Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма - Мэтью Бжезинский

Учитывая это, Москва после консультаций со Всемирным банком и Международным валютным фондом признала целесообразной идею взятия в долг дополнительных денежных средств у международных организаций, то есть поступила так, как когда-то поступили США, Канада и Япония. Однако особенность России состояла в том, что она находилась на другом конце кривой, определяющей степень риска и выигрыша процентной ставки долговых обязательств, по сравнению с Западом. Люди, выразившие желание дать России деньги взаймы, надеялись получить приличную компенсацию за это. Чем больше расшатывалась Россия, тем больше она должна была платить за предлагаемые ей в долг суммы. Об этом свидетельствовали президентские выборы 1996 года, когда у Ельцина на хвосте сидел коммунист Зюганов. В этот момент доходность девяностодневных ГКО подскочила до двухсот двадцати процентов.

Инвесторы, которые поддерживали Ельцина, за несколько месяцев удвоили свои деньги, подпитывая его панический страх, чтобы продолжить получение сверхприбылей. Когда прошел слух, что можно хорошо заработать, если дать России деньги всего на три месяца, вместо того чтобы вкладывать деньги в аналогичные бумаги США, рассчитанные на срок более десяти лет, возник новый Клондайк.

«Ренессанс» был на переднем крае этого безумия. Его суетливый отдел долговых обязательств находился под управлением тонкого как тростинка, молодого, моложе тридцати лет, человека по имени Рихард Дитц. Он носил синие подтяжки поверх рубашки, сшитой на заказ. Когда я вошел в его кабинет, он молча указал мне на кресло и поднял тонкую руку, давая знак, чтобы я подождал. В течение пяти минут отрывистым голосом он кого-то инструктировал по телефону, приправляя свою речь частым упоминанием детородных органов. Парень был и впрямь как с кастинга актеров для фильма «Большой и смелый жизнелюб Дик», в подтверждение чему на его письменном столе лежали огромные боксерские перчатки красного цвета.

– Вы занимаетесь боксом? – спросил я, когда он наконец оторвался от телефона. Дитц проигнорировал мой вопрос.

– Что я могу для вас сделать? – спросил он нетерпеливо.

Я был поражен таким приемом и перевел разговор на темы бизнеса, попросив его просветить меня по вопросу рынка ГКО. Услышав это, он сразу же повел разговор в деловом ключе. Как сказал Дитц, общая стоимость долговых обязательств России составляет около сорока пяти миллиардов долларов и представители Запада владеют примерно третью этих ценных бумаг, то есть в рамках предельной нормы, установленной Центральным банком России для иностранцев. Реальная привлекательность покупки долговых обязательств, дружелюбно намекнул при этом Дитц, состоит в том, что эта сделка очень надежная.

– МВФ никогда не позволит России не отдать долги. Россия слишком ядерная, чтобы такое могло случиться.

Другой хорошей новостью было, что ЦБ России (организация, эквивалентная Федеральному резервному банку США), вероятно, скоро отменит ограничения и позволит иностранцам приобретать большее количество ГКО.

– В ближайшем будущем доходы покупателей ГКО могут несколько снизиться, – добавил он, предупреждая через мою газету два миллиона потенциальных инвесторов, – что связано с нарастающим выздоровлением России и ростом стабильности. Сейчас как раз то самое время, чтобы войти в игру, пока процентные ставки все еще очень высоки.

Действительно, сейчас было самое подходящее время находиться в России. Цифры и то, что из них следует, никогда не лгут, а результаты, объявленные крупными американскими игроками в Москве, оказались потрясающими. Например, миллиардный фонд «Эрмитаж», управляемый Биллом Броудером, трейдером банка «Братья Соломон» (никаких подтяжек, зато запонки из золота с изображением доллара), стремительно поднялся на семьсот процентов за первый год работы, рекламируя себя в газете «Джорнел» на полосах в полстраницы как лучший в мире работающий фонд. Броудер, как и Йордан, был звездой, и я в числе других репортеров, пишущих о бизнесе, хватался за возможность изловить его за поеданием гриля из хвостов лангуста в «Гастрономе», подозрительно роскошном месте, где даже кабинки в туалете были отделаны резным черным мрамором.

Несмотря на миллиарды Броудера и Йордана, это все же был действительно российский ренессанс. Правда, казалось, что возрождение России начиналось и заканчивалось в пределах МКАД – семидесятипятимильной кольцевой дороги, опоясывавшей Москву и концентрирующей внутри себя богатство всей страны. За пределами МКАД лежала совершенно другая Россия, та, которую Йордан и легион других инвестиционных банкиров, оказавшихся в Москве, не восхваляли в своих рекламных проспектах на глянцевой бумаге. Кому-нибудь из них стоило бы приехать в легендарный второй город России Санкт-Петербург (или Питер, как его ласково называют русские), чтобы оценить реальность.

В ту февральскую ночь, когда я впервые прилетел в Санкт-Петербург в 1997 году, была метель, и наутро я увидел бывшую столицу, всю покрытую толстым снежным одеялом. На рассвете внезапно налетевший снег водоворотом кружил около золоченого купола Исаакиевского кафедрального собора, облизывал колонны Зимнего дворца и танцевал вокруг зубцов Петропавловской крепости на другом берегу реки Невы. Наполовину скрытая туманом и падающим снегом, крепость на острове походила на подернутый дымкой кадр старого немого кино. Вдали, в западном направлении, раскинулся Финский залив, который, насколько хватало глаз, представлял собой покрытую льдом равнину.

В 10 часов утра термометр, установленный на здании городского правительства – бывшего Смольного института, получившего дурную славу «штаба большевиков», из которого Ленин руководил революцией, показывал минус пятнадцать градусов по Цельсию, когда я вступил на мостовую из обледенелых булыжников, боясь замерзнуть, пока охрана в форме проверяла мои документы.

– Вас нет в списке, – сказал охранник тоном, не допускающим возражений. Я был очарован увядшей славой Петербурга и его волшебными очертаниями по всей видимой линии горизонта, и вот теперь этот тип все разрушил.

– Позвоните в здание, – я нетерпеливо поежился. – У меня назначена встреча с заместителем мэра.

Охранник помрачнел и был готов прекратить дальнейший разговор со мной. Раз меня не было в списке, то я для него не существовал. С подобного рода отношением мне доводилось сталкиваться слишком часто на Украине. Какой-то мелкий чиновник с его глупыми штампами приводил меня в состояние полного расстройства, вплоть до нервного срыва.

– Позвоните, – повторил я свою просьбу и важно добавил: – Это относительно Олимпийских игр, – в надежде, что эти магические слова заставят его работать.