту мысль он тут же отбросил как недостойную.

– Дорогой, как он? – спросила она, заглядывая ему в глаза. – Не бойтесь быть честным. Все плохо, да? Я стараюсь сохранять спокойствие, можете на меня положиться. Этот милый юноша подготовил меня к худшему, и я уже не ребенок. Я выдержу любую весть. Как он?

– Джорджия, мы не знаем.

Гайоги, видимо, передалось ее настроение, и Кэмпион впервые почувствовал легкую тошноту. Все здесь слишком умело владели собой.

– Доктор уже едет. Не ходи к нему пока что. С ним медсестра, она отличная девушка. Ты замечательно держишься. Я знал, что ты воспримешь все спокойно. А пока пойдем посидим у меня.

– Он прав, леди Рэмиллис, – вмешался Вайвенго с очаровательной заботливостью. – Из окна вам будет виден вход в дом. Как только доктор приедет, мы сразу же все узнаем.

Гостиную уже привели в порядок после похмельного завтрака, и на столике, словно на экстренный случай, выстроились в ряд стаканы и графин с выдержанным бренди. Гайоги принялся наливать всем присутствующим.

– Я попросил Делла собрать всех тут, – сказал он. – Дом охраняется, поэтому журналисты к нам не пробьются – пока что, по крайней мере. О, кто-то идет. Наверное, доктор Бакстон-Колтнесс.

К этому моменту все уже забыли о приличиях и с энтузиазмом высунулись в окно, разглядывая вновь прибывшего. Даже в мягких брюках и спортивном пиджаке доктор Харви Бакстон-Колтнесс производил в высшей степени достойное впечатление. Узел на его белом шарфе был безукоризнен, а походка была твердой и уверенной. Из холла донесся его низкий успокаивающий голос. Всякому стало ясно, что к ним явился благовоспитанный человек – именно тот доктор, которого был достоин «Цезарев двор».

Джорджия и Гайоги поспешили навстречу. Вайвенго выждал пару минут и направился за Джорджией. Когда они вернулись, в ней что-то переменилось. Она вспомнила свою героиню в «Небольшой жертве» и теперь держалась так же тихо, всем своим видом выражая, что успешно справляется с горем, хотя оно грозит в любую секунду затопить ее.

– Я, пожалуй, присяду. – Она взглянула на Кэмпиона и несмело улыбнулась. – Они сказали, что за мной пошлют, если он придет в сознание.

Это был ужасный момент. Кэмпиона тошнило от неискренности происходящего, и он требовательно посмотрел на Вайвенго. Тот нахмурился и склонился над своим стаканом.

Джорджия продолжала играть свою роль, но без души, механически, словно ее мысли были заняты чем-то другим.

– Не могу вообразить Рэя больным, – говорила она. – Он не из тех, кто страдает. Вам так не кажется? Он же весь полон жизненных сил, словно ребенок. Я думаю, что потому и влюбилась в него. В последнее время ему было нелегко. Я совсем недавно заставила его пойти к Бакстон-Колтнессу. Не знаю, что он ему сказал. Рэй бы не стал говорить, если бы было что-то серьезное. Мне очень в нем нравится эта черта.

Мистеру Кэмпиону в принципе не было свойственно испытывать ненависть к кому-либо, но в этот момент он почувствовал очень сильную неприязнь к Джорджии Рэмиллис. К его удивлению, у него вдруг возникло желание схватить ее за плечи и изо всех сил встряхнуть. Он чувствовал, что она знает – как и он сам, как и Вайвенго, как и упырь, как и теперь Бакстон-Колтнесс, – что Рэмиллис умер, к тому же при крайне сомнительных обстоятельствах. Теперь он понял, почему Вэл когда-то назвала Джорджию вульгарной. Она и впрямь была ошеломляюще вульгарна – для такой всепоглощающей, невыносимой вульгарности нет ничего святого. Кроме того, она была заразна: Кэмпиона одолевало невыносимое желание накричать на Джорджию, привести ее в чувство, ткнуть ее лицом в правду. Когда кто-то вошел в комнату, он, облегченно вздохнув, обернулся.

