Исход - Александр Цзи

Разбудили меня грубым тычком в бок. Я подхватился, разлепил глаза и увидел нависших надо мной двух Модераторов с продолговатыми пистолетами.

— Вставай! — рявкнул один. — Пошли!

— Куда? На казнь? — невпопад ляпнул я.

Модераторы хохотнули.

— Типа того. А ну шевелись!

Я зашевелился, встал и пошел за ними. Пока шли по коридору, я обратил внимание, что в отличие от вчерашнего дня конвоиры не топают сзади, а идут рядом, за оружие не хватаются. Что бы это значило? Меня привели на первый этаж, в просторное помещение, обшитое лакированным деревом, с длинным столом и приличными стульями — я таких здесь еще не видывал. На стене напротив двери, выше окон, висела “икона” с суровым мужчиной и Знаками над его головой.

В кресле у торца стола восседал полный пожилой человек в белой робе с нашивками на плечах в виде светящейся буквы “А”. Сбоку стоял Модератор-крысеныш, в высшей степени злой. Я остановился перед столом, мои спутники синхронно протянули к иконе ладони, собранные в горсть, притронулись ко лбу.

Белый старик пару секунд с любопытством и без неприязни рассматривал меня. Насмотревшись, сказал:

— Я — Администратор Посадов с 22-го по 37-й. Сегодня мы получили высочайшее указание…

Он тоже протянул руку к иконе, остальные повторили его движение — в этом рвении было что-то фанатично-религиозное. Я не стал выделяться, протянул руку и шлепнул себя по лбу. Затеплилась смутная надежда.

Админ продолжал:

— …от Председателя Вечной Сиберии об амнистии водворенных в карцер по причинам нарушения порядка и закона кроме убийства и необратимого разрушения имущества Вечной Сиберии. Повезло тебе, парень.

Он мельком глянул на крысеныша.

— Мне докладывают, что ты крайне опасный тип.

И усмехнулся.

У крысеныша перекосилась рожа, усики встали дыбом.

— Он ночью выезжал в Поганое поле… — зашипел он.

— Зачем ты ночью выезжал в поле? — поинтересовался Админ у меня.

Я откашлялся и глухо проговорил:

— Это из-за глюка… Память потерял, ночью вскочил, подумал, что на работу опоздал, поехал. По дороге понял, что еще рано, и вернулся. Тут меня и схватили.

Администратор задумчиво смотрел на меня, толстое лицо лучилось пониманием и состраданием. Я, конечно же, не верил, что он и вправду сочувствует — просто играет давно выученную роль. Изучает меня, оценивает и прикидывает, вру я или нет.

Наконец он пришел к заключению:

— Ясно. Глюки, как и дерьмо, случаются. Что ж, желаю выздоровления.

И потерял ко мне интерес.

— Спасибо, — пробормотал я.

— Благодари Председателя.

Я почти с искренней ретивостью совершил сакральный жест. Затем, чувствуя себя оглушенным и окрыленным одновременно, повернулся и вышел из кабинета. Модераторы за мной не последовали. Я шагал по коридору и все ждал насмешливого окрика — дескать, а ты куда собрался, неужели поверил, что мы тебя отпускаем? Но нет, окрика не последовало, и я благополучно, плохо веря в случившееся, вышел из здания.

Было раннее утро, солнце поднималось над стеной леса далеко на востоке, по асфальтовой улице брели несколько детишек и пара взрослых. Я пошел куда глаза глядят, до сих пор не веря в такую неслыханную удачу. Казалось, что меня разыгрывают, как главного героя в фильме “Шоу Трумана”. Припугнули, вернули на место и ждут моих дальнейших действий.

— Ты куда пропал?

Я остановился, уставился на Витьку, который выскочил как из-под земли.

— Привет, — произнес я, лихорадочно прикидывая, что сказать дальше. Я собирался его бросить, и на это есть резоны, но как их донести самому Витьке? Как объяснить, что не нужна мне никакая лишняя ответственность и лишние проблемы, я просто хочу домой. — Меня Модератор арестовал…

Витькины глаза округлились.

— За что?

— За то, что с ним пререкался, — почти не соврал я.

Пацан кивнул, поджав губы.

— С них станется. Злопамятные, сволочи, и мелочные.

Некоторое время шли молча. Я иногда оглядывался, но Модераторов поблизости не было. Человека запугать легко — надо на одну ночь посадить его в карцер, накормить баландой и внушить, что это на всю жизнь. А потом, самодовольно усмехаясь, отпустить — после этого человек действительно на всю жизнь запомнит маленькое приключение.

Деловито заговорил, понизив голос до шепота, Витька:

— Когда валим?

— Я вспомнил, — соврал я, — в Поганом поле полно Уродов и всяких железных существ…

— Вспомнил?! — обрадовался Витька. — Ну да, Уроды, Лего и много кто еще.

— Лего?

— Не знаю, откуда это слово пошло. Так называют тех поганых тварей, что своих тел не имеют и лепят их из всякого хлама.

Я нахмурился. Значит, не привиделось, треноги существуют в реальности, это сверхъестественные существа и очень опасные. Если отбросить идею, что мне мерещится вообще все — в том числе Витька, рассказывающий о Лего…

— Как мы с тобой планировали пересечь Поганое поле? — спросил я. — И Отщепенцев найти?

— А это ты не вспомнил? — разочарованно протянул Витька. — Уроды, Лего и прочая погань только в темноте опасна. Днем они в спячке, света солнечного боятся. И не только солнечного, любого яркого.

Я вспомнил, как от слабого света налобного фонарика шарахнулась прочь тренога и корежило бледных Уродов.

— Как выжить в поле ночью?

— Ночью световой круг нужно закладывать. Фонари вокруг места стоянки с датчиками движения. Если кто шевельнется, сразу вспыхивает свет.

Гирлянда лампочек, которые я счел бесполезными, благополучно осталась в бункере-мастерской. Мда, без Витьки никуда не деться. Придется его взять с собой, для собственного же выживания.

— Свет не привлечет остальных?

— Пусть привлекаются, — безмятежно сказал Витька. — Утро наступит, всех разгонит. Они тупые, не понимают ничего.

Я задумался. Каково спать в круге из фонарей с датчиками движения, когда свет вспыхивает при любом шевелении подкрадывающейся мерзкой твари? А на животных, каждого встречного-поперечного кролика и ежа, фонари тоже будут реагировать? Хотя нет — в лесу не водится зверье, их распугала ночная погань.

Ничего, привыкнем. Витька вон спокоен. Мой предшественник все это знал и все равно готовился перейти поле, где как-то живут Отщепенцы. И я справлюсь.

— Ну так когда валим? — вернулся к основному вопросу Витька.

— Сегодня, — твердо ответил я. — Прямо сейчас. Мне крупно повезло с этой амнистией, до сих пор не верится. Больше везти не будет.

* * *

Когда мы приближались к нашему бараку, навстречу выскочила тетя. Взлохмаченная, возбужденно-радостная, с воспаленными глазами.

— Слава Вечной Сиберии, жив-здоров! Куда ты пропал, Олесь? Я вторые сутки не сплю, тебя ищу, всех спрашиваю, а никто не знает…

Я неловко замялся. Как она будет спать, когда я пропаду без вести навеки? Сам же ответил на мысленный вопрос: преотлично будет спать, потому что меня заменят новым Олесем так же, как мной заменили предшественника.