Сэр Вальтер Скотт и его мир - Дэвид Дайчес

«И вообще, коли Ваша Милость ждет от меня дальнейших гармоний, вам должно со всей благосклонностью принять во внимание мои обстоятельства, неизменно памятуя о том, что я всего лишь требую допустить меня к доходу от должности (sic), в каковой обретаюсь и безвозмездно исполняю обязанности полных пять лет и каковая, с чем, полагаю, никто не будет спорить, не очень превышает то, на что я могу рассчитывать по рождению или положению в обществе…»

Но только в январе 1812 года (Шейх моря был все еще жив!) эта история завершилась к вящему удовлетворению Скотта: отныне он должен был получать жалованья 1300 фунтов, что, как он писал леди Эйберкорн, «не только весьма облегчает мое финансовое положение, но даже превращает его в процветающее. И в самом деле, поскольку наши прежние доходы позволили нам жить со всеми удобствами и наслаждаться некоторыми излишествами и поскольку ни я, ни жена не имеем и малейшего желания увеличивать расходы, которые до сей поры удовлетворяли нашим понятиям о приличии и гостеприимстве, постольку прибавка, повышающая наш доход с 1500 фунтов до 2800, воистину есть скромный источник богатства, и ежели им мудро распорядиться, то избавит меня, когда Господу угодно даровать мне еще несколько лет, от забот и тревог, каковые родитель в моем положении должен испытывать за тех, кто идет ему на смену».

Обязанности Скотта в качестве одного из шести секретарей Высшего суда сводились в основном к отработанной рутине, но требовали его присутствия в Эдинбурге на период сессий, то есть с 12 ноября до 12 марта и с 12 мая до 12 июля с трехнедельным перерывом на рождество. Позднее его обвиняли, будто некоторые романы написаны им в суде, что он с возмущением отрицал. Вот письма — их он действительно писал изрядно во время заседаний, причем нередко сообщал об этом адресату, а порой даже описывал, что происходит, пока судья бубнил себе у него за спиной. Он сидел в присутствии по будним дням, кроме понедельников (по средам — через неделю) , с десяти утра примерно до двух часов, а когда дел выдавалось особенно много, то и до четырех. О работе своей он нередко отзывался как о легкой; поэту Краббу 99 он говорил, что она «не требует ни труда, ни умственных усилий. „ Однако он называл ее «тяжелой“, когда в письмах к леди Эйберкорн просил у нее заступничества перед лордом Мелвиллом, чтобы ему дали возможность получать с этой должности доход.

В 1808 году он обратился к леди Эйберкорн с просьбой использовать ее влияние в верхах, чтобы исхлопотать ему место секретаря Парламентской комиссии по изучению всех форм шотландского судопроизводства. «Видите, мой милый друг, — писал он в заключение, — сколь мало страшусь я надоесть Вам просьбами о любезных услугах; к тому же, уверен, Вы с радостью будете думать об открывающихся мне радужных видах и о том, что имеющие более всех возможность наблюдать меня в деле не находят, будто поэтические занятия делают меня непригодным к основательным промыслам в жизни». Он получил это хорошо оплачиваемое место и в конце декабря 1809 — начале января 1810 года много потрудился над составлением доклада Комиссии. «Бедному Секретарю с девяти утра до девяти вечера едва ли выпадает хоть одна свободная минутка», — писал он леди Эйберкорн 31 декабря 1809 года. Доклад прервал его работу над «Девой озера», третьей по счету великой поэмой Скотта, которая появилась в мае 1810 года. Вторая, «Мармион», увидела свет в 1808 году. «Дева озера» ознаменовала вершину славы Скотта-поэта. И хотя он выпустил еще несколько поэм — «Рокби» и (анонимно, чтобы ввести критику в заблуждение) «Невесту Трайермейна» в 1813 году, «Владыку островов» в 1815-м, он понимал, что после появления двух первых песен байроновского «Паломничества Чайльд Гарольда» (1812) не может оспаривать расположение публики у Байрона с его более эффектным поэтическим стилем. Романтическое повествование не было приправлено у Скотта смесью из жалоб на судьбу, bravura 100 и расчетливой моральной двусмысленности — смесью, сделавшей байронического героя столь мощной фигурой в европейской литературе 101. Скотт с достоинством уступил в этом споре, и, хотя Байрон в сатирической поэме «Английские барды и шотландские обозреватели» (1809) обвинил Скотта в служении корыстной музе, оба поэта обменялись позднее письмами, исполненными патетических уверений в дружбе, затем встретились и сблизились. Они принадлежали различным нравственным и политическим вселенным, однако каждый из них понимал другого и восхищался им.

НОВЫЕ ДЕЛОВЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

Сочинения Драйдена под редакцией Скотта вышли в восемнадцати солидных томах в 1808 году; гонорар редактора из расчета сорока гиней за том составил 756 фунтов. Об интенсивности литературной деятельности Скотта тех лет говорит то, что «Мармион» увидел свет парой месяцев раньше, то есть писался в период завершения работы над Драйденом. Теперь у Скотта появилась возможность разжечь соперничество между издателями, и он этим наслаждался. Констебл предложил за «Мармиона» 1000 гиней, не прочитав ни строчки, и Скотт согласился. Констебл продал по четвертой части авторских прав на поэму лондонским издателям Уильяму Миллеру и Джону Мюррею. (Скотт не раздумывая ухватился за предложенные авансом 1000 гиней, потому что нуждался в деньгах: требовалось выручать брата Томаса. Последний, скорее, видимо, по бестолковости, нежели из преступных намерений, растратил собранную с арендаторов плату, будучи то ли управляющим, то ли доверенным лицом у маркиза Эйберкорна, и Скотту пришлось думать о том, как покрыть растрату и сделать все возможное для брата, которого он так или иначе поддерживал до самой его кончины и вдове которого помогал после смерти Тома. Такую же заботу он проявлял и о сыне Тома, своем племяннике и тезке; он помог юному Вальтеру вступить в жизнь. Скотт любил деньги, но при этом не следует забывать о его непомерной щедрости и глубоком чувстве родства, которое отдавало его кошелек в распоряжение родственников каждый раз, когда в этом возникала необходимость.)

Констебл был готов на все, лишь бы не потерять Скотта. Когда Скотт закончил Драйдена, он предложил ему подготовить такое же издание Свифта по ставке вдвое большей против той, что Миллер уплатил за Драйдена. Это означало 1500 фунтов, и Скотт согласился. Но со Свифта между Констеблом и Скоттом началась полоса трений, и, до того как издание наконец увидело свет в 1814 году, произошло много споров, несколько раз работа вообще прерывалась. Отчасти расхождения имели политический характер. Констебл, издатель влиятельного журнала вигов «Эдинбургское обозрение», нес, в глазах Скотта, ответственность за взгляды, выраженные на его страницах. В апреле 1808 года редактор «Обозрения» Фрэнсис Джеффри напечатал в нем пространную и весьма прохладную рецензию на «Мармиона». («Писать современную рыцарскую повесть представляется во многих отношениях столь же странной причудой, как возводить современное аббатство или английскую пагоду. На первый раз, однако, сие можно извинить как изящный каприз гения; но повторный опыт в том же роде менее заслуживает снисхождения и вменяет в известный долг отвлечь автора от таких пустяков, беспристрастно указав на недостатки, каковые в определенном смысле неотделимы от замысла в его воплощении».) Скотт не счел нужным обижаться на отзыв, и Джеффри отобедал у него чуть ли не на другой день после появления рецензии, что, однако, пришлось не по вкусу Шарлотте. Но в следующем выпуске «Эдинбургского обозрения» появилась статья об испанских делах, которую Скотт посчитал неприемлемой с политической точки зрения; он направил Констеблу письмо с отказом от дальнейшего сотрудничества в журнале. Теперь Скотт усиленно занялся организацией журнала-соперника, призванного быть рупором тори в такой же степени, в какой «Эдинбургское обозрение» было рупором вигов, и первый номер нового издания «Квартальное обозрение» вышел в Лондоне в феврале месяце; издателем был Джон Мюррей, редактором — Уильям Гиффорд. Хотя лично Скотт терпеть не мог злобную межпартийную склоку на страницах периодики, в особенности же оскорбительные анонимные рецензии, и предлагал «Квартальному обозрению» проявлять учтивость и благородство, журнал быстро «прославился» разнузданностью отзывов на политической подоплеке; в 1818 году в нем появилась самая пресловутая из такого рода рецензий — погромная статья Джона Уилсона Кроукера 102 о Китсе и его «Эндимионе» 103, статья, которая, по широко распространенному, но ошибочному мнению, ускорила смерть Китса.