Искатели прошлого - Антон Орлов

— В чем дело?

— Она… она похожа на электростанцию!

— Ну ты и загнул… — процедила Сандра после ошеломленного молчания. — Объясни мне, что общего у Лидии Никес с электростанцией?

Залман пытался объяснить, но не мог подобрать слов, чтобы описать свои ощущения: Лидия — она как запретная территория, озаренная лунным светом, на нее можно смотреть только издали.

— В ней что-то есть, понимаешь, спрятанное внутри… Вот именно, внутри! Поговорить с ней — это значит сделать первый шаг по дороге к электростанции.

— Еще чего-нибудь такого же скажешь или это все? Между прочим, ты ей понравился. Лидия боится мужчин, особенно светловолосых и незнакомых, а ты сразу внушил ей доверие. Она хочет перед тобой извиниться, потому что начала рассказывать о себе, увлеклась и не заметила, что ты плохо себя чувствуешь. Залман, что она тебе рассказывала? Она ведь замкнутая, себе на уме, и на откровенность ее вызвать трудно — это отзывы тех, кто ее знает. О чем она говорила?

— Не помню… — морщась от почти болезненного умственного усилия, виновато пробормотал Залман. — Вроде, про какой-то куст. Да, у нее был куст, и что-то с его корешками было не в порядке, а потом она, кажется, его уронила…

— В супермаркете? — слегка наморщив лоб, уточнила Сандра.

— Да… Или нет, мне это приснилось. Знаешь, как бывает во сне: похоже на связный разговор, а на самом деле — абракадабра.

— Жаль, что не помнишь, а то мне интересно, — она подошла к шкафу, присела на корточки и распахнула нижнюю дверцу.

Залман занервничал: как раз туда он спрятал от нее безделушки, которые обычно стояли на полках в стенных нишах.

— Лидия уже начала работать над твоим дневником, — бросила через плечо Сандра.

Глава 9

Танара — не та территория, где можно в два счета продать недвижимость. Будешь даром отдавать, и то не возьмут. Тем не менее госпожа Ханелина Сороши, соседка Залмана, рассчитывала сбыть свой ветхий домик с палисадником на вершине Рыдающей горы одной туристической фирме: уж больно удобное место для смотровой площадки.

По склонам Рыдающей лепилось много таких покосившихся домишек, отделенных друг от друга окаменевшими огородами и замусоренными пустырями, да еще вилась серпантином разбитая дорога, способная доконать любую машину. Все это серое, заброшенное, наводящее тоску. Задворки вечности.

Наверху было ветрено. И неказистый домик Ханелины, и старый-престарый забор, и крошечные сараи с дырявыми стенами скрипели и пошатывались, вцепившись друг в дружку, чтобы удержаться на месте. Зато вид открывался такой, что ради него стоило тащиться в гору по отвратительной дороге.

На севере купалась в шафранном свете Танхала, издали похожая на обитаемый город, благоустроенный и озелененный, и золотилась лента реки. На западе виднелась гора Пирог, широкая, приплюснутая, с пологими склонами — там находилась база Клуба Авиаторов, над Пирогом парил на привязи аэростат, напоминающий расписное яйцо, и кружило несколько дельтапланов. Вокруг раскинулись заросшие бурьяном пустоши, в прошлом плодородные сельскохозяйственные угодья.

А на юго-востоке и на юге, за двойной береговой стеной с часовыми, пулеметами и огнеметами, пузырилось грязное болото, непрерывно клокочущее, словно бормочущее угрозы. И торчала щетиной белесовато-серая осока, и корячились черные деревья, и стлался туман, и что-то шныряло — не поймешь, то ли оно есть, то ли нет, но посмотришь на это минут пять, и избавиться от привкуса страха уже невозможно. Гиблая зона.

Для иноземных туристов это будет аттракцион на "ура". И конечно, фирма построит удобную дорогу и гостиницу, а Ханелинину развалюху снесет, но Ханелина все равно хотела перед тем, как приглашать покупателей, "привести дом в порядок, чтобы все выглядело по-людски". Для этого она и зазвала сюда Залмана. Известно ведь, что в заброшенных постройках, особенно если до Гиблой зоны рукой подать, селятся всякие твари, и хорошо еще, если сотворены они Господом Богом или природой, а не всеобщим врагом Мерсмоном.

Залман выгнал из домика с полтора десятка перекидников, пару хрещаток, пятнистого серо-желтого ящера (величиной с небольшую собаку, с надменным и разочарованным взглядом опального короля), выводок мохнатых многоножек, одного медузника и колонию нетопырей. Все это убежало, уползло, уковыляло, улетело искать приюта в соседних домишках. Потом Залман собрал в мешок ядовитых слизней и похожих на упругие кожистые подушечки снаксов, плюющихся жгучими каплями. Теперь здесь можно по крайней мере переночевать.

Домик состоял из трех комнат и веранды с разбитыми стеклянными сотами вместо наружной стены, сбоку пристройка с кухней. Вещей немного — безнадежно испорченное старье. Ханелина и ее сестра Руфина (такая же сухопарая и чуть более нервная) занялись приготовлением ужина. Ругве, муж Руфины, с нелюдимым видом бродил по дому и дергал плоскогубцами ржавые гвозди: тоже добро, можно в утиль за деньги сдать. Их сын, длинный нескладный юноша (один из тех, кого Залману предлагали в переписчики для Сандры), маялся в окрестностях — бесцельно ломился сквозь засохший хрупкий кустарник, сшибал прутиком головки чертополоха, пинал какой-то хлам, игнорируя окрики Ханелины и Руфины.

Засунув руки в карманы истрепанной джинсовой куртки, Залман смотрел то на летательные аппараты, резвящиеся над Пирогом, то на далекую панораму Танхалы, то на запретное болото за бетонными стенами. Его снедало беспокойство, и хотелось поскорей отсюда уехать, но он не знал, как объяснить это Ханелине и ее родственникам. С юга вместе с ветром наползало серое облачное стадо, это ускорило наступление сумерек.

Из пристройки доносились громкие голоса Ханелины и Руфины. Они рассуждали о том, что надо жить, как люди, и чтобы все было, как у людей, чтобы никто не мог сказать, что у тебя что-то не по-людски. Слушая их, Залман ощутил тревожный холодок: "Кто же они такие на самом деле, если хотят быть похожими на людей?.." Впрочем, эта мысль забылась, когда позвали ужинать.

Устроились за шатким кухонным столом, застланным газетами. Консервы, холодные пироги, чай (воду привезли с собой), блюдо из мелко нарезанных овощей и кубиков колбасы, залитых острым соусом — это его готовили так долго. За едой Ругве воспитывал сына, указывая вилкой на Залмана: человек сделал полезное для всех дело — человек имеет право на хороший аппетит, и его присутствие за столом можно только приветствовать, а ты ешь в долг, потому что весь день лодырничал, ты пока еще ничего не заслужил.

Когда он замолчал, чтобы откусить пирога, сын, тоже покосившись на Залмана, пробубнил: "Если б со мной спали такие же бабы, как у некоторых…" — и заработал тяжелую оплеуху. Руфина опасливо пробормотала что-то насчет статьи за оскорбление верховной государственной власти, а Ханелина суетливо, с удвоенным радушием, начала потчевать Залмана чаем и своей стряпней.