Это была Вэл. Видимо, она только что накрасилась, но была так бледна, что косметика выглядела искусственно. Под ее огромными светлыми глазами залегли тени. Она вопросительно смотрела на присутствующих.

– Я встретила слугу, – сказала она, – и просто не поверила ему. Это правда?

Прямой вопрос, заданный чистым, изумленным голосом, казалось, сделал атмосферу в комнате более реальной. Джорджия подняла на нее взгляд и чудесным образом вновь обрела человеческие черты.

– Рэй, – тускло произнесла она. – Ему стало плохо в самолете. Он сейчас с доктором. Все ужасно милы, но я боюсь, что все серьезно.

Положение было странным. Неожиданно именно Джорджия попыталась смягчить удар для другой женщины. В глазах ее застыла тревога, а голос звучал почти виновато.

Как многие мужчины, в глубине души мистер Кэмпион был традиционалистом и, столкнувшись нос к носу с грубой реальностью, не мог заставить себя признать ее. Он наблюдал за двумя женщинами с растущим беспокойством. Обе они были бесконечно женственны, очень умны и практичны, но одна полностью держала себя в руках, а другая была непредсказуема, словно корабль во время шторма.

Вэл села.

– Он умер?

Вайвенго, который вообще не понимал, что происходит, издал непонятный звук, но на этот раз Джорджия не обратила на него никакого внимания. Она казалась совершенно поглощенной разговором.

– Видимо, – ответила она. – Меня к этому готовят. Вэл, это же просто потрясающе! То есть, конечно, это ужас, кошмар и худшее, что могло случиться. Но вместе с тем – совершенно невероятно, правда?

Мистер Кэмпион вытаращился на нее. Она говорила абсолютно недвусмысленно. Они с Вайвенго были забыты, словно дети, на которых перестают обращать внимание, когда появляется взрослый собеседник. С Вэл Джорджия не играла. Они были равны и перед лицом беды говорили начистоту.

Вэл села в кресло и сложила руки на коленях. На ней было гладкое алое платье, сшитое специально для нее, и она выглядела совершенным произведением искусства – еще одним украшением этой роскошной комнаты. И вместе с тем она была живой и настоящей и, казалось, единственная испытывала потрясение и ужас – как теперь понимал ее брат, именно этих эмоций и не хватало происходящему здесь.

– Что случилось? – тихо спросила она.

– Не знаю. – Джорджия повернулась к Вайвенго: – Что это было? Какой-нибудь удар? Отчего он умер?

– Э-э, честно говоря, я… Надо дождаться доктора. – Юноша покраснел. – Мы ведь пока что не знаем наверняка. В самолете он дышал, за это я могу поручиться. Это точно. Иначе его нельзя было бы двигать, понимаете? Наверное, дело в эмболии. Ему же было почти пятьдесят, так? Подобные вещи происходят сплошь и рядом. Мой дядя так умер. Ужасно, конечно, но это легкая смерть…

Он нес чепуху и, наверное, сам понимал это. Женщины на него не смотрели. Вэл в упор глядела на Джорджию.

– Ты видела, как он пришел сегодня? – спросила она. – Как он выглядел? Мне казалось, вчера все было хорошо.

Ни в ее вопросе, ни в голосе не было ничего обвиняющего, но Джорджия принялась отбиваться.

– Днем все было плохо! – резко ответила она. – Он пил всю ночь. Он сам сказал. Был совершенно пьян, болтал без умолку… Вэл, не смотри на меня так! Я вне себя от горя, честное слово. Я с трудом держу себя в руках, милая. Мне так жаль. Ужасно, ужасно жаль. Когда ты замужем – как бы вы ни относились друг к другу, – существует близость. Всегда. Это ужасно. Я пока что не понимаю, что произошло. Когда я почувствую